Первое. Прежде всего стоит обратить внимание на раннее завершение встречи Дональда Трампа с Владимиром Путиным; на отмену той части переговоров, которая должна была пройти в расширенном составе и ради которой Путин тащил с собой двух делегатов с экономическими компетенции — директора РФПИ Кирилла Дмитриева и министра финансов Антона Силуанова; на отмену ужина; а также — last not least — на то, что первоисточником информации об отмене стал Белый дом.
Москва по всем каналам посылала сигналы о более широком контексте и перезагрузке, вплоть до возвращения к переговорам об ограничении стратегических вооружений – он истекает 4 февраля 2026 года.
Вашингтон в ответ сигналил о потенциальном смягчении санкций.
Очевидно, в первые два часа встречи стороны зафиксировали блокер, который не только перевешивает все «морковки», но и делает простое продолжение переговоров и расширение контекста — знаком потенциальной приемлемости блокера. Иными словами, если продолжать, то на столе – неприемлемый вариант.
Предполагаю, что «вариант» может касаться не только и не столько Украины (не зря все эти заклинания о «первопричинах»). Трамп как бы сворачивает переговорный процесс и берет тайм-аут «для консультаций», демонстрируя, что брокер, неприемлемый вариант все же не на столе.
Второе. Стратегия Москвы в диалоге с Трампом очевидна ежу. В теории переговоров она из самых примитивных — называется anchoring («закрепление»).
Пример: торговля на восточном базаре. «Сколько стоит этот магнитик на холодильник?» – «100 евро! Но только для тебя, дорогой, 90 евро и только сегодня».
Красная цена магнитику — 1 евро, но в итоге его с радостью покупают за 5. Ты изначально делаешь заведомо неприемлемое предложение, как можно дальше от твоих собственных «красных линий», чтобы сместить зону возможного компромисса (ZOPA, Zone of Possible Agreement) в сторону уступок другой стороны: теперь каждый шаг от неприемлемого «якоря» к «середине» — это как бы совместные усилия и твой компромисс, подаваемый как победа другой стороны (95% скидки от 100 евро, а не 400% наценки).
«Инвестировав» в переговорный процесс, согласовав с третьими сторонами и т. д., переговорщик другой стороны уже мотивирован на компромисс, который типа все ближе к «вот-вот», хоть и в ущерб его собственным интересов, и поэтому не готов уйти из-за стола.
Скорее всего, предложение типа блокер было «пакетным», заранее не анонсировалось Стиву Уиткоффу, возможно, оно касается европейской безопасности в целом, и очевидно, выходит за рамки того, о чем может договориться Трамп без консультаций. Оно было сдобрено хорошими компромиссами по частностям, чтобы не закрыть вообще возможность следующих шагов, но, еще раз, было заведомо неприемлемым.
Третье. Фактор времени. И Трампу, и Путину надо выйти на какую-то сделку до середины 2026 года — самый крайний срок. Для Трампа важнее раньше. И не из-за «медалек» или Нобеля. Ему важно сфокусироваться на Китае в контексте вероятного обострения вокруг Тайваня – и не только.
Путин же понимает, что после американский выборов в 2026 году, когда демократы вернут контроль над хотя бы одной палатой Конгресса, шансов провести отмену санкций законодательно почти не останется. Более того, по всем показателям, высочайшая ставка ЦБ в России таки добила экономику, и год — это максимум, что она может протянуть в нынешней конфигурации.
Путину остается одно: максимальная эскалация сейчас, прежде всего военная, конечно, «мы за ценой не постоим», чтобы продать «деэскалацию» подороже. Продать так, чтобы и Трампу хватило на Нобеля.
Стабильного прекращения огня или заморозки фронта до этого всего ждать бессмысленно.
