Иноагент Эльвира Вихарева рассказывает у себя на фейсбуке о бесчинствах по политическим мотивам, которые происходили с нею в последние месяцы. Материал Вихаревой показывает, как абсурдный закон об иноагентах и непрерывное преследование их в официальном дискурсе и в СМИ привели к тому, что общество стало их тоже считать врагами, нападать на них — и чувствовать полнейшую безнаказанность.
«Желтая звезда»
Мне бы хотелось, чтобы бесчеловечность и жестокость российской не только власти, но и сограждане по отношению к нам, инакомыслящим, были бы широко обнародованы: некоторые критики до сих пор не верят, что в XXI веке возможно повторение событий, подобных 1933–1945 годам.
За все, что мне пришлось преодолеть в околополитической среде, — за помощь людям и идеалистические представления, будто Россия может и должна быть демократией, — власти страны нарекли меня «врагом народа», так называемым иноагентом.
Если объяснять читателям, говорящим о себе «мы вне политики» и не следящим за околополитической деятельностью, этот статус — не что иное, как аналог статуса еврея в нацистской Германии.
Помните, евреи должны были носить желтую звезду Давида на груди? Для них были организованы гетто — закрытые кварталы для полной изоляции и надзора за ними. Из гетто люди с желтой звездой на одежде по большей части следовали в лагерь смерти.
Но предшествовало этому вытеснение евреев из всех сфер жизни общества.
У них конфисковывали имущество, полиция и суды перестали их защищать, были приняты законы, лишающие евреев основных гражданских прав: они не могли участвовать в выборах, занимать многие должности, им не полагалось паспортов — и они не могли выехать из Германии, они не могли ни организовывать, ни посещать культурные мероприятия, их лишили продовольственных карточек, работы и, как следствие, возможности пропитания.
Каждый носитель желтой звезды — по определению жертва. Их унижали не только официальные лица, но и соседи, бывшие коллеги. На еврее доносили, желая заанять их место, забрать их имущество или просто выслужиться перед государством.
Читая многочисленные источники и рассказы людей, кто был непосредственными свидетелями событий тех лет, людей, переживших Холокост и чудом выживших, и их потомков, — я поражаюсь тому, насколько это похоже на нынешние времена.
Сегодня российское государство, где я пока ещё живу, за мое инакомыслие лишило меня конституционных прав, консульских услуг, налоговых льгот, возможности работать и зарабатывать: я едва свожу концы с концами; возможности распоряжаться собственным имуществом, вести просветительскую деятельность, организовывать публичные мероприятия, я не могу защитить своих прав в судах в качестве истца.
В обозримой перспективе власти моей страны планируют ограничить иноагентам доступ к государственным и медицинским услугам, отнять пенсии и приравнять таких, как я, к госизменникам — с пожизненным лишением свободы.
То, что мне довелось испытать за 2,5 года с момента включения в списки иноагентов, наверное, несопоставимо со страданиями и смертью евреев в нацистские времена, но кто вам сказал, что нам «не помогут»?
«Особо опасный элемент»
Помощники государства и приспособленцы во все времена находятся быстро. Эти люди, заняв определенную позицию, выигрывают здесь и сейчас, но никогда — в долгосрок.
Я расскажу вам малую толику из жизни иноагента в России, историю, которая послужила окончательной причиной для принятия бесповоротных решений. Я верю не только в Божий суд, но и в поддержку людей с высоким уровнем эмпатии.
В августе этого года я переехала в квартиру мамы. Переезду предшествовал тяжелейший ремонт, который я вывозила на собственных плечах в одиночку. Он длился 10 месяцев. Мы были обмануты рабочими, я увязла в жутких долгах, часть которых погашаю по сей день.
Я надеялась, что мытарства компенсируются местоположением и людьми в доме, который казался мне крайне благополучным, тем более что застройщик позиционировал этот дом как один из самых безопасных в городе.
Со времен многочисленных кампаний многие мои товарищи политтехнологи, да и я, рассуждали так: чем ближе к центру, тем ответственнее и образованнее публика, тем демократичнее и отзывчивее люди. Вот мне и казалось, что уехав из района, примыкающего к МКАД, я обрету новых знакомых, все понимающих, но вынужденных, как и многие россияне сегодня, быть в состоянии подпольной оппозиции.
Поначалу было отрадно получать сообщения со словами уважения и поддержки от соседей. Но чем больше я помогала людям в нашем «благополучном» ЖК, тем бóльшие вопросы и негодования вызывала у тех, кто привык следовать государственному мейнстриму, да и просто — пресмыкаться перед власть имущими ради собственной выгоды.
Я много раз помогала соседям в бытовых, бюрократических и юридических вопросах, но бесплодными были усилия наладить контакт с теми, кто руководствуется эгоистическими соображениями, забывая, что жизнь в многоквартирном доме требует уважения друг к другу, к тем, кто за стеной. Не стоит штробить стены после 23:00 и до 9:00, в это время по закону полагается соблюдать тишину: ночной покой — право каждого.
Но именна такая просьба — не нарушать ночную тишину — вызвала чудовищный выплеск неприязни, причем политически мотивированной. И помимо обвинений в инакомыслии, эта атака в ответ на законную и невинную просьбу сопровождалась даже ненамеками: «Вам бы, Эльвира, помолчать. С вашим-то статусом. Что хотим, то и делаем. Будем штробить столько, сколько хотим. В отличие от вас, мы законы соблюдаем».
Человек, который меня избивал (об этом ниже), как выяснилось, карал меня якобы за то, что я залипла в телефоне и не успела ему сказать «здравствуйте». А в общедомовом чате написал, что я — «особо опасный элемент, со мной нужно быть крайне внимательными и аккуратными». А как вам такой разговор: «Молоточек и переулочек никто не отменял»?
«Куда тебе нужно, мразота?»
Итак, однажды я в очередной раз проснулась в 7 утра от звука перфоратора: соседке штробили стену. Что делать? Я решила призвать ее к порядку через общедомовой чат, гда написала, что никто еще не отменял закона тишине и принципов уважения к окружающим. Зачем нужна была такая публичность? Затем, что заявления в полицию, которых я написала несколько, никак не действовали.
В этом же чате я получила и ответ (все скриншоты у меня сохранены): «Вам бы, Эльвира, с вашим статусом иноагента, пора бы уже начать придерживаться законов РФ. На вас будет написано заявление в суд».
А дальше начался просто кошмар.
Меня стали буквально смешивать с грязью: раз я иноагент, все, кто общался со мной, могут стать неугодными государству, что я опасный человек, и таким, как я, вообще не место как минимум в домовом чате, а может, и вообще в России. Мои персональные данные, сведения обо мне выложили в домовой чат и активно обсуждали мою семью.
Группа админов во главе с другом моего будущего мучителя и его женой поспешили, действительно, выкинуть меня из чата, невзирая на просьбы вменяемых людей, объяснявших, что дискриминация по политическим признакам недопустима.
Обсуждение моей персоны, как я знаю, длилось еще несколько дней. Я была морально подавлена, но старалась как-то выкарабкаться. «Позлословят и забудут, я стойкий оловянный солдатик. Да, больно, — говорила я себе, — да, несправедливо, но я справлюсь!»
И я обратилась в прокуратуру: написала, что беспокоюсь о своей безопасности и прошу обратить внимание на неправомерные действия окружающих меня людей. Моя задача была не получить помощь, на это я не, а зафиксировать факт произошедшего, чтобы не допустить того, что, увы, потом все-таки случилось.
Что было потом — не забуду никогда! Такой агрессии и ненависти я не видела даже в дни протестов, в которых десятки раз участвовала.
Итак, я спустилась на минус первый этаж, двери лифта открылись — и я столкнулась нос к носу с соседом Тимуром, тем самым, кто навязчиво и глумливо интересовался, правда ли, что я иноагент, и всякий раз унижал и задевал меня. Тимур блокировал мне выход из лифта, хотя и был с женой и ребенком. Я попросила пропустить меня, и вдруг Тимур схватил меня за рукав куртки, зашипел: «Куда тебе нужно пройти, мразота?» — вытащил из лифта и швырнул в стену лифтовой зоны.
Я пыталась достать телефон, чтобы зафиксировать его действия, но Тимур вырвал его у меня со словами: «Не снимай ребенка, сука, ты мразь». Его семья зашла в лифт. Я попросила вернуть телефон, Тимур вновь швырнул меня, а когда я вернула себе равновесие, нанес мне несколько ударов в грудь. Затем вытолкнул меня из лифтовой зоны в пространство холла, — там работают видео камеры, — схватил за грудь, принялся трясти меня, посекундно ударяя об стену, а потом бить. Атаку эту он сопровождал оскорблениями и угрозами: что-де убьёт меня, мразоту, что такие люди, как я, не имеют права жить в России, что иностранному агенту не место в их доме.
На очередную просьбу отдать телефон (это единственное, что я могла говорить, обороняясь от ударов) отвечал, что разобьёт аппарат, и ему за это ничего не будет.
Он был абсолютно убежден в своей безнаказанности.
Я спрашивала, почему он меня бьет, снова просила вернуть телефон, но он продолжал атаку. Его жена молча наблюдала, а вот ребенок все-таки заплакал. Я сказала Тимуру, чтобы он не пугал собственного ребенка, а он ответил, что это я ударила полуторагодовалого малыша, и продолжал ругать меня за мои политическиеи взгляды.
Мои мучения длились минут двадцать, но показались вечностью. В какой-то момент я начала истошно кричать: звать на помощь. На крики пришли два охранника, которые встали между нами, чтобы унять агрессора. Даже в их присутствии он продолжал оскорблять меня и угрожать, что покалечит.
Охранники вызвали полицию. Полицейские приехали, от них я, наконец, получила назад свой телефн. Тимур кричал: «Смотрите, она иноагент, она финансируется из фонда Сороса, это враги народа!».
Все вместе мы поехали в отделение полиции. Там вдруг Тимур надел шкуру овечки, оказалось, он способен нормально разговаривать. Я была потрясена избиением, но еще больше — тем, как человек, осознавая, что избивает женщину под камерами, чувствовал себя безнаказанно, полагал, что полиция его защитит.
Показания Тимура
(орфография и пунктуация сохранены)
Некая дама по имени Эльвира, при выходе из лифта оттолкнула мою 1,5-летнюю дочь и меня, со словами пропустите. Далее достала телефон и начала видеосъемку со словами, что я на нее нопал. Это была явная провокация, так как данный человек является инноагентом и еи нужен контент для создания негативного фона внутри страны.
И был прав!
Вернувшись из полиции, я пошла к добрым друзьям-соседям, чтобы вместе с ними убедиться, что преступление зафиксировано. Видеозапись, на которой была видна яростная и долгая атака Тимур, наличествовала.
Как живут в России иноагенты
Спустя сутки я нашла адвоката, и мы отправились в управляющую компанию нашего дома. Там с нами обошлись очень грубо, но заявление им все же пришлось принять. Затем мы зашли к участковому и тоже передали ему заявление о физической расправе надо мною. Адвокат еще не успела изложить ситуацию, как участковый заявил: «Девушка виновата сама. Если бьют, значит, неслучайно! 30 дней у нас есть, может, рассмотрим». Сказать, что я была шокирована, — не сказать ничего.
От участкового мы решили пойти домой — и по пути встретили агрессора Тимура. Прямо на камеру он признался в совершенных против меня деяниях, прибавил, что претензий не имеет и заверил, что был в состоянии аффекта. После чего сказал, чтобы я забрала заявление — иначе он устроит мне сладкую жизнь и сам напишет на меня заявление, что я избила его ребенка.
Я была обескуражена. Я не могла успокоиться. Чтобы снять колоссальный стресс, я решила достать видеозаписи — но управляющая компания не пожелала мне их отдать, а те охранники, которые тогда, в отчаянный момент пришли мне на помощь, повинились и сказали, что им велено не говорить со мной. Хорошо, что есть свидетели-соседи, которые видеи, как Тимур меня избивает.
Но что же это получается? Можно избить человека — и это сойдет с рук? Потому что избит иноагент, потому что в отношении таких, как я, законы не действуют? Можно нарушать их права — и это будет поощряться?
Прошло пять дней с момента нападения на меня — и у меня начались тяжелые панические атаки. Подходя к лифту… даже просто к дому, я начинаю задыхаться, у меня трясутся руки. Когда лифт в кабине со мной открывается на попутных этажах, я всякий раз хватаюсь за телефон и держу его в режиме записи диктофона: камер в лифтовом закутке и в холле, где расположены квартиры, нет. Соседям-агрессорам, которым хочется от меня избавиться, ничего не стоит зайти со мной в кабину лифта, пырнуть ножом и выйти на любом удобном этаже. И ведь знаете, с учетом того, что массмедиа закрыли глаза на мою историю, все произойдет быстро и безнаказанно.
Но я удивлена человеческой безучастности.
Один из редакторов медиа ответил мне на мой рассказ так: «Ну и что такого, это очередная твоя проблема, ну, ты в России, и что».
А я твердо убеждена, что только общественное давление и поддержка смогут сохранить мне жизнь и забрать видеоподтверждение случившегося, которое необходимо показывать на больших экранах как факт дискриминации людей по политическим признакам. Как факт того, что такое путинская Россия, если этого вдруг еще не понял.
И еще одно: мой случай показывает, как живут в России иноагенты. Когда закон только вводился, он был вегетарианский и не обещал больших репрессий. Сегодня иноагент — пария, изгой, бесправный человек второго сорта.
Я абсолютно убеждена, что чудовищно жестокие кадры должны быть обнародованы — как собирательный пример того, что люди, остающиеся при своих убеждениях, не продавшиеся, еще существуют, не нужно нас хоронить заживо.
