Заполнение центральной власти выходцами из Ленинграда — Петербурга началось примерно за 10 лет до Путина, еще в конце 1980-х. Это выглядело как реванш «великого города с областной судьбой».
Публикация подготовлена медиапроектом «Страна и мир — Sakharov Review» (телеграм проекта — «Страна имир»).
Нашествие рождает вопросы
После «Ленинградского дела» (рубеж 1940-1950-х годов) северная столица почти сорок лет не поставляла в Москву важных фигур. Теперь они стали прибывать волна за волной.
Депутатский съезд 1989 года сделал общенациональными звездами ленинградских политиков и общественных деятелей Дмитрия Лихачева, Анатолия Собчака, Юрия Болдырева, Галину Старовойтову. В 1992 году зампредом российского правительства стал Анатолий Чубайс. В 1996-м он возглавилпрезидентскую администрацию и на короткое время стал де-факто регентом при больном Ельцине.
В 1997–1998 годах клан Чубайса не устоял в верхушечных интригах и был разгромлен. Но это не помешало петербургскому нашествию, оно лишь ширилось. К концу 1990-х во главе Госдумы стоял ленинградский коммунист Геннадий Селезнев, в кабинете Евгения Примакова несколько важнейших фигур были из Петербурга, а главное, оттуда же происходили оба основных претендента в ельцинские наследники: министр внутренних дел Сергей Степашин и директор ФСБ Владимир Путин.
В первое десятилетие путинской власти экспансия петербургских кадров в федеральные органы власти достигла, вероятно, высшей точки. Это выглядело как оккупация.
В начале XXI века охранительными и военными ведомствами руководили Николай Патрушев, Сергей Иванов и Борис Грызлов, президентской и правительственной администрацией — Игорь Сечин, Виктор Иванов, Дмитрий Медведев и Дмитрий Козак. Экономикой — Алексей Кудрин, Герман Греф и Андрей Илларионов. Отсюда тогдашние анекдоты типа:
— Здравствуйте! Я звоню из Санкт-Петербурга.
— Почему вы сразу угрожаете?
Друзья путинского детства и отрочества быстро делаются миллиардерами. Из Петербурга происходят и оба кандидата в зиц-наследники Путина: Сергей Иванов и Дмитрий Медведев. Второй из них после кастинга (2006-2007) становится подставным президентом (2008-2012).
Лишь в 2010-х годах феномен «московских петербуржцев» сходит на нет. Они сливаются с московским пейзажем и растворяются в массах путинского чиновничества. В знак признания этого факта «петербургские» анекдоты выходят из употребления.
Отсюда три вопроса.
Какие качества объединяли выдвиженцев из Петербурга?
Были ли они представителями и избранниками петербургских масс?
Каковы были механизмы их продвижения в Москве, помогала ли им «петербургская мафия»?
Дети безвоздушья
Урожденных ленинградцев среди «московских петербуржцев» было мало. Это сам Путин и еще немногие. Собчак, Чубайс, Селезнев, Старовойтова, Кудрин, Греф — никто из них не родился в Ленинграде. Это не мешало им быть ярко выраженными ленинградцами-петербуржцами, носителями оттенков петербургского характера.
Все они вступили во взрослую жизнь и получили высшее образование в провинциальном советском Ленинграде. Почти все — в эпоху правления там Григория Романова (первого секретаря обкома в 1970–1983 годах, к царской династии отношения не имел), который и сам не был местным уроженцем. Именно факт прохождения романовской закалки украшает то, что римляне называли «cursus honorum» —«путь чести» (по-нашему — объективку) почти каждого «человека из Питера».
Собственно, Романов был первым ленинградцем, который надумал завоевать Москву. В 1984–1985 годах он попытался стать генсеком в качестве представителя молодого поколения членов политбюро (тогда ему было немногим больше 60 лет), шефа военно-промышленного лобби и сторонника жесткой линии. Проиграв Горбачеву, Романов безвозвратно исчез с радаров. Но не кто иной как этот непопулярный в городе градоначальник, антиинтеллектуал, юдофоб и самоуверенный администратор определил дух доперестроечного Ленинграда и наложил печать на всех выходцев из него.
Позднесоветский ленинградский стиль — это соединение серости, служебного усердия и продвинутого технократизма. Любые самочинные попытки умствовать удушались железной рукой, А вот желание совершенствоваться в практических навыках поощрялось и даже предписывалось: при Романове Ленинград получил огромные инвестиции в военную промышленность и военно-прикладную науку.
Смычка партии и КГБ в романовском Ленинграде была теснее, чем в Москве. Не только преследования инакомыслящих, но и зажим вполне лояльных либеральных интеллектуалов были здесь гораздо жестче. И вряд ли случайно память Романова была по отмашке Путина почтена мемориальной доской задолго до того, как культ советских вельмож стал повсеместным. Идиллический образ советского прошлого у Путина и путинцев — это личные воспоминания не столько о брежневском СССР, сколько о Ленинграде эпохи Романова.
Романовский Ленинград гораздо меньше, чем Москва, общался с Западом. В нем было куда меньше блатных вакансий: здесь не готовили дипломатов и работников внешней торговли. Зато в городе селились отставные офицеры (Чубайс и Кудрин — как раз из таких семей). Сюда могли приехать на учебу родившиеся в ссылках, как немец Альфред Кох или ингерманландский финн Владимир Яковлев.
Учебные места в немногих привилегированных заведениях, в первую очередь, в Ленинградском госуниверситете, занимали не только потомственные интеллигенты и дети начальства (его здесь тоже было намного меньше, чем в Москве), но и выходцы из народа или, скажем, из простых гебистов или офицеров, с простыми же технологиями дальнейшего продвижения: по специальной линии. Как, например, Путин, Сечин, Виктор и Сергей Ивановы.
Романовский Ленинград, принудительно задвинутый в глубинку мегаполис, — без воздуха, инициативы и перспективы, — породил особых людей: с затаенными амбициями, внутренне зажатых, зачастую хорошо образованных и обязательно целеустремленных. В их кругу высоко ценились усердие на казенной службе, приспособляемость, исполнительность и дисциплина, замешанные на неприязни к московскому духу предприимчивости.
Прямых выдвиженцев Романова среди «московских петербуржцев» почти не было. Разве что Геннадий Селезнев, коммунист повышенной гибкости, который при нем редактировал городскую «молодежку», а в 1996–2003 годах председательствовал в Госдуме, и Валентина Матвиенко, руководительница комсомольского обкома, доросшая в конце концов до председательства в верхней палате путинского парламента.
Искали замену партократам
В эпоху свободных выборов петербуржцы начали с того, что проголосовали против номенклатурщиков. В1989-м по общегородскому округу (т. е. при участии всех ленинградских избирателей) с разгромным счетом победил вовсе не местный житель, а приехавший из Москвы следователь Николай Иванов, разоблачитель «узбекской мафии». Он набрал 61% голосов в первом же туре, а главные городские либерально-перестроечные активисты получили по 5% и меньше. Этот эпизод раскрыл многое, но быстро забылся.
Тогда же, на выборах по округам, на которые был нарезан город, больше всех голосов (74%) получил инженер Юрий Болдырев, радетель порядка, справедливости и всевозможных формальностей, безо всяких на то оснований считавшийся демократом. Ярко выраженная антиноменклатурность ленинградцев, показанная на первых же свободных выборах, заслонила тот факт, что их героями становились вовсе не свободолюбцы, а охранители и справедливцы.
Местная версия либерализма никогда не была здесь преобладающей и заметно отличалась от московской. Когда возникло «Яблоко» (Болдырев дал партии букву Б и был в 1993–1995 гг. вторым из его вождей: первым — Явлинский, третьим — Владимир Лукин), Петербург на несколько лет стал главной его цитаделью. Интеллигенты из распавшегося ленинградского ВПК чаще видели своих заступников в«Яблоке», чем в гайдаровцах-чубайсовцах.
Пока Борис Ельцин воспринимался как гонитель партократов, он был здесь почти так же популярен, как в Москве. В 1991-м на президентских выборах за него голосовало 67,2% петербуржцев (в Москве — 71,9%, по России– 57,3%). Зюганов и Жириновский в 1990-е были тут совершенно непопулярны.
На мэрских выборах в том же 1991-м Анатолий Собчак в качестве антикоммуниста и поборника порядка собрал 66,1% голосов в первом же туре. Но на следующих выборах градоначальника, в 1996-м, первый тур принесему всего 29% голосов, а во втором он проиграл своему заместителю — «крепкому хозяйственнику» ВладимируЯковлеву. И это было антиэлитистским, а не номенклатурным реваншем. Собчак смотрелся сановником, а Яковлев был выходцем из низов, местные номенклатурные гранды никогда не видели в нем вождя.
Тогда же, в 1996-м, в первом президентском туре за Ельцина проголосовали только 49,6% петербуржцев (в Москве — 61,2%), зато за генерала Лебедя — 14% (в Москве — 9,6%), а за Явлинского — 15,1% (в Москве — всего 8%).
На следующих (и последних конкурентных) президентских выборах, в 2000 году, симпатии поменялись. Явлинского тогда поддержали всего 10,6% петербуржцев и целых 18,6% москвичей. Зато Путин, «свой», далеко превзошел здесь и московские, и общероссийские показатели: он получил 62,4% голосов петербуржцев против 46,2% голосов в Москве и 52,9% в России в целом.
Меньше голосов, чем в среднем по России, Петербург давал Путину начиная с 2012-го (соответственно, 58,8% и 63,6%). Но это была уже другая эпоха.
В 1990-е избранниками петербуржцев сначала были Николай Иванов, Юрий Болдырев и Анатолий Собчак. Но их быстро разлюбили. Очевидных общественных кумиров до конца 1990-х в Петербурге так и не появилось. Чубайс никогда не был любимцем петербуржцев. Сколько-нибудь заметной городской фигурой не был в1990-е и Путин. Симпатии к нему вспыхнули только тогда, когда он сделался правителем.
Недостаточно влиятельные друзья
В 1990-е годы Путина в городе не знали, и поддержка петербургского общественного мнения никакой ролив его карьере не сыграла. Некоторые стадии его подъема вверх и сегодня остаются неясными.
Путин не был выдвиженцем своих полукриминальных товарищей детства и отрочества. Он сам потом их продвинул и обогатил. Круг его петербургских друзей 1990-х, упрощенно называемый «кооперативом „Озеро“», тоже был не настолько влиятельным, чтобы всерьез помочь ему в продвижении. И даже сообщество чекистов, частью которого он всегда себя ощущал, не имело собственных рычагов, чтобы сделать его вождем.
«Путинские» чекисты петербургского происхождения составились из двух призывов — из тех, кто по его приглашению занял высшие посты в ФСБ, когда он вернулся туда в 1998-м, и из тех его сослуживцев и знакомых, кем он, уже став правителем, заполнил все должности подряд.
Когда Путина летом 1998 года назначили директором ФСБ, он сразу же смог поставить своими первыми замами петербуржцев Николая Патрушева и Виктора Черкесова, а просто замом — давнишнего приятеля Сергея Иванова. В чекистской иерархии все они стояли выше Путина, а первые двое — значительно выше. В начале 1990-х они занимали в органах генеральские должности и вряд ли видели в скромном подполковнике равного себе. В следующие несколько лет, наблюдая служебные взлеты и падения Путина, они были с ним знакомцами, а не членами его клана.
Нет сведений, что до 1998-го подполковник Путин стоял во главе какой-то верной ему группировки петербургских чекистских генералов.
Дороги, которые вдруг сошлись
Превращение подполковника Путина всего за семь лет, с 1990-го по 1997-й, в одного из важнейших московских вельмож, стало побочным результатом недолгого взлета петербургско-московского клана Анатолия Чубайса и внезапного падения городской администрации Анатолия Собчака.
Чубайс, карьерист реформаторской складки и талантливый менеджер, в начале 1980-х сблизилсяс Егором Гайдаром и его московской группой экономистов. В 1990-м в качестве перестроечного активиста он был принят на службу в городскую администрацию и занимался там прогрессивными по форме и утопическими по содержанию хозяйственными проектами. Собчак довольно быстро перестал его продвигать, но в ноябре 1991-го Гайдар забрал Чубайса в Москву — на должность верховного приватизатора, председателя Госкомимущества.
Переход Чубайса в правительство реформаторов был неизбежен, поскольку осуществлять рыночный переход должна была группа Гайдара, а Чубайс в ней состоял и признавался самым сильным организатором. Часть его окружения осталась в Петербурге, а часть переместилась с ним в Москву.
Тем временем в Ленинграде сформировалась администрация Собчака, вторым человеком в которой оказался Путин — что стало следствием сцепления субъективных и даже случайных обстоятельств.
В марте 1990-го Собчак надеялся стать преемником перешедшего в президенты Горбачева на посту председателя Верховного совета СССР, но мечта не сбылась. А в новоизбранном Ленсовете депутаты-демократы как раз искали себе руководителя. Собчак махнул рукой на союзную карьеру и в апреле 1990-го был доизбран в Ленсовет. В мае он его возглавил, а год спустя избрался в мэры.
Тогда же, в мае 1990-го, советником нового председателя Ленсовета стал Путин, не особо удачливый офицер КГБ. Незадолго перед этим он вернулся из ГДР и занял должность советника ректора родного для Собчака ЛГУ. О причинах, по которым дороги Путина и Собчака вдруг сошлись, единого мнения нет. Но альянс стал крайне продуктивным для обоих.
За несколько лет Путин вырос до главного из трех первых замов Собчака. Путин замещал Собчака по административной части и исполнял его обязанности, когда тот бывал в отъезде. Два других первых зама, чубайсовец Алексей Кудрин и будущий градоначальник Владимир Яковлев, ведали соответственно экономикой и городским хозяйством.
Выгода, которая стала решающей
Из главных петербургских чинов Путин был самым незаметным, большинство горожан его вообще не опознавало. Но чувствовал он себя уверенно и, судя по дальнейшему, подружился с коллегами по городской администрации — Алексеем Кудриным, Альфредом Кохом, Дмитрием Козаком, Германом Грефом и пр. Эти связи открыли перед ним уникальные возможности.
Его уверенное движение вверх объяснялось скорее всего личным чиновничьим усердием и тогдашней открытостью властной машины. Нет убедительных доказателств, что Путина протолкнула вверх какая-либо мафия, воровская или спецслужбистская.
Скандал 1992 года, в котором Путин выступил главным подозреваемым (см. так называемый Доклад Салье) был частью борьбы рассорившихся Ленсовета и собчаковской мэрии. Скорее всего, в нем тогдашняя коррупция Путина была несколько преувеличена. Видимо, он брал по чину и, уходя из петербургской администрации в 1996-м, не был сверхбогатым человеком.
В июне 1996 Собчак с минимальным счетом проиграл выборы градоначальника своему заму Яковлеву, отстав от него во втором туре на 28 тыс голосов (1,7%). Если бы тогда Собчак выиграл, то Путин в следующие 2-3 года продолжал бы служить в Петербурге. Это были самые важные с точки зрения борьбы за роль преемника Ельцина годы, и «главный приз» тогда взял бы кто-то другой. Но ставший делом случая разгром администрации Собчака перебросил Путина в Москву.
Руку помощи оказавшимся не у дел землякам и друзьям протянул Чубайс, который по удачному для них стечению обстоятельств как раз летом 1996-го достиг высшей точки в своей московской карьере. В качестве шефа президентской администрации он выглядел в тот момент кем-то вроде главного заместителя Ельцина. Клановое мышление было характерно для Чубайса в самых острых и прямолинейных формах. Ближайшие его сподвижники опознавались по тому, как послушно они следовали за ним во всех его перемещениях, легко меняя специализацию сообразно очередному участку работы патрона.
Создать в Москве всемогущую петербургскую мафию Чубайс не сумел, хотя инстинктивно к чему-топодобному и стремился. Но на очень короткое время, буквально на несколько месяцев, он к своей цели приблизился. Ровно в это окно возможностей влез Путин.
Основным объектом опеки Чубайса после краха администрации Собчака стал, естественно, его близкий друг Кудрин. Его Чубайс поставил во главе Контрольного управления администрации президента. Но попутно какая-то доля заботы досталась и Путину. Его устроили в президентское Управление делами. С собой в Москву Путин смог перетянуть только верного помощника-чекиста Игоря Сечина и еще одного-двух подручных.
В клане Чубайса Путин никогда не воспринимался как вполне свой. Это обернулось для него решающей выгодой. Путин успел извлечь все возможные плюсы от сотрудничества с кланом, а потом удачно уклонился от служебных бедствий, которые на него посыпались.
Надежный участник дележа
В марте 1997 года карьера Чубайса пошатнулась: его перевели в правительство первым вице-премьером. Кудрина он забрал с собой, а Путина посоветовал назначить его преемником в Контрольном управлении. Так и сделали. Путин получил от земляка последний бонус и в дальнейшем ориентировался уже на других покровителей.
Во второй половине 1997 российское коллективное руководство — альянс олигархов, чиновников-чубайсовцев и так называемой Семьи развалился. Война компроматов («Дело писателей») быстро приводит клан Чубайса к разгрому, от которого он уже не смог оправиться.
Путина эти неприятности не коснулись. Весной 1998 он стал первым замом руководителя администрации президента Валентина Юмашева, а в июле 1998 — директором ФСБ. Это уже не было «петербургским» решением. Путина теперь двигали наверх Ельцин, Юмашев и Березовский, увидевшие в нем надежного парня.
Он поднялся, во-первых, выполняя все деликатные их задания, вроде компрометации генпрокурора Скуратова, а во-вторых, быстро доказав им свою способность без внутренних расколов и скандалов руководить органами. Путин впервые перестал быть одиночкой и возглавил влиятельный клан. Теперь уже за ним всюду следовала собственная команда чекистов петербургского происхождения. В атмосфере дефолта и начавшегося дележа ельцинского наследства это было сильнейшим козырем.
Путин состоялся как царедворец и сильный человек — это стало очевидно в марте 1999-го, когда он возглавил Совбез. К этому времени он сделался одним из кандидатов в преемники Ельцина, и в августе был провозглашен премьер-министром и наследником.
Северный стиль режима
Вплоть почти до самого своего выдвижения в претенденты Путин не был предопределенным правителем России. И нет доказательств, что до 1998 года (если не до 1999-го) он сам планировал свое возвышение. В выдвижении Ельциным в качестве преемника именно такого по стилистике персонажа с именно таким профессиональным и географическим происхождением вполне просматривается логика. Но она могла и несработать.
Путин-1999 — выдвиженец столичной камарильи, нашедший себе опору в органах. А вовсе не избранник рядовых земляков – они о нем и не знали. И не кандидат от московских петербуржцев, у которых были другие фавориты.
Путин — ярко выраженное порождение феномена «московских петербуржцев». Но почти до самого своего провозглашения престолонаследником Путин не был главой «петербургской мафии». Да и попытки создать такую мафию в 1990-е были не очень удачны. Вельможи петербургского происхождения скорее продвигали в преемники Ельцину Степашина. Вокруг Путина они сплотились уже после того, как он стал кандидатом Кремля.
А вот сам факт неслучайной многочисленности и грамотности чиновников петербургского происхожденияпомог Путину сразу заполнить своими личными знакомцами множество должностей, как только он стал первым лицом. Выходец из любого другого региона не располагал бы таким кадровым резервуаром.
Чиновники-петербуржцы — чекисты, вчерашние чубайсовцы и бывшие собчаковцы – сыграли выдающуюся роль в становлении раннепутинского режима, в той быстроте и уверенности, с которой он подмял под себя все прочие силы. Оккупация петербуржцами государственных высот выглядела политическим чудом, однако казалась тогда справедливой не только ее участникам, но и рядовым жителям Петербурга.
На переломе от двадцатого века к двадцать первому, от олигархии к диктатуре петербургский характер, петербургский стиль и петербургские понятия о порядке лучше московских (или усредненно российских) соответствовали тому режиму, который тогда возводился.
Подспудное расхождение Петербурга и Путина началось позже, с нарастанием в его режиме архаики и параноидальности Но это произошло уже в следующие десятилетия, когда петербургское политическое чудо ушло в прошлое и стало забываться.
