Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Евгений Чичваркин: «Россиян не нужно спрашивать, хотят ли они свободы, — нужно просто ее дать»

Евгений Чичваркин — российский предприниматель, бывший совладелец и сооснователь сети салонов сотовой связи «Евросеть». С конца 2008 года он живет в Великобритании и сейчас занимается там винным и ресторанным бизнесом. Кроме того, он участник антивоенного комитета, созданного россиянами за границей. Чичваркин поговорил с MT o том, что будет после Путина и какую национальную идею может предложить россиянам новая власть.
Евгений Чичваркин / instagram

— Вы приводили такую метафору в одном из интервью, что Россия больна путинизмом, как муравей, который болен грибком, и этот грибок заставляет действовать себе во вред. Можете предположить, как от этого грибка избавиться?

— Ну да, я говорил, что некоторые россияне больны кордицепсом, как муравьи — они одержимы грибом, лезут на самую верхнюю точку дальше вгрызаются в дерево, умирают, гриб прорастает через них и по ветру дальше споры разносит. Что нам делать? По большому счету я не могу сказать, что нам нужно лезть под пули, поэтому единственное, что стоит делать, — это общаться, читать, распространять правильную информацию. Это то, чем мы сейчас занимаемся. Вести социальные сети, опять-таки, кто уехал, кому безопасно, протестовать, уезжать, чтобы не платить налоги, не участвовать своими мозгами, своими силами [в поддержке режима].

— А какие вы видите реалистичные варианты того, как может закончиться путинский режим, какая-то будет точка экономически и политически, что будет происходить?

— Когда он закончится, они попытаются это скрыть. Фээсбэшники попытаются пропихнуть Патрушева и, скорей всего, пропихнут. Другая часть кооператива «Озеро» может попытаться пропихнуть Кириенко. Люди, которые чуть либеральнее, — Силуанова. В итоге, мне кажется, этот маятник качнется еще в худшую сторону на какое-то время, к сожалению.

— С этим ничего нельзя сделать? То есть только наблюдать?

— Ну а что мы можем сделать? Нет, ну не наблюдать, мы можем активно протестовать. Я уехал, я не могу говорить, что нужно жечь военкоматы и мусарни, потому что я сам так поступать не буду. Я не могу призывать совершать опасные действия, если сам их не намереваюсь совершать.

— Но вы сказали, что вот у этой новой власти, которая придет после Путина, будь то Силуанов или Патрушев, получится только на время удержаться. А что будет дальше?

— Скорее всего, они выведут систему из баланса. Дальше — то самое маленькое окно возможностей, про которое все либералы говорили, и к этому моменту нужна какая-то очень внятная программа, и экономическая программа, что еще немаловажно — какое-то видение национальной идеи, которого сейчас, к сожалению, практически ни у кого нет.

Во всяком случае нет ни одного, на мой взгляд, симпатичного видения национальной идеи. Как бы это примитивно не смотрелось, но мне кажется, что россиянам подошла бы национальная идея зарабатывать, жить хорошо, увлечься зарабатывательным соревнованием. Это не про величие, это низкая ступенька пирамиды Маслоу. Но зато это очень позитивно, и для этого нужно, чтобы не было никаких санкций, никаких глупых ограничений, лицензий, низкие налоги. Чтобы всех завлечь в большое соревнование по улучшению своей жизни.

Это не требует какого-то сверхобразования. Это требует только верткости, ума и тяжелой работы. И это наша нация умеет делать. А параллельно уже можно заниматься высокими материями: делать большую образовательную реформу, университеты строить и реформировать вообще все и вся, потому что ни полиция, ни суды в России не работают. Все, что касается государства, сгнило и ни к чему не годится.


— Если представить, что мы находимся уже в этой точке, где новая власть предлагает людям зарабатывать, то скорее всего, речь пойдет о том, что люди должны развивать бизнес. Что для этого нужно изменить в законах?

— Аркадий Новиков как-то посчитал, что в ресторанной сфере есть 2 миллиона ограничений в общей сложности. Это чушь собачья. Все должно быть проще: если у тебя ресторан — ты не должен травить людей. Если ты отравил человека, ты должен отвечать. Ты не должен допускать, чтобы на человека упал потолок. Если упал потолок, ты должен за это отвечать. А остальное-то зачем регулировать? И то же касается других бизнесов. 

— Что нужно отменить в первую очередь?

— Дерегулировать торговлю, полностью убрать руки государства из сельского хозяйства. Вообще за километр от сельского хозяйства не должно быть никого: ни налогов, ни каких-то проверок, нужно запретить вообще трогать фермеров и всех, кто связан с производством еды. Потому что на еде зарабатывать в такой северной стране — это абсолютно неверно. Еда — это должно быть насколько можно доступно, не должно быть такого, что домохозяйства тратят половину своих денег на еду. Тогда высвободятся какие-то деньги у людей на что-то иное.

Сейчас в основном законы сделаны для того, чтобы их невозможно было выполнить, чтобы вытолкать людей и компании на нарушение. А у законов должна быть другая цель: защита человека и компаний от посягательств компаний или государства.

Должно измениться целеполагание, а за этим последует переделка абсолютно всего, потому что сейчас у нас суд — не суд, менты — не менты, армия — не армия, спецслужбы — не спецслужбы, городские власти — не городские власти. Все, что должно обслуживать общество и человека, занимается вымогательством, бандитизмом и набиванием себе карманов, к тому же все это чудовищно перераздуто. И нужно все это для защиты маленькой верхушки, которой оно и управляется. Это гниющее, смрадное болото, а не государство, которое не дает стране и людям жить и развиваться. А сверху — жирная столица обезжиренной Руси.

— Если отменить запреты, этого будет достаточно для того, чтобы бизнес начал возвращаться в Россию и развиваться сам, или нужны будут какие-то дополнительные меры поддержки?

— В первую очередь, нужно отдать все захваченные территории в обмен на полную смену санкций и как-то договориться со всем миром о том, что никакого насилия больше не будет происходить. Нужно раз и навсегда закончить с передвижением границ. Чтобы этот вопрос больше вообще не поднимался никем и никогда. Конституционно закрепить: вот границы, и все.

Понятно, что мирный договор с Украиной будет стоить огромных денег, потому что наша мародерская армия там уничтожила такое количество всего, что непонятно, как и когда это можно будет восстановить. Придется платить репарации, здесь деваться некуда. Также понятно, что нужно будет со всем миром договориться. Это большая дипломатическая работа: убедить, что у нас нет больше каких-то жутких, кровавых аппетитов, и что мы хотим исключительно сосредоточиться на гражданском строительстве, торговле, созидании, обучении и инвестициях.

Когда этот договор будет — все вернется. Интерес, как мы видим, к нашим прекрасным недрам настолько огромный, что даже сейчас люди закрывают глаза на жуткие преступления, которые вытворяет путинская армия, и продолжают платить за газ, никель, палладий и золото, лес. После мирного договора тем более проблем не будет. 

Все это в целом несложно — нужно просто убрать из этого процесса государственные ручки, сделать низкие налоги, защищать права инвесторов — то есть нужна огромная судебная реформа. Сложность в том, что будет тотальное сопротивление на всех уровнях.

— Сопротивление чье, госслужащих? Чиновников?

— Людей, которые привыкли жить так, как они живут, которые встроены в коррупционные схемы.

— Нужна ли будет России помощь Запада для того, чтобы реализовать все, о чем вы рассказывали?

— У нас на своей земле есть столько всего, что можно это продать и купить себе все что угодно. Просто деньги нужно тратить не на войну, не тырить их по офшорам, не бессмысленно сжигать в огромной корпоративной неэффективности, а использовать на благо. Здесь пример — Эмираты: выкачали всю нефть, всю продали, на нее построили инфраструктуру, отели, бизнесы, дороги и университеты. Приблизительно этот же путь нужно будет проделать, и в этом нет ничего сверхъестественного. Просто воля нужна.

— А если говорить не о какой-то конкретной поддержке, просто о возвращении компаний, которые ушли из России?

— Все вернутся, как только снимут санкции, все вернутся.

— Инвесторы поверят России?

— Да куда они денутся, в 20 раз больше их будет, чем было. Многие огромные компании не то что ушли, а даже не успели еще зайти в Россию. Придут, с совершенно другими деньгами, в других абсолютно масштабах. Хочу напомнить, что Эрикссон в 1917-м году, после февральской революции, молниеносно штаб-квартиру из Швеции перенес в Санкт-Петербург, потому что казалось, что приходит нормальная власть с низкими налогами. Чистый, базовый, очень свободный капитализм. Это то, что нам нужно.

— Но многие западные компании в 90-е и в начале нулевых как раз так и думали, что в России теперь будет свободный капитализм. А теперь им пришлось уйти. Поверят ли они снова?

— Поверят конечно: жадность — страшная вещь. Более того, со всеми соседями будет активная торговля. Если все сделать в этой стране правильно. Жадность — это феноменально страшная штука. Не нужно просто окрысиваться на весь мир, махать ядерной дубинкой и вести себя как абсолютно обезумевший медведь с имбирем в жопе.

— В России все-таки было несколько периодов, когда можно было вести бизнес, но за это время компаний, которые известны на мировом рынке, появилось довольно мало. Почему?

— У нас не было никогда такого, чтобы бизнесу вообще никто не мешал. Сначала было сложное законодательство, но его можно было не исполнять. И платить бандитам. Потом законодательство стало в каких-то моментах попроще, но появились менты вместо бандитов. Потом законодательство опять стало усложняться, а к ментам еще добавились чекисты.

Просто спокойствие должно прийти на длительное время — узаконенный, закрепленный законодательный покой. И невмешательство в жизнь людей, в работу людей, в жизнь компаний со стороны государства. У государства будет огромная задача по возвращению всего украденного, по посадке и по люстрации, по реформам всех областей. А руки свои из жизни человека ему надо убрать.

Государство должно появляться, когда этому человеку помешал другой человек, компания или другая часть государства, когда он обратился за помощью. Государство — это ночной сторож. Днем его не должно быть видно. Да и ночью тоже не должно быть видно, пока к тебе в сад не залезли. Власть — не от Бога, это такая же сервисная работа, как официант, мойщик машины, не знаю, велорикша. Такая же функция у полиции и у чиновников — обслуживать жизнь человека. Никакой у них сакральности. Они не вожди никакие. 

— Вы упомянули люстрацию, а кого, по-вашему, нужно люстрировать, в каком количестве и как их отбирать?

— Должен быть какой-то консенсус, не знаю, можно прямо спросить людей, сколько крови они хотят пролить. В целом это должно быть жестко ограничено по количеству людей, по принципам, по времени, когда осуществлено преступление, — я бы его ограничил путинским периодом. И через какое-то понятное время этот список больше не должен никак дополняться и увеличиваться. Попасть туда должно ограниченное количество тысяч людей.

— Насколько сильным может быть сопротивление общества реформам? Мне кажется, после 90-х, если людям снова сказать: «Хотите ли вы жить в свободной рыночной экономике?», — большая часть ответит: «Ни за что!»

— А не надо спрашивать, нужно просто сделать. Это как очень уставшая, загнанная собака алеутская, в какой-то момент, если слишком сильно их гоняют, они иногда падают из-за того, что у них заканчивается сахар. И тогда вот этот горе-погонщик просто вкладывает ей в рот сладкий апельсиновый сок с витамином С и сахаром. И как только этот сахар с витамином попадает внутрь, она оживает. А так вообще лежит.

И так же, к сожалению, с нашими прекрасными людьми, им просто нужно на вкус дать попробовать это сладкое чувство заработка. И не нужно спрашивать — понравится вам свобода или нет. Потому что ее никогда толком не было. Все, что они знают о свободе, — это хаос, это все равно что северных корейцев или кубинцев спрашивать про свободу. У них может быть ром «Свобода», который они пьют каждый день, но сути свободы они не понимают и не поймут, пока 2 или 3 поколения в ней не проживут.

— А у вас есть какое-то условие, при котором бы вы вернулись в Россию?

— Должны быть комфортные законы и очень либеральный строй.

Полную версию интервью слушайте в подкасте «После Путина». 

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку