По отношению к Александру Пушкину и сейчас интенсивно развивается тот самый процесс, который в свое время замечательно определил Владимир Сергеевич Соловьев:
«При сильном желании и с помощью вырванных из целого отдельных кусков можно, конечно, приписать Пушкину всевозможные тенденции, даже прямо противоположные друг другу: крайне прогрессивные и крайне ретроградные, религиозные и вольнодумные, западнические и славянофильские, аскетические и эпикурейские. Довольно трудно разобрать, какой из двух оттенков наивного самолюбия преобладает здесь в каждом случае: желание сделать честь Пушкину причислением его к таким превосходным людям, как мы, или желание сделать честь себе через единомыслие с нами такого превосходного человека, как Пушкин».
Часто это заключается не только в произвольном толковании, но даже и в приписывании поэту чужих текстов. Разница только в том, что в коммунистическую эпоху приписывались тенденции вольнодумные («Кишкой последнего попа // Последнего царя удавим»), а сегодня (очень часто) религиозные («Я слышал в келии простой // Старик молитвою чудесной // Молился тихо предо мной»).
Последние строки (скорее всего принадлежащие раннему Фету) я привел не случайно. Это упоминание о молящемся старике стало одной из основ, на которых строится легенда о встрече Пушкина с преподобным Серафимом в 1830-м году. Легенда эта современная. Уже написано много статей, претендующих на роль историко-литературных исследований, снят «документальный» фильм «Сон в июльскую ночь».
Желание устроить (пусть с запозданием почти на два века) «свидание» двух величайших русских людей совершенно понято с точки зрения эмоциональной: очень хочется. Поэтому и нет никакого смысла разбирать пушкино-серафимовскую легенду с точки зрения историко-литературной: эмоций этим всё равно не перешибешь. Да ни один уважающий себя литератор или историк и не возьмется за такой разбор потому, что вся концепция построена на натяжках и вымысле.
Вот есть, например, работа, доказывающая, что такого человека, как Александр Сергеевич Пушкин, вообще никогда не было на свете, а все произведения, автором которых он считается, — мистификация Жуковского, Василия Львовича Пушкина и Дениса Давыдова. Что же, и это надо научно опровергать?
К легенде следует относится как к легенде — художественному вымыслу романтического толка. Да, конечно, литературное произведение может при определенных условиях затмить собой фактическую правду: «Тьмы низких истин нам дороже // Нас возвышающий обман».
Когда вышел в свет роман «Война и мир», историки были в ужасе от того, каким Лев Толстой изобразил Михаила Кутузова. Ну, и где теперь эти историки? — Только в своем замкнутом научном мире. А в сознании людей будет всегда только один Кутузов — толстовский. Но для того, чтобы творческая истина победила фактическую правду, нужно одно непременное условие — произведение должно быть гениальным.
Вот когда будет создано такое произведение о встрече Пушкина и преподобного Серафима, тогда и можно будет практически забыть, что этой встречи не было в исторической реальности.
Но смею утверждать, что такое произведение создать невозможно. Потому, что акт художественного творчества «отменяет» фактическую правду только в том случае, когда за счет этой «отмены» он выходит на высшую истину.
А вот этой истины не заложено в пушкино-серафимовской легенде. Величайший русский святой и величайший русский писатель не только не встречались, но и не могли встретиться. Нет, конечно, два человека — Серафим Саровский и Александр Пушкин — могли столкнуться на жизненном пути. И это стало бы фактом их биографий.
На этом, собственно, и строится творимая ныне легенда.
Однако дело в том, что речь идет не просто о людях, пусть и великих. На расстоянии двух веков отчетливо видно, что Пушкин и преподобный Серафим — личности, в которых воплотился дух русского народа и которые во многом определяли его судьбу. Поэтому их встреча не могла быть частной, а должна была быть провиденциальной для всей России. Это был бы величайший духовный перелом, дерзостный прорыв. Но его не произошло.
Это и означает, что встречи не было.
Попытаюсь объяснить, почему я говорю о переломе и прорыве в русской истории и культуре. Для этого нужно вернуться к их истокам.
В Древней и Московской Руси взаимоотношения Церкви и культуры были естественными, природными. Церковь вмещала в себя как религию, устремленную к Богу, так и культуру (в широком смысле слова), устремленную к земному миру. Древнерусская литература родилась в лоне Церкви и составляла ее неотъемлемую часть, поэтому она и была ориентирована на постижение истины.
В конце XVII — начале XVIII столетий Петр Первый произвел в России культурную революцию, результатом которой стало создание новой культуры по западному образцу. Естественно, что и перед литературой были поставлены новые, принципиально иные цели.
Во-первых, удовлетворять потребности государства и общества в плане идейном.
Во-вторых, стать одной из отраслей развлечений — к этой же области развлечений можно отнести и чисто эстетическое наслаждение искусством.
Церковь и религия вообще, образующие начала литературы, были резко отстранены от нее. Однако вскоре выяснилось, что этот разрыв носит внешний характер. Темы, формы, назначение литературы были новыми, внутренняя же установка осталась прежней. Сказался эффект «неразорванной пуповины»: устремление к высшей истине продолжало внутренне связывать новую литературу с породившим ее началом — православной церковью. Отсюда — вечная трагическая тональность русской литературы, неразрешимость конфликта между той западной формой, которая была ей навязана, и внутренней религиозной целью — поиском пути к постижению истины.
В силу того, что всё послепетровское образованное общество было отделено от Церкви, церковно-религиозный путь к истине для него стал труднодоступен. По разным причинам миссия поиска иной дороги к той же цели выпала на долю литературы. Каждый значительный русский писатель, начиная с Ломоносова и Державина, рассматривал свою деятельность как один из путей постижения истины, а именно — мирской путь.
Весь XIX век — это восстановительный процесс после потрясения, вызванного петровской революцией. Он шел по многим направлениям, но главным из них было духовно-культурное. Символом религиозного возрождения стало явление преподобного Серафима, культурного — Пушкина. Однако страшной и во многом определяющей трагедией России явилось то, что эти две линии не смогли (или не успели) соединиться: культура церковная и культура светская существовали обособленно, редко пересекаясь, а чаще даже прямо противопоставляясь друг другу. Николай Бердяев писал:
«В начале XIX века жил величайший русский гений — Пушкин и величайший русский святой –Серафим Саровский. Пушкин и святой Серафим жили в разных мирах, не знали друг друга, никогда ни в чем не соприкасались».
Почти не соприкасались в это время не просто два человека, а два мира: церковный и культурный. Именно из-за этого не преодоленного разделения Церкви и культуры русский XIX век, достигнув величайших духовно-культурных пиков на уровне отдельных личностей, не смог преобразовать общество и государство в целом, вернуть их на естественный путь развития.
XX век с его богоборческой составляющей, естественно, не мог решить проблемы, о которой здесь говорилось. Но и этот век закончился. После падения коммунистического строя светская культура обрела полную свободу, к которой так стремилась на протяжении нескольких столетий. Результат оказался ошеломляющим: эта культура мгновенно умерла. Выяснилось, что существовать она могла, только противодействуя какой-то внешней силе. В условиях полной свободы она сразу же потеряла все ориентиры и смысл своего существования.
Свято место оказалось пусто. Надо прямо признать, что современной культуры у нас нет. Но есть все предпосылки, чтобы ее создать. Прежде всего, у нас есть великое наследство. Православная церковь сохранила и донесла до нашего времени высшие духовные идеалы. Духовный прорыв совершила и русская культура. Однако в наследство нам досталось и то, что начиная с XVIII столетия, духовно-религиозное и культурное развитие механистически разъединялись и прямо противопоставлялись.
Трагическим символом этого разъединения стала невстреча двух современников — величайшего подвижника преподобного Серафима и величайшего поэт Пушкина. Устранение разрыва между христианским миропониманием и культурно-историческим творчеством, создание на этой основе современной русской культуры должно стать сейчас одним из главных направлений (а может быть, и самым главным) русской духовности.
Если мы эту задачу выполним, то преподобный Серафим и Пушкин действительно встретятся.
