Валентина рассказала мне, что вскоре после того, как российские войска прибыли в Яхидное, ее село на севере Украины, в туалет в ее доме зашел высокий светловолосый солдат. Она спросила его, что русские делают в Украине. «Мы хотим, чтобы вы были с нами, — сказал он ей, — чтобы вы были с Россией».
В Яхидном быть «с нами» означало следующее: русские солдаты загнали около 300 жителей деревни в подвал под школой рядом со своей артиллерией, превратив их в живые щиты. Самому старшему сельчанину было 96 лет. «Мы здесь, чтобы защитить вас», — сказали им российские солдаты. Они продержали жителей села в подвале около месяца, 10 человек за это время умерли: россияне не оказали должной медицинской помощи. Другие, в том числе Валентина, одинокая пенсионерка, остались в своих домах, которые российские солдаты разграбили в поисках денег и добычи.
Я приехал в Яхидное в середине апреля, вскоре после того, как его освободили украинские войска. Это село — не уникальный пример жестокости, которую Россия пытается выдать за «освобождение». Зверства стали массовыми: взрывы школ, домов и больниц, изнасилования и казни мирных жителей.
А еще быть «с нами» стало синонимом унижения.
Унизить кого-то — значит использовать свою власть над ним, заставляя его чувствовать себя никчемным и зависимым от вас. Российские военные намерены унизить украинцев, лишив их права на независимость и права принимать собственные решения. Эта война является актом империализма, колониальной войной, направленной на то, чтобы уничтожить право другого народа на существование и поработить его.
Но это не хладнокровно обдуманный план территориального приобретения в рамках строительства империи; это очередной акт империи унижения, построенной Владимиром Путиным.
Президент России хотел бы, чтобы мир поверил в то, что его страна руководствуется объединяющими идеями культурной гордости и консервативных ценностей. Но на самом деле у путинской России нет целостной идеологии, это просто куча противоречий: это одновременно ностальгия по СССР и культурное высокомерие Российской империи. А также русское этническое и христианско-православное превосходство, которое кое-как сочетается с «гордостью» за многонациональность и многоконфессиональность страны.
Россия — бастион консервативных ценностей с одним из самых высоких в мире показателей разводов, а ее саундтрек — это кремлевское телевидение, которое упивается изоляционизмом, но преувеличивает каждый случай одобрения из-за рубежа.
И успех Путина на посту президента России основывался на его способности ежедневно отмерять россиянам долю унижения, а затем действовать так, как будто он чувствует их гнев и он один знает, куда его направить: на Запад, в Украину, куда угодно — только не в сторону Кремля.
Но когда сам Путин пытается объяснить, почему Россия находится в Украине, он колеблется между, казалось бы, совершенно разнонаправленными оправданиями. В июньской речи он сравнил себя с Петром Великим, выполнявшим миссию по расширению российских земель. Затем заявил, что «у нас не было другого выбора».
На самом деле не верно ни то ни то ни другое. Путин любит разыгрывать обе стороны драмы унижения: от кипящего негодования обиженного российского обывателя до «косплея» Петра Великого. Это позволяет ему апеллировать к глубоко укоренившемуся в россиянах чувству унижения, которое сам Кремль навязывает людям, а затем пытается компенсировать его.
Это спектакль, который включает цикл унижения и агрессии, определяющий опыт жизни в России, а теперь на сцене оказалась Украина.
Когда в мае Россия отступила с западной Украины, чтобы перегруппироваться и начать второй этап на востоке, она потеряла более 10 000 военнослужащих и огромное количество техники. Почти всем было ясно, что она потерпела крупное поражение.
В последующие недели Путин и его генералы, казалось, были вполне довольны тем, что продолжали посылать войска на передовую в качестве пушечного мяса. Кремль не объявлял общенациональный призыв, который, вероятно, был бы непопулярен, но были инициативы по поощрению призывников. Большое число погибших среди солдат из числа этнических меньшинств свидетельствует о том, что они занимают передовые позиции в непропорционально большом количестве.
Путин в своих речах часто использует метафору «семьи», считая Россию старшим братом для других стран. Украина в его риторике — блудный родственник, который должен вернуться в семью, снова должен быть «с нами».
Есть много других членов этой большой и сложной семьи. По словам жителей села, с которыми я разговаривал в Яхидном, среди российской армии были как этнические русские, так и этнические тувинцы. Валентина говорит, что именно пьяные голодные тувинцы разграбили ее дом и разорвали картины на стенах. Местные жители помнят, как этнические русские утверждали, что они были там, чтобы «защитить» украинцев от солдат азиатского меньшинства — хотя все они были частью одной армии. (Это расистское представление не следует путать с реальным расследованием того, кто несет ответственность за злоупотребления в отношении гражданских лиц.)
Тувинцы — азиатское меньшинство из беднейшего региона России. Они были буддистами, кочевым народом. Советский режим получил контроль над регионом в 1920-х и 1930-х годах, прежде чем включить его в СССР в 1944 году. Советы заставили кочевников жить в колхозах, отказаться от своих буддийских верований и традиций и изменить то, как они ели и одевались. Сопротивление было подавлено: 8% тувинцев были расстреляны или оказались в ссылке. Сегодня в тувинской общине царят хронический алкоголизм и неполные семьи: более 68% детей рождаются вне брака.
Тувинцы — не единственный колонизированный народ, которого Россия использует в Украине. Чеченцы, этническое меньшинство с Кавказа, используются российской армией для внезапных нападений и для запугивания мирных жителей: чеченские ударные отряды прославились в Украине тем, что размещают в интернете видео, на которых они захватывают новые города. Конечно, они также знают, каково это — подвергаться нападению со стороны России: когда чеченцы стремились к независимости в 1990-х и начале 2000-х годов, их города и села подвергались ковровым бомбардировкам со стороны президента Бориса Ельцина, а затем и Путина.
В «семье» этнические русские известны как «старшие братья», но это не значит, что они избавлены от унижений. Будь то бюрократы и менты, которые угрожают и подкупают граждан и бизнес, фарс вместо выборов и страх, что вас могут арестовать, если вы посмеете выступить против Кремля. Путинская Россия — ежедневное унижение: ею правит привилегированное меньшинство, которое забирает деньги и жизни у собственного народа.
В этой системе даже олигархи должны жить с уверенностью в том, что кто-то из близких Путину людей может хоть завтра отобрать все их богатство. Культура унижения проникла глубоко в общество. Сексуальные домогательства — обычное дело. Закон 2017 года декриминализовал некоторые случаи домашнего насилия в отношении детей и женщин. Экстремальная дедовщина распространена в армии.
Фигура отца в этой семье, конечно, авторитарна. Более трех четвертей россиян считают, что им нужна «сильная рука», чтобы управлять страной, — это расхожая фраза, обозначающая лидера, который будет одновременно защищать и жестоко дисциплинировать свой народ, и которую кремлевская пропаганда часто использует для описания Путина.
Описывая Украину, Путин часто использует один и тот же дискурс. Он обращается к русским клише, которые обожествляют Киев, столицу Украины, как «мать всех русских городов», а затем отчитывает эту идеализированную «мать», когда «она» не делает того, чего он хочет. Всего за несколько недель до вторжения во время пресс-конференции с президентом Франции Эммануэлем Макроном Путин сказал, обращаясь к Украине: «терпи, моя красавица».
Может быть, описание Российской империи как семьи действительно уместно. Глубоко несчастливая и токсичная семья, в которой травмы наслаиваются на травмы, и одни члены страдают больше, другие меньше, но страдают все; и никто не в состоянии из нее уйти.
Кремлевская пропаганда успешно переносит чувство унижения на Запад. По словам Дениса Волкова, директора исследовательской компании «Левада-центр», с 2014 года россияне заявляют, что если бы не Украина, Запад нашел бы другой предлог, чтобы унизить Россию с помощью санкций. Последнее исследование «Левады» показывает, что 75% россиян поддерживают войну. Эта поддержка, однако, больше относится к людям, настолько раздавленным государством, что они следуют всему, что оно им говорит, утверждает социолог Лев Гудков. Более объективной статистикой являются телевизионные рейтинги политических ток-шоу. Самые высокие рейтинги у таких шоу, как «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым» и «60 минут», где ведущие и гости часто призывают к уничтожению независимости Украины.
Почему так?
В своем исследовании унижения современный английский психоаналитик Адам Филлипс пишет в London Review of Books, что для психического выживания униженным необходимо самим «унижать других, заставлять других испытать то, что они сами пережили и превратить травму уязвимости в триумф всемогущего контроля». Преступник наслаждается своим садизмом; жертва, чтобы справиться с унижением, может научиться получать от этого удовольствие и стать мазохистом, прежде чем стать садистом по отношению к другим.
Путинское манипулирование циклом унижения и агрессии является неотъемлемой частью его психологического контроля над Россией.
По мере того как влияние экономических санкций распространяется на Россию, кремлевская пропаганда призывает россиян показать, насколько они сильны: разве они не пережили большие испытания в прошлом? Кремль, конечно, избегает любых предположений, что он сам является источником какой-либо боли, сейчас или в прошлом. В России нет крупных общественных мемориалов, статуй или открытых архивов, которые бы свидетельствовали о том, как Советский Союз садистски убивал своих граждан в ГУЛАГе, колонизировал и репрессировал другие территории и народы — многие учебники в России превозносят Сталина как «эффективного менеджера».
Конечно, Россия — не единственная страна с историей колониализма и внутренних репрессий. Но в других странах эти истории обычно являются частью активных дебатов. В России, похоже, в мейнстримном дискурсе нет ничего, что пыталось бы осмыслить прошлое, взять на себя ответственность за него или представить себе другой путь вперед.
Путин недавно заявил, что есть только два типа стран: «Либо страна суверенная, либо это колония». Это логика внутреннего унижения, проецируемая на геополитику. Для тех, кто хронически унижается и в свою очередь унижает других, невозможна идея о том, что и большие, и малые страны могут иметь одинаковые права: мир разделен на тех, кто доминирует, и тех, над кем доминируют.
Макрон сказал, что Западу следует избегать унижения России, но такие предложения в корне ошибочны: чувство унижения у России внутреннее, а не навязанное снаружи. Если вы стремитесь к безопасности и свободе, нельзя потакать жестоким партнерам и хищникам. Для Украины это означает защищать свой суверенитет на поле боя и, когда дойдут до переговоров, убедиться, что она находится в позиции силы. Для этого США и другие союзники должны продолжать вооружать Украину. Перестать это делать или снизить темп — это просто приглашение к еще большему насилию и жестокому обращению.
Для Европы это означает освобождение от энергетической зависимости. Хотя это может быть дорого в краткосрочной перспективе, в долгосрочной перспективе это будет означать настоящую экономическую безопасность.
Для остального мира это означает, что мы больше не будем так сильно зависеть от поставок продовольствия из России. «Мы хотим, чтобы вы были с нами», — сказал Валентине русский солдат. Но мы знаем, что на самом деле означает «с нами».
