Не так давно, но еще до начала новой волны митингов, по российским социальным сетям, прежде всего саркастично настроенному твиттеру, прокатилась волна локальных, но тем не менее жарких споров об уместности и допустимости сравнения Алексея Навального с Гарри Поттером, героем саги английской писательницы Джоан Роулинг о мальчике-волшебнике.
По сюжету, Поттер выжил после смертельного заклинания, и его стали называть Мальчик-Который-Выжил, но потом он сдался главному злодею Волан-де-Морту (он же Тот-Кого-Нельзя-Называть), и злодей его вроде убил, но опять не убил на самом деле, после чего силы добра восторжествовали.
Финальные сцены самопожертвования Гарри Поттера, когда он идет добровольно в руки противника, хотя мог бы, наверное, скрыться, действительно, часто сравнивают с далеко не обязательным прилетом Алексея Навального обратно в Россию. Сравнивают иногда с излишними прямотой и пафосом.
Казалось бы, сравнение как сравнение. Каждый ведь использует тот культурный код, который ему доступен и близок. И если такое осмысление происходящих событий проще, то почему бы и нет. Однако в ответ раздался хор насмешливых голосов: «Почитайте уже другую книгу».
Дескать, вы все подряд измеряете по Гарри Поттеру. Это слишком в лоб, слишком очевидно, слишком тривиально. К тому же слишком слащаво и пафосно. Это тридцатилетним российским миллениалам сообщили их младшие братья — постироничные двадцатилетние зумеры.
Любопытно с этим зарифмовалось заявление депутата Государственной Думы Натальи Поклонской. Она тоже сравнила ситуацию с оппозиционным политиком с той же самой книгой Джоан Роулинг. Но у нее картинка получилась диаметрально противоположной.
Ситуация вокруг Навального вообще напоминает сказку про Гарри Поттера, где запрещено говорить вслух имя того, кого нельзя произносить вслух. Даже Волан-де-Морт не так страшен, как российский Навальный!– Наталья Поклонская, депутат Государственной Думы
Наталья Поклонская, 1980 года рождения, в этом споре поколений скорее ближе к российским миллениалам. Когда на русском языке вышла первая книга про Гарри Поттера, она была еще юной девушкой и вполне могла быть частью того феномена конца девяностых — начала нулевых, когда миллионы людей жили и росли с мальчиком, который выжил, погружаясь в его волшебный мир.
Объяснить реверсивность оценок не сложно. Только в кино про Джеймса Бонда люди склонны сами идентифицировать себя как суперзлодеев, а их подручные вполне осознают, что находятся на стороне зла. В обычной жизни за редчайшими исключениями никто не хочет находиться на темной стороне силы, а если на ней оказывается, то сразу включает психологически сложные защитные механизмы — или агрессию, или цинизм, а то вот переворачивание с ног на голову.
Это не вы Гарри Поттер, говорит протестующим Наталья Поклонская, а мы (правда, она не уточняет, кто именно в действующей власти Гарри Поттер), а вот темный волшебник — это вы!
Впрочем, интересна здесь не столько эта этическая чехарда в духе инь-янь с выворачиванием черно-белой картины мира наизнанку и обратно, сколько отсутствие пригодного для общественной дискуссии единого пространства культурных референций.
Вот тридцатилетние протестующие и сорокалетние их оппоненты вспоминают Гарри Поттера, и им это кажется естественным и логичным. Ведь все же смотрели и читали (оптическое искажение). Одновременно и для младшего (те самые зумеры), и для старшего (поколение Владимира Путина) они выглядят нелепо.
Но откуда черпать тогда сравнения? Из какой части культурного кода? Алексей Навальный, например, на последнем судебном заседании по его апелляции сравнил происходящее в России со сказкой Корнея Чуковского «Тараканище». Опять же, для него, человека 1976 года рождения, это логично. Для пресловутого поколения TikTok, о котором так много было сказано в последнее время, это вообще что-то древнее. Сейчас в чести другие сказки и другие мультфильмы, и далеко не в каждой семье ребенку читают Чуковского.
Сам же президент Путин и вовсе любит отсылать в своей речи к анекдотам, присказкам и прочему народному фольклору — или, как говорят его критики обычно, к языку ленинградской подворотни. Это, кажется, не близко и эстетически, и по смыслу вообще всем, кто сейчас младше 50.
Так есть ли на этом поле политических баталий единый культурный код? Вы скажете: Пушкин. Или Толстой. Или Чехов. Или Достоевский. И, наверное, вы будете правы. В конечном счете выходит, что кроме великой русской литературы у нас не остается единого языка для разговора. Ни Гарри Поттер, ни ленинградские анекдоты, ни сказки Чуковского, кажется, не позволят всем нам договориться.
А вот Пушкин — еще может быть.
