Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Путинская аристократия: чего от нее ждать и есть ли она вообще?

Замечательное исследование генеалогии правящего слоя, которое провел «Проект», рождает больше вопросов, чем дает ответов. Неочевидно даже, действительно ли этот слой является правящим.
Ни Сергей Шойгу (стоит склонясь), ни Николай Патрушев не могут всерьез рассчитывать создать династию: все зависит от кагебешника Путина
Ни Сергей Шойгу (стоит склонясь), ни Николай Патрушев не могут всерьез рассчитывать создать династию: все зависит от кагебешника Путина kremlin.ru

Расследовательское издание «Проект» опубликовало огромный коллективный труд «Отцы и деды». Авторская команда под руководством Романа Баданина изучила 1329 биографий высших российских чиновников и у 76% из них обнаружила «родственников, также занятых в госуправлении, в бизнесе, связанном с господрядами… а также иные признаки потенциального конфликта интересов».

В созданной расследователями базе данных — 1012 биографий высших представителей путинского режима, а также прямые и косвенные сведения о 8 тыс. их родственников и свойственников. Масштабы сделанного вызывают восхищение.

Чем дышат бюрократы

Два основных вывода «Проекта»  такие:

  1. Непотизм правящего слоя поднялся до рекордного уровня. И правитель подает пример.
    «Путин — рекордсмен среди всех руководителей России за последние 100 лет (с момента свержения династии Романовых) по числу родни во власти и связанном с государством бизнесе. Он дал должности, как минимум, 26-ти родственникам и свойственникам… 
  2. Руководящий класс России является потомственной аристократией.
    «Режим все 25 лет правления несменяемого президента воспроизводит себя, на место стариков во власть приходят их наследники и наследники наследников. И эта аристократия ведет происхождение еще от советского начальства: «58% госслужащих (речь о высших чиновниках режима — С. Ш.) наследники советской номенклатуры или сами были ею».

При всей ценности проделанной «Проектом» работы, скажу, что ее выводы неочевидны.

Непотизм, т. е. служебное покровительство родне, — это воздух, которым во все эпохи дышала имперская бюрократия. Он процветал не только при Брежневе, но и при Ленине, и при Сталине. С той только разницей, что Сталин регулярно расправлялся с «покровителями», и их родня из категории привилегированных переходила в категорию гонимых. Но новые поколения «покровителей» вели себя точно так же, как предыдущие. 

Вычисленный в «Отцах и дедах» индекс непотизма (76%) — не особенность наших дней. Чиновничий протекционизм всегда был повальным.

Признаки «конфликта интересов», о которых с излишней озабоченностью сообщают авторы исследования, никогда не тревожили чиновников ни в советскую, ни в постсоветскую, ни в путинскую эру.

Их подлинная религия

Коллективная этика российского чиновничества — это этика мафии, а вовсе не этика гражданской службы. И качество управленческой работы путинской бюрократии, отнюдь не такое низкое, определяется ее страхом перед иерархией, вождем и карами за ошибки, а не параграфами правил прохождения службы.

Преувеличенное значение, приданное умозрительному «конфликту интересов», заставляет авторов «Отцов и дедов» то и дело сгущать краски. Вряд ли, скажем, Путин является рекордсменом непотизма.

Выявленные у него десятки облагодетельствованных родственников и свойственников — это почти поголовно какие-то двоюродные племянники на второстепенных должностях. Среди них только Анна Цивилева на заметном, хотя тоже не перворазрядном, посту замминистра обороны.

Сильный и постоянный интерес Путина состоит не в том, чтобы собрать коллекцию из максимального числа родственников при должностях, а в том, чтобы раскрыть секрет вечной жизни (это поручено одной из его дочерей), и одновременно подготовить продвижение на самый верх его сыновей и внуков. Вычисление формальных индексов непотизма мало что дает для понимания этих своеобразных процессов.

Но, конечно, опубликованная «Проектом» огромная коллекция личных историй высших чиновников, их родства, свойства, любовей, интимных связей и прочих приключений — захватывающее чтение, которое открывает логику поступков отдельно взятых персон и целых групп.

Полезны, хотя, подозреваю, и неполны расчеты пропитанности высшего слоя «силовиками», а точнее, гебистами. «Проект» оценивает их долю в 29% среди верхнего слоя управленцев в целом. В том числе 21% среди высших чиновников гражданских ведомств и 36% в самом главной правящей прослойке, называемой исследователями «Кремль».

Для полноты картины к этим цифрам надо добавить еще 20%. Это высшие чиновники, ближайшие родственники силовиков, надо думать, дующие с ними в одну дуду.

Превращение гебистов в костяк постсоветской правящей системы — объективное явление. И Путин больше его порождение, чем инициатор. Духовные ценности советских спецслужб, их мафиозность, конспирологическое сознание и пафосная державность были самой крепко сколоченной частью интеллектуального багажа правящего класса империи. Ничего удивительного, что они сделались не только этикой, но и религией властной машины РФ.

Проба на голубизну крови 

Что же до наследственного аристократизма этой машины, ее якобы происхождения от советской знати и предполагаемой способности привести во власть «наследников и наследников наследников»… — и то, и другое довольно сомнительно.

Родство 58% высших путинских чиновников с советскими номенклатурщиками, вычисленное в «Отцах и дедах», — почти всегда родство с мелкими советскими чиновниками, какими-нибудь директорами фабрик или райисполкомовскими бюрократами, а еще чаще со спецслужбистами среднего звена, которых в СССР были сотни тысяч.

Путинской армией не командуют потомки советских маршалов, анекдот про которых так любит Путин. И в его администрации нет внуков членов брежневского политбюро. Только Антон Вайно, внук третьестепенного члена ЦК, который в 1978-1988 годах руководил компартией Эстонской ССР. Подчеркнем: он там один такой.

Обрадованные интонации авторов «Отцов и дедов», когда им изредка удается выявить хоть каких-то интересных предков, скажем, революционного бакинского комиссара в качестве одного из четырех прадедушек пресс-секретаря Пескова, только выдают их предвзятость.

Конечно, капитаны путинской экономики — часто дети советских чиновников экономического профиля, пусть и не самых крупных. А начальники казенной культуры вполне могут происходить из «культурных» семей уровня директора театра. 

Но многозначительность, с которой «Отцы и деды» размышляют о древности рода какой-нибудь Ольги Любимовой, путинского министра культуры, вызывает улыбку: «Довольно трудно оценить, в каком поколении министр является чиновником. При советской власти ее родственники относились к номенклатуре от культуры, в XIX веке — управляли страной». Далее следуют рассуждения о каких-то царских губернаторах и даже о «родственной связи с Екатериной I».

По факту же Любимова — дочь московского номенклатурщика-середняка, и преемницей Мединского (сына обычного армейского офицера) назначена не за голубую кровь и даже не за свое прошлое столичной околокультурной тусовщицы, а за абсолютное послушание, с которым она выполняет любые приказы начальства.

Предельно простая знать 

Генеалогия большинства столпов режима очень демократична и находится в полной гармонии с генеалогией правителя. Не происходят от сколько-нибудь заметных начальников ни председатели палат Володин и Матвиенко, ни премьер Мишустин, ни руководитель Генштаба Герасимов, ни главы всех до одного охранительных ведомств — Колокольцев (МВД), Бортников (ФСБ), Бастрыкин (Следственный комитет), Краснов (Верховный суд), Гуцан (Генпрокуратура), Золотов (Росгвардия), Костюков (ГРУ), Нарышкин (СВР), Зорькин (Конституционный суд).

Наследственная аристократичность — не прошлое путинского правящего слоя, а желаемое им будущее. Номенклатурщики XXI века хотят добиться того, чего не добились их советские и постсоветские предшественники — сделать высшие начальственные статусы вечной собственностью потомков.

Пока длится путинское правление, его выдвиженцы слепили династии из двух, а то и из трех поколений. Самый удачный из всех проект — у семейства Патрушевых. Дмитрий, сын Николая, уже вице-премьер. Иногда в нем видят даже престолонаследника. Но свои достижения есть и у Чемезовых, и у Ковальчуков, не говоря о Кадыровых.

Однако судьба этих династий завязана на вождя. Чему пример судьба клана Сергея Шойгу: бывший министр обороны славился бесстыдством, с которым «раздавал важные должности либо позволял зарабатывать на связях с государством едва ли не всем своим близким, включая дочерей, свояченицу, тестя и любовницу».

Но многолетний любимец надоел правителю, и расцвет его династии сразу закончился. А окружавшие Шойгу генералы и вовсе сели в тюрьму. Хотя каждый из них еще недавно с полным оптимизмом выстраивал собственную династию. Остальные династии правильно поступят, если учтут этот опыт.

***

Аристократию делает аристократией вовсе не диктуемое биологией старание каждого отдельно взятого начальника передать статус по наследству.  Ее делает осознание себя элитой общества, которая готова нести ответственность перед ним и умеет отстоять свои привилегии перед высшей властью.

В России нет аристократии. Есть только начальство. Читаешь «Отцы и деды», и оно встает во всей красе. И этому начальству отмерен тот же срок, что и главе режима. Когда типичный его представитель Володин говорил, что, мол, не будет Путина, не будет и России, он мог подразумевать вполне реальную вещь. Не станет Путина – развалится и тот начальствующий слой, который он наложил.     

 

 

 

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку