Владимир Зеленский подписал закон «О принципах государственной политики национальной памяти Украины». В длинном документе ключевое место занимает неологизм рашизм. Это слово-кейс соединяет энглизированное название страны Россия с понятием фашизм и, таким образом, превращает режим Путина в новую разновидность тоталитаризма.
Еще в 2023 году украинский парламент в резолюции назвал рашизм новой государственной идеологией России. Но рашизм – вовсе не украинское слово: это чеченское лексическое изобретение, использовавшееся в 1990-е лидерами сепаратистов как боевой термин в борьбе против имперской политики Москвы.
На Западе термин рашизм стал известен благодаря историкам, например, Тимоти Снайдеру, который два месяца после российского вторжения употребил это слово в статье в New York Times. Снайдер выдвигает тезис о русском шизофашизме: русские везде видят фашистов в Украине, но слепы к фашизму собственному.
В академической среде идут споры: можно ли назвать режим Путина фашистским? Главное возражение — отсутствие гражданской массовой мобилизации и полная парализация общества в современной России.
Теперь вот украинский Институт национальной памяти уточнил закон о борьбе с рашизмом. Институт был создан по польскому образцу для продвижения государственной исторической политики. Как и в Польше, украинский институт больше склонен к консервативной интерпретации истории и нередко замалчивает проблемные её аспекты.
Историческая экспертная комиссия по заказу института формирует черные и белые списки людей и событий, связанных с символикой русской имперской политики от царских времен до наших дней.
Ничего удивительного: в черном списке оказались все русские монархи — от Петра I до Николая II. Однако интеллектуальные усилия экспертов в деле включения их в черный список незаметны, причина называется всегда одна и та же: цари занимали ведущие посты в органах власти и управлении Российской империи. Ну да.
И тогда особенно странно, что ни один советский лидер в списке не значится.
Сталин уж точно заслужил в нем место: он несет прямую ответственность за Голодомор 1932–1933 годов, он повинен в бессудных казнях главных украинских писателей в 1937 году.
Остальная часть списка выглядит вообще произволом: классический поэт Антиох Кантемир наказан за то, что российская танковая дивизия носит его имя, а Бородинская битва с Наполеоном — «событие, связанное с реализацией русской имперской политики».
Не менее странно выглядит та часть списка, где фигурируют великие русские писатели: в ней есть Михаил Лермонтов и Иван Тургенев. Лермонтов написал известное сатирическое стихотворение «Прощай, немытая Россия», в котором высмеивается тотальная слежка в «стране рабов и господ». Тургенев, либеральный писатель, даже подвергался домашнему аресту за чрезмерно восторженный некролог о Гоголе. Тургенев помог украинской писательнице Марко Вовчок опубликовать ее рассказы на русском языке. Украинский публицист Михайло Драгоманов возложил венок к могиле Тургенева.
Тем ярче выделяется отсутствие самого зловещего шовиниста и империалиста русской литературы — Федора Достоевского, который открыто презирал Украину, рекомендовал этническую чистку Крыма и жаждал захвата Константинополя.
Не меньше курьёзов вызывает и белый список.
Антон Чехов вдруг оказывается украинского происхождения, вероятно, за рождение в Таганроге на Азовском море. Его курортные поездки в Ялту дают основание утверждать, что его жизнь и творчество тесно связаны с Украиной. Физиолог, Нобелевский лауреат Иван Павлов, открывший условный рефлекс, тоже счастливчик: его достижения отмечены, а отношение к российской империи опущено.
Действия Института национальной памяти наглядно демонстрируют все причуды идеологической зачистки сложной общей украино-русской культурной истории. Экспертная комиссия выступает либо как полицейский совести, либо как орган канонизации.
В конечном счете, методика повторяет советские образцы: так же точно большевики произвольно выделяли какой-то один аспект биографии исторического деятеля и решали, отправить ли его в рай или ад советской исторической политики. Классический пример — Лев Толстой, чье общественно-критическое творчество Ленин называл «зеркалом русской революции». То, что Толстой был чужд марксистам и не принимал насилия, для советизации автора великих романов не имело ровно никакого значения.
