Война с Украиной, санкции Запада и международная изоляция страны вызвали всплеск экономического оптимизма в массовом сознании россиян. Пережив девальвацию рубля, разгон инфляции и мобилизацию сотен тысяч на фронт, российские граждане поверили, что вот теперь-то экономика встала на правильный путь, показал опрос, проведенный «Левада-центром».
На вопрос, возможен ли в 2024 г. в России экономический кризис, 59% в конце января ответили отрицательно («определенно нет» или «скорее нет»).
Это новый рекорд за 18 лет сопоставимых исследований. Предыдущий максимум — 56% — был зафиксирован в 2006 г. Ожидают кризис («определенно да» или «скорее да») 32% — меньше (21%) было только в том же 2006 г.
Похожие данные получили социологи фонда «Общественное мнение», которые много лет проводят опросы для исследования потребительских настроений по заказу Центробанка. Их индекс (ИПН), складывающийся из оценки текущей ситуации и ожиданий, в январе достиг 108 пунктов — это максимум с 2009 г., когда ЦБ начал публиковать эти данные. Индекс ожиданий в январе составил 119 пунктов — это тоже максимум с 2009 г. В расчет этого индекса входят ожидания изменения личного материального положения в течение года, а также развития экономики страны в ближайшие год и 5 лет. Оценки перспектив развития страны и личного материального положения в ближайший год также лучшие с 2009 г. — 125 и 114 пунктов соответственно. И лишь оценка перспектив развития страны в ближайшие пять лет оказалась лучшей «всего» с 2018 г.
«История очень простая: социологический срез не соответствует экономическому, — объясняет директор Центра исследования экономической политики МГУ Олег Буклемишев. — Обычно чувство тревожности в таких опросах выражают самые бедные. И, раздавая деньги самым малообеспеченным слоям населения, вы меняете социологическую картину. Это не значит, что экономика растет, просто изменилось распределение ресурсов». Государство обеспечило приток в депрессивные регионы денег, связанных с армией или предприятиями ВПК, продолжает Буклемишев: «Отсюда и оптимизм в соцопросах. В реальной экономике от этого, к сожалению, ничего не меняется».
Делает свое дело и пропаганда. Такого рода опросы довольно сильно подвержены влиянию пропагандистских нарративов, напоминает партнер Matrix Capital Павел Малый: «Скорее всего, мы видим сочетание двух факторов: на фоне военной цензуры людям сложнее получить доступ к менее оптимистичной информации, и эффект „военного кейнсианства“ с довольно значительным ростом располагаемых доходов, особенно в менее обеспеченных слоях. Довольно часто, отвечая на вопрос о возможности будущего кризиса, мы почти неосознанно подменяем его вопросом о сегодняшнем благополучии. Респонденты „Левады“ стали больше зарабатывать и слышат только хорошие новости из СМИ. Вот они и не верят в кризис».
Играет роль и низкая экономическая грамотность, считает бывший зампред ЦБ Сергей Алексашенко: «Россияне не понимают, когда и почему случаются кризисы», ведь кризисы, случившиеся на их памяти (2008, 2014/15, 2020, 2022 годов), не были вызваны тем, что происходило в российской экономике.
