Для начала — дисклеймер, как теперь водится. Я с большим уважением отношусь к независимому латвийскому государству и считаю, что все его жители обязаны соблюдать все его законы (что не лишает их права обсуждать несовершенство этих законов или перегибы в их исполнении). И с не меньшим уважением я отношусь к прекрасному телеканалу «Дождь», который давал людям доступ к неофициальной точке зрения и неудобной для властей РФ информации еще в те времена, когда Ивар Аболиньш (ныне глава совета, лишившего телеканал лицензии) восхищался Путиным и призывал отгородить Украину от Европы, и даже задолго до тех времен.
Так что там с «Дождем»?
А что, собственно, случилось, если посмотреть чуть глубже, чем на отдельные слова и картинки (все мы порой можем ляпнуть что-то не то)? С моей точки зрения, «Дождь» сложился в России как узко нишевый канал, упрощая, «либеральной столичной тусовки». Это совершенно не плохо, раз есть определенная аудитория, может и должно существовать СМИ для нее. Розовый «Дождь», безусловно, не был закрыт и для остальной аудитории, но полагаю, что условный рабочий с «Уралвагонзавода» видел в нем что-то слишком гламурное, пафосное и, по сути, враждебное.
А потом случилась вынужденная релокация. Само это слово «релокация», взятое из жизни бизнесменов и айтишников, резко отличается от «эмиграции», которая всерьез и надолго. Релоцируются без особенных проблем те, кому все равно, откуда работать удаленно: из Москвы, Ташкента, Будвы или Антананариву. Где лучше климат, где комфортнее условия — там и посидим ближайший годик, а дальше посмотрим.
И вот «Дождь» получил лицензию латвийского телеканала. Но, думаю, мало кто из его сотрудников осознавал, насколько рижское общество отличается от московского. Да, они прежде приезжали отдохнуть на Взморье (так рижане называют Юрмалу), встретиться с друзьями и коллегами, но… не путайте туризм с эмиграцией, даже если она у вас называется «релокацией». И если ты не знаешь местных проблем, разломов, подковерных интриг — то все время будешь попадать по чужим болевым точкам. Особенно в странах Балтии, которые кажутся такими привычными и оттого понятными и в которых не принято слишком многое проговаривать вслух.
Янис с хутора или Иван с «Уралвагонзавода»?
Да, сам этот подход: «Мы тут у вас в Риге пересидим смутные времена, но все оставим как было у нас в Москве», — многим показался заносчивым имперством, пусть даже московские журналисты не имели этого в виду. Взять, к примеру, вопрос о дублировании всех передач на латышский язык. Конечно, он выглядит досадной формальностью, ведь сотрудникам «Дождя» вполне очевидно, что Янис с хутора смотреть их передачи не будет, у него совсем другие интересы и множество иных каналов для получения информации. Но вопрос о государственном языке — один из самых больных вопросов в латвийском обществе, поэтому любое, даже самое мелкое несоблюдение установленных правил может вызвать самую жесткую реакцию. Отчего это так, хорошо ли это, изменится ли это в будущем — не нам об этом судить, это просто данность, в нее надо вписаться, как надо вписаться в балтийский климат и пейзаж, если ты больше, чем турист.
А с другой стороны — ожидания, будто «Дождь» теперь станет каналом чисто латвийским и быстро научится описывать местные проблемы взвешенно и подробно, совершенно абсурдны. Во-первых, он не для этого создавался, а во-вторых, в Латвии своя русская журналистика уже есть. Итак, «Дождь» нужен нам и русскоязычным латвийцам как… хммм… как что? Как глобальный русский телеканал? Как память о том, что мы потеряли? Как все это вместе?
А может быть, еще и как альтернативный источник информации для Ивана с Уралвагонзавода? И тогда, пожалуй, не стоит начинать разговор с ним с того, что он презренный орк из Мордора, которому просвещенные западные эльфы желают всяческих бедствий? Может быть, надо показать ему, что как человек он вызывает хотя бы толику уважения и сочувствия?
Телевизор, которого нам не хватает
Мое глубокое убеждение состоит в том, что разговора с этим самым Иваном, а равно и с Марьей из уральского колхоза, и с Муратом из дагестанского селения нам сейчас катастрофически не хватает. Мы можем сколько угодно твердить себе самим, что в эпоху соцсетей и независимых сайтов любой человек при желании добудет любую информацию. Но они нас даже не услышат. Они придут, усталые, с работы, нальют себе чайку или пивка и включат ящик. А там…
И, кстати, с высокой долей вероятности и Янис с хутора, и Хава из киббуца, и даже Ivan из Кремниевой долины включат тот же самый ящик с российским госТВ, потому что сделано оно и очень профессионально, и на понятном языке. И даже если Янису отрубили трансляцию, долго ли в наши дни освоить vpn?
«Все эти восемь лет»© периодически раздаются разговоры: необходимо качественное альтернативное телевидение на русском языке. Узконишевых каналов, на которых два-три десятка оппозиционеров ходят друг к другу в гости и вместе ужасаются происходящему, уже слишком много — и в то же время недостаточно, если мы хотим повлиять на сознание широких народных масс. А влиять на них все равно придется, даже если не сейчас — и чем позже начнется этот процесс, тем труднее будет преодолеть отравление массовой кремлевской пропагандой. И если не изменить сознание людей, то не избежать нового витка диктатуры и агрессии в будущем.
Дешевле войны
«Дождь» подошел к этому идеалу ближе всех со своими блистательными расследованиями и документальными фильмами, с редкими, но яркими развлекательными передачами. Но он по-прежнему далек от того, чтобы из релоцированного московского стать глобальным русским телеканалом.
Такой канал может и должен включать в себя программы не только о России, но и о странах Балтии, Западной Европы, о США, Израиле и всех странах, где живут в общей сложности десятки миллионов людей, говорящих по-русски. Но он не может быть местным каналом одной из этих стран, иначе он не соберет ни аудитории, ни блестящих сотрудников, ни существенных денег и останется глубоко провинциальным, на уровне областного телевидения РФ. И он не должен быть сугубо пропагандистским, в стиле «как Останкино, только наоборот», он должен давать палитру мнений, весь набор фактов, включая «неудобные». И ведь такое русское телевидение возможно — это мы помним по девяностым.
Слишком дорого будет стоить такое телевидение, — скажут мне. Никто не захочет в него вкладываться, а если захочет — начнутся распилы среди своих, плавали, знаем. Ну да, ну да. А что, — спрошу я в ответ, — война вам обходится дешевле?
