Теперь, когда Пригожин ушел со сцены, можно подвести итоги увиденного, которые нельзя назвать окончательными, — последствия того, что мы наблюдали в течение 23 часов, с 9 часов вечера 23 июня до 8 часов вечера 24 июня, будут проявляться еще какое-то время, но которые позволяют создать «скелет» случившегося, на который со временем можно будет насаживать детали и подробности. Итак, мои
семь выводов.
Первое. Будет громадной ошибкой называть случившееся попыткой переворота или «сценарием табакерки».
Пригожин все время позиционировал себя в качестве верного служаки Путина, готового обделывать за него грязные делишки. Порой у всех на виду, как в Украине, порой — в полном тумане, как в странах Африки. Весь пафос Пригожина был направлен против Шойгу и Пригожина, а поход на Москву был им начат (скорее всего, как реакция на невозможность добиться разговора с Путиным; как альтернативная конспирологическая версия — покровители и союзники Пригожина в путинском окружении могли намекнуть ему, что президент готов встать на его сторону, нужно лишь проявить немного больше напора) с целью убедить Путина в необходимости замены двух генералов. Пригожин никогда не подвергал сомнению права Путина на власть и, даже реагируя на обвинения в предательстве, он выказывал лояльность Путину.
Тема потенциального госпереворота была подброшена в информационное пространство ФСБ, возбудившей уголовное дело по 279 статье УК России «Организация вооруженного мятежа либо активное участие в нем в целях свержения или насильственного изменения конституционного строя…» Осознанно это было сделано или в спешке не смогли адекватно оценить ситуацию и подобрать более адекватное обвинение, нам предстоит узнать.
Второе. Пригожинский мятеж показал, что путинский режим, как режим любого другого диктатора, приходит в ступор, когда сталкивается с силовым давлением.
Еще вчера верные охранники оказываются неспособными противостоять организованной вооруженной силе, реализующей самый примитивный план — марш-бросок на столицу по магистральным автодорогам.
Третье. Путинская государственная элита, с одной стороны, внутренне готова к любому повороту событий и может отвернуться от Путина в любой момент, но с другой, явно не готова поддерживать нелегитимную смену власти до тех пор, пока смена власти не станет очевидной.
Хотя мы слышали голоса многих губернаторов в поддержку Путина, но мы не услышали ни премьера Мишустина и его министров, ни директора ФСБ Бортникова, ни секретаря Совбеза Патрушева, ни главу президентской администрации Вайно или его зама по внутренней политике Кириенко, ни директора Росгвардии Золотова. Конечно, можно предположить, что Путин запретил им публично высказываться, но замысел такого решения понять сложно. Впрочем, следует отметить, что публично действия Пригожина не поддержал никто из ТОР-100/200 российских политиков.
Четвертое. Народная поддержка Путина немедленно испарилась, по крайней мере
в Ростове.
Хотя он оставался действующим президентом, никто не выходил на улицы, чтобы продемонстрировать хотя бы символическое уважение к тому, кто считает себя легитимным лидером государства.
Пятое. Кремль, безусловно, одержал важную тактическую победу, убрав Пригожина с российской сцены — иначе назвать его отъезд в Беларусь невозможно.
Судя по всему, никаких отступных Пригожин не получил, кроме закрытия уголовных дел против него и боевиков «Вагнера», принявших участие в походе на Москву (впрочем, все эти дела можно в любой момент снова открыть), и Лукашенко сделал ему предложение, от которого Пригожине не смог отказаться. Что это было — набор компромата, который Пригожин предпочел за благо не предавать публичности, или перечень находящихся за границей пригожинских активов, которые Россия готова передать в руки американской администрации, или список заложников из числа родных и близких командиров «Вагнера», которых задержали российские спецслужбы, — совсем не принципиально. По крайней мере в части, касающейся армии, Кремль восстановил свою монополию.
Шестое. События 23–24 июня во всей красе продемонстрировали результаты негативного кадрового отбора, что в число тех, кто Путина должен защищать, что в число тех, на кого Путин полагается.
Если Пригожин, бывший многие годы порученцем Путина по грязным делам, смог беспрепятственно выйти из-под контроля и начать играть на разрушение, то того же вполне можно ожидать и от других путинских порученцев. Если среди всего путинского ближайшего круга официальных лиц не нашлось ни одного, готового встать на защиту легитимного с их точки зрения президента, то, очевидно, никто не придёт к нему на помощь в следующей критической ситуации.
Седьмое. Неудавшиеся перевороты укрепляют позиции действующего диктатора и продлевают срок его пребывания у власти.
Поэтому не стоит удивляться, если мы увидим на государственном телевидении большое количество обсуждений и обсасываний того, как быстро и бескровно был подавлен мятеж и предотвращена попытка смены власти. Но точно так же нужно быть готовым к новой волне закручивания гаек — Путин воочию увидел непрочность своей власти, и, значит, нужно увеличить усилия по выявлению и наказанию внутренних врагов. Впрочем, возвращаясь к моему первому тезису, что никакой попытки госпереворота не было, все эти усилия вряд ли сделают путинский режим прочнее — слишком очевидными стали его слабости, которые видел весь мир.
Получается интересный парадокс: хотя Пригожин не желал устранения Путина и ликвидации его режима, своими действиями он серьёзно ослабил политическую конструкцию и навсегда лишил Путина спокойного сна — если раньше его страхи переворота были параноидальными, но ни на чём не основанными, то теперь под ними появился прочный фундамент.
