Ночью 6 июня российские силы подорвали плотину Каховского водохранилища, заявил президент Украины Владимир Зеленский. По его словам, произошедшее подтверждает для всего мира, что российскую армию «надо выгнать из каждого уголка украинской земли». «Ни одного метра нельзя им оставлять, ибо каждый метр они используют для террора», — подчеркнул Зеленский.
За неделю до подрыва плотины, в результате которой уровень воды в Днепре поднялся на 12 метров, а в зоне подтопления оказались более 80 населенных пунктов, правительство России разрешило не расследовать аварии на опасных объектах, возникшие в ходе «военных действий» и терактов.
Кремль незамедлительно обвинил в случившемся Киев. «Мы официально заявляем, что здесь однозначно речь идет о преднамеренной диверсии украинской стороны, которая была спланирована и осуществлена по приказу, поступившему из Киева, от киевского режима», — заявила пресс-секретарь президента Дмитрий Песков.
OSINT-аналитики на основе снимков со спутников предположили, что плотина могла разрушиться не из-за подрыва, а из-за полученных ранее повреждений. «Я далеко не инженер, но может, плотину разрушила матушка-природа, а не украинцы или русские?» — написал журналист Bellingcat Арик Толер.
Военные аналитики, опрошенные The Moscow Times, считают эту версию спорной. «Это 100% подрыв изнутри, а никакие не повреждения — не надо тут множить пустые сущности», — сказал The Moscow Times военно-политический эксперт Павел Лузин.
Именно российские войска имели все максимально благоприятные возможности произвести подрыв, так как они контролируют объект, а для украинской армии сделать это путем обстрела сложнее (хотя в принципе и это возможно), указывает военный обозреватель Давид Гендельман.
«Так как налицо гуманитарная и экологическая катастрофа, то каждая сторона разумеется обвиняет другую и приводит доводы в свою пользу. Теоретически возможна и версия, что разрушение произошло само, но это подозрительно удобный момент, прямо с началом украинского наступления, не раньше и ни позже», — рассуждает Гендельман.
Военные последствия разрушения ГЭС, по его словам, «амбивалентны».
«В ближайшие дни, пока вода высоко, это затруднит украинское форсирование Днепра в нижнем течении — если оно реально планировалось, иначе это просто прикрытие россиянами фланга «на всякий случай, — говорит Гендельман. — С другой стороны, наводнение разрушает первую линию обороны россиян на левом берегу: минные поля, укрепления, передовые пункты размещения. Но первая линия не единственная, а выше по течению обмеление Каховского водохранилища облегчает для ВСУ форсирование Днепра на этом участке — опять же, если оно планировалось».
Что касается стратегических преимуществ от подрыва, то он выгоден только российской стороне, уверен политолог Аббас Галлямов: «Я исхожу из того, что для отступающей армии выгодно появление водной преграды между ней и наступающей армией, которой придется все это форсировать. Поэтому у меня нет никаких оснований считать, что [ГЭС взорвала] не Россия».
Главный аргумент Кремля, обвиняющего Киев, состоит в том, что затопление разрушило укрепления на восточном берегу Днепра, которые российская армия много месяцев возводила, чтобы сдержать наступление ВСУ.
Но этот аргумент, считает Галлямов, не выдерживает критики. «Как они строят укрепления строят — мы видели в Белгороде и Брянске, — напоминает он. — Сначала Турчак говорит „мышь не проскочит“, а через неделю приходит „Русский добровольческий корпус“ и проходит через эти укрепления как нож сквозь масло».
Помимо преимущества в виде водной преграды российская армия получит ещё и моральное оправдание своего вероятного поражения, добавляет Галлямов. «Путинские генералы получат „алиби“ и смогут смело отступать, сказав начальству, мол, мы не столько ВСУ проиграли, сколько самой природе: Днепр затопил укрепления», — заключает он.
При желании найти ту или иную выгоду в подрыве можно для каждой стороны, возражает Гендельман: «Сейчас всех интересует «кто виноват», потому что гуманитарная и экологическая катастрофа налицо, и поэтому тема заряжена психологически и политически».
«Но в чисто военном плане тут важнее „что делать“, — продолжает эксперт. — Как стороны будут действовать с учетом этой новой сложившейся обстановки, это мы увидим, когда „спадет волна“, как медийная, так и реальная водная».