Выбор Турции для первого зарубежного визита был во многом предопределен: эта поездка планировалась ещё папой Франциском и первоначально должна была состояться в конце мая, однако в связи с его кончиной была перенесена на ноябрь. Пропустить 1700-летие Первого Никейского собора было невозможно — это одно из центральных событий истории христианства, общее для церквей Востока и Запада. Организация визита потребовала невероятных дипломатических усилий: согласование государственных и церковных протоколов, жестких мер безопасности и не в последнюю очередь — богословских формулировок совместной декларации католиков с православными.
Символ веры
27 ноября Лев XIV провёл в Анкаре переговоры с президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом, сделав символическую остановку у мавзолея Ататюрка, и говорил о необходимости прекращения войн и о роли Турции как «моста между Востоком и Западом», как страны, которая «может и должна быть источником стабильности и мира» в регионе. В этих формулировках легко прочитывается прямая политическая поддержка: Анкара получает из уст папы подтверждение именно того образа страны, который она настойчиво продвигает в собственной дипломатии. И Лев XIV согласился промолчать о жгучей проблеме — превращении христианских храмов в мечети, прежде всего Святой Софии.
28 ноября — перелет в Стамбул и встреча с католической общиной в соборе Святого Духа и представителями христианских конфессий в храме Сирийской церкви. Затем вертолет доставил Льва XIV в Изник, а Вселенский патриарх Варфоломей и представители других христианских церквей добирались в этот небольшой город на автобусах, под усиленной охраной.
29 ноября папа посетил Голубую мечеть и совершил мессу на Volkswagen Arena.
Далеко не все знают название византийского города Никея, ныне Изник, но для Церкви это важнейшая координата — и богословская, и историческая. В 325 году здесь на Первый Вселенский собор собрались епископы всего христианского мира, чтобы ответить на основной вопрос христианского вероучения: кто такой Иисус Христос? Христианский мир был расколот. Арий и его последователи учили, что Сын Божий — творение, пусть и высшее, но не равное Отцу.
Собор отверг эту позицию и провозгласил: Христос — «единосущен Отцу» (греч. ὁμοούσιοντῷ Πατρί), то есть обладает той же божественной природой, что и Бог Отец. Это не философская тонкость. Если Христос — лишь творение, то христианство становится одной из форм почитания посредника между Богом и людьми. Если же Он — истинный Бог, ставший человеком, то в Нем все человечество действительно соединяется с Богом.
Никейский собор выбрал второй путь и закрепил его в Символе веры.
Именно к этому опыту обратились Лев XIV и Варфоломей, отправляясь в Изник — не на конференцию, а к развалинам древней базилики св. Неофита у озера. И это сам по себе сильный образ: место, где, по данным археологических раскопок, когда-то собирались участники собора, — теперь развалины. Ещё одна трагическая страница истории христианства.
Единство возможно
Турецкие власти сделали все возможное, чтобы юбилей не превратился в массовое христианское торжество. В Изник отправилась крайне малочисленная группа официальных лиц и журналистов — буквально несколько десятков человек во главе с папой и патриархом. Никаких паломнических групп, никаких торжественных процессий, никакого народного участия. Юбилей великого собора отмечался предельно скромно, под контролем служб государственной безопасности. И это был осознанный выбор Анкары: допустить символический жест, но не позволить ему обрести массовое измерение.
Центральным событием этого паломничества стало совместное чтение Никейского символа веры в его неизменной формулировке — без позднейшего добавления Filioque, разделившего Восток и Запад. Папа и патриарх произнесли те же слова, которые легли в основу Никейского исповедания, и тем самым показали: фундаментальное согласие по вопросу о личности Христа не утрачено. Это был не только богословский жест, но и декларация о намерениях: единство возможно. И движение к нему — это совместная молитва и общая вероучительная основа.
Не случайно именно здесь возникли протесты. Националистические и исламистские группы вывели протестующих в Бурсе и Изнике с плакатами «Мы не в Византии!» и обвинениями в «экуменическом заговоре». Акции были немногочисленными, но не остались незамеченными: часть турецкого общества болезненно реагирует как на возвращение христианской памяти о Никее, так и на любое усиление роли христианских общин. Папский визит — повод для разговоров о «вмешательстве извне», и особенно раздражает связка «Рим — Фанар»: Вселенский патриархат в этом контексте выглядит более влиятельным, это уже не только внутренний институт Турецкой Республики, но и проводник «внешнего влияния».
Встреча папы с Варфоломеем в Стамбуле 29 ноября становится продолжением Никеи. В патриаршем храме святого Георгия они снова молятся вместе, затем подписывают совместную декларацию. В тексте подчеркивается, что стремление к единству — не дипломатический проект, а послушание молитве Христа «да будут все едино»; единство описывается как цель, к которой необходимо «идти с терпением, через диалог в истине и любви».
Отдельно говорится о поиске решения, которое позволило бы католикам и православным ежегодно праздновать Пасху в один день, чтобы «радость Воскресения могла звучать в мире единым христианским голосом». Для Церквей Востока и Запада, сохранивших единые правила исчисления даты Пасхи, принятые на том же Никейском соборе, но использующих разные календари, это был бы важный шаг на пути к единству.
Ключевой моральный мотив декларации — отказ от религиозного оправдания войны. Папа и патриарх заявляют, что решительно отвергают любое использование религии для легитимации насилия, терроризма и агрессии: имя Божие не может служить прикрытием для вражды и ненависти. Это обращение направлено одновременно к политикам, использующим религиозный язык в военных целях, и к религиозным лидерам, которые слишком легко соглашаются оправдывать государственную политику. Очевидно, что эти утверждения — прямая критика позиции Русской православной церкви в отношении войны в Украине.
Из Стамбула Лев XIV отправился в Ливан, где служил мессу под открытым небом, молился у места взрыва в бейрутском порту и встречался с представителями христианских конфессий. Страна находится в глубоком экономическом и политическом кризисе, и само напоминание, что внешний мир готов слушать голос ливанских христиан и мусульман, стало жестом поддержки.
Возвращение в Никею — это сильный образ, в нем есть и надежда, и тревога. Пожалуй, он ключевой для понимания возможных путей к христианскому единству. Тревога связана с тем, что лишь юбилейные даты ведут к реальным действиям. Надежда — с тем, что Рим и Константинополь говорят уже не только о стремлении к единству, но и о путях его достижения.
