Формально речь не шла о полном снятии санкций. Но на практике предоставленные исключения и послабления вновь открыли доступ к критически важным экспортным доходам. Так что мы имеем дело не с гуманитарным жестом, а с транзакционной сделкой — и именно она несет долгосрочные стратегические последствия.
Калий как основа экономической модели режима
Калийные удобрения — один из ключевых столпов экономической системы Александра Лукашенко. До введения санкций компания «Беларуськалий» контролировала 18% (оценка агентства Argus) мирового рынка, что делало Беларусь одним из крупнейших производителей калийных удобрений в мире наряду с Канадой и Россией.
Экспорт калия ежегодно приносил стране 2,5–2,8 млрд долларов — около 4% ВВП и до 7% всего товарного экспорта. С фискальной точки зрения «Беларуськалий» был системообразующим активом. Именно поэтому санкции против белорусского калийного сектора стали одним из самых болезненных ударов по режиму Лукашенко, резко сократив валютные потоки и усилив зависимость Минска от Кремля.
Ослабление американских санкций восстанавливает финансовые потоки, что дает деньги на белорусский репрессивный аппарат. Использование калийного сектора в качестве платы за освобождение политических заключенных напрямую укрепляет экономическую основу диктатуры.
В чем интерес Вашингтона
Решение США ослабить санкции в отношении белорусского калия следует рассматривать в контексте внутренней экономической и тарифной политики администрации Дональда Трампа в 2025 году. Американский аграрный сектор испытывает серьезное давление из-за высоких цен, прежде всего на удобрения, при одновременном росте торговой неопределенности. США структурно зависят от импорта калия, главным образом из Канады, но канадские поставки логистически ограничены и уже полностью встроены в рынок. Более того, тарифная риторика Трампа в отношении Канады — включая угрозы ввести пошлины на удобрения — лишь усиливает ценовое давление и раздражение фермеров, одной из ключевых электоральных групп президента.
В этой ситуации белорусский калий становится удобным инструментом разгрузки внутреннего напряжения. В отличие от других поставщиков, его возвращение на рынок не требует инвестиций или расширения добычи — достаточно административного решения о санкционных исключениях.
Это дает быстрый ценовой сигнал рынку, снижает давление на фермеров и позволяет Белому дому представить шаг как технический и гуманитарный, не отказываясь от общей протекционистской линии.
Моральный аргумент и политическая ловушка
С человеческой точки зрения освобождение политических заключенных — безусловное благо. Но в политике механизм не менее важен, чем результат.
Подход, который можно описать как «выкуп заключённых у диктатора» — обмен санкционного смягчения, дипломатических уступок или экономических выгод на освобождение заключенных, — стратегически недальновиден. Он превращает репрессии в торгуемый актив. Политические заключенные перестают быть исключительно жертвами и становятся валютой: сначала их производят в массовом порядке, затем выборочно обменивают на внешние «плюшки».
Результат парадоксален, но предсказуем. Свобода немногих покупается ценой усиления репрессий для всех остальных. Режим получает деньги, время, легитимацию и сигнал безнаказанности — и инвестирует всё это в новые аресты и ужесточение контроля. Общее число жертв не сокращается, а растет.
Цифры, которые разоблачают иллюзию
Репрессивная машина продолжает работать на полную мощность. Только за последнюю неделю, по данным правозащитного центра «Весна», 10 человек были официально признаны политическими заключенными; общее число политзаключенных в Беларуси достигло 1227 человек; 25 человек внесены в списки «террористов» и «экстремистов»; 11 человек арестованы или приговорены к лишению свободы по политически мотивированным обвинениям.
Иллюзия «отрыва Лукашенко от Москвы»
Американцы объясняют свой подход тем, что частичное смягчение санкций и экономическое взаимодействие могут снизить зависимость Лукашенко от России и постепенно «оттянуть» Беларусь от Москвы. Этот аргумент выглядит прагматическим, что не делает его сколько-нибудь валидным.
Зависимость Лукашенко от Кремля носит не экономический, а экзистенциальный характер. С 2020 года его режим существует не благодаря внутренней легитимности или экономическим успехам, а благодаря гарантиям Москвы: политической поддержке, силовой защите и безусловному игнорированию массовых репрессий и фальсификаций выборов. Никакие дополнительные экспортные доходы не способны это заменить.
Никакие финансовые ресурсы не сделают Лукашенко автономным. Зато они сделают его более устойчивым младшим партнером России. Средства, полученные за счет ослабления санкций, не будут использованы для диверсификации внешней политики или институционального развития. Они пойдут на финансирование репрессий, поддержку неэффективной экономики и выполнение обязательств перед Москвой.
Западные уступки не ослабляют российское влияние — они частично его субсидируют.
История уже проверила эту гипотезу. В 2014–2020 годах Запад смягчал санкции и восстанавливал диалог с Минском в надежде сократить влияние России. Итог известен: репрессии более чем вернулись, а в момент кризиса Лукашенко полностью оперся на Москву. Провал был вызван не недостаточной щедростью, а неверным пониманием природы белорусского режима.
Когда сделка подменяет стратегию
В логике транзакционной дипломатии демократия и права человека перестают быть определяющими принципами внешней политики. Главное — сделка, видимый результат, который можно предъявить как успех. В этом понимании Лукашенко — не диктатор, осуществляющий массовые репрессии, а контрагент. Политические заключенные превращаются в разменные фигуры, санкции — в предмет торга ради краткосрочных пиар-жестов.
Такая логика системно выгодна авторитарным режимам. Сами репрессии становятся активом, который можно монетизировать.
Более того, транзакционная дипломатия разрушает санкции как кумулятивный инструмент давления. Если их можно частично снимать в обмен на символические жесты, они перестают быть сдерживающим фактором и превращаются в меню опций. Авторитарные режимы быстро адаптируются к такой логике.
Почему это ослабляет демократические государства
Политика обмена санкций и уступок на освобождение заключенных ставит демократические правительства в заведомо слабую позицию. Приняв логику транзакционных освобождений, они теряют стратегическую инициативу.
Цена неизбежно растет. Требования расширяются. Каждый следующий «гуманитарный жест» обходится дороже предыдущего. Наконец, цена становится политически неприемлемой — и ответственность за продолжающиеся репрессии риторически перекладывается с тюремщика на внешний мир.
В политике цена — не техническая деталь. Это структурная переменная. Игнорирование этого факта системно смещает баланс сил в пользу авторитарного режима.
Как выглядит серьезная стратегия
Освобождение политических заключенных жизненно важно. Но оно не должно достигаться через уступки. Оно должно быть следствием ослабления диктатуры, а не условием ее укрепления.
Каждый новый политически мотивированный арест должен автоматически увеличивать издержки для диктатора — через ужесточение санкций, расширение персональных мер, углубление международной изоляции, другие реально действующие меры давления и принуждения.
Репрессии не должны приносить вознаграждение.
Иными словами, диктатор должен предлагать уступки — в обмен на смягчение политики. Политика давления и принуждения должна ставить диктатора в положение просителя, а не того, кто диктует условия. Только в этой логике освобождение политических заключенных перестает быть элементом циничного торга и становится частью реальной стратегии противостояния репрессивному режиму.
Вопрос цены
Ситуация с освобождением политических заключенных через санкционные уступки наглядно иллюстрирует классическую пролемму вагонетки. С одной стороны — конкретные человеческие жизни, которые можно спасти здесь и сейчас. С другой — системные последствия, которые менее наглядны, но затрагивают куда большее число людей в долгосрочной перспективе. В политике не существует «бесплатных» решений: любой выбор предполагает цену, а отказ ее осознавать не отменяет необходимости ее платить.
Именно это измерение часто выпадает из публичной дискуссии. Судя по комментариям многих активистов и наблюдателей, решение оценивается исключительно через моральную логику: если людей освободили, значит все сделано правильно. Однако такая позиция игнорирует ключевую особенность политики — она всегда работает с последствиями. Освобождение одних через вознаграждение репрессивного режима означает ужесточение условий, в которых завтра появятся новые заключенные. Это не цинизм, а необходимость честного разговора о цене политических решений.
Еще раз: стремиться к освобождению политических заключенных необходимо — это безусловный моральный императив. Однако оно не может быть конечной целью политики: политзаключенные — симптом болезни, которой является репрессивный диктаторский режим, и именно его деконструкция должна быть главной стратегической задачей. Политики должны добиться того, чтобы само это явление — «политические заключенные» — исчезло из реальности. Не поиск паллиатива, а избавление от болезни как таковой!
Решение этой задачи лежит через устранение главной причины — репрессивного авторитарного режима. Этому в конечном счете и должны быть подчинены все остальные выборы и решения — включая гуманитарные.
