Судя по текущим заявлениям и позициям сторон, попытки Киева обеспечить такие гарантии через вступление в НАТО в ближайшей перспективе исключены. Возникает закономерный вопрос: какие альтернативные механизмы могут быть предложены для обеспечения безопасности Украины?
Разное миротворчество
Эксперты и политики все чаще упоминают в качестве возможной формы гарантий миротворчество. Суть этой идеи заключается во вмешательстве в конфликт третьей стороны, сохраняющей нейтралитет, – то есть не поддерживающей ни одну из воюющих сторон. Цель ее участия не связана с достижением военных целей, но сосредоточена на прекращении боевых действий и обеспечении того, чтобы они не возобновились. Присутствие миротворческого военного контингента должно выполнять функцию сдерживания: в случае новой агрессии с любой стороны противодействие последует уже не только от противника, но и от нейтральной третьей силы.
Интересно, что в русском языке термин «миротворчество» охватывает сразу два различных понятия, используемых в англоязычной международной практике: peacekeeping (поддержание мира) и peace enforcement (принуждение к миру). В английском языке эти термины имеют разную юридическую основу и опираются на различные положения Устава ООН.
Peacekeeping базируется на положениях главы VI Устава ООН «Мирное разрешение споров». Эта модель требует согласия обеих сторон конфликта на присутствие третьей силы и не предусматривает мандата на применение военной силы. Соответственно, такая форма вмешательства вряд ли применима к ситуации в Украине, где согласие сторон на присутствие третьей силы представляется маловероятным. Для поддержания мира действия третьей стороны сводятся к мониторингу, посредничеству и взаимодействию с руководством всех вовлечённых сторон с целью деэскалации.
В основе peace enforcement — принуждения к миру — лежит глава VII Устава ООН, «Действия в отношении угрозы миру, нарушения мира и актов агрессии». В отличие от peacekeeping, эта форма вмешательства не требует согласия всех сторон конфликта и предполагает применение военной силы. Однако такие действия могут осуществляться только при наличии мандата, выданного Советом безопасности ООН.
Peace enforcement мог бы рассматриваться как более реалистичный механизм в контексте украинского конфликта. Однако реализация этой опции значительно затруднена тем, что Россия, будучи непосредственной стороной конфликта, одновременно занимает постоянное место в Совете безопасности ООН и обладает правом вето. Это делает практически невозможным принятие решения о принудительных мерах без политического консенсуса, который в текущей международной обстановке крайне трудно достижим.
Когда нет права вето
Примеров полноценного принуждения к миру в строгом соответствии с процедурами, предусмотренными Уставом ООН, в истории было немного. Один из классических кейсов – Корейская война (1950–1953), когда США и союзные государства выступили в поддержку Южной Кореи под флагом ООН. Военная интервенция была санкционирована Советом безопасности ООН, что стало возможно из-за отсутствия вето со стороны Советского Союза. СССР на тот момент бойкотировал заседания Совбеза в знак протеста против отказа ООН признать представительство Китайской Народной Республики вместо Китайской Республики (Тайваня). Этот уникальный дипломатический момент позволил Совету юезопасности принять резолюцию, открывшую путь к военному вмешательству от имени международного сообщества.
Одним из наиболее обсуждаемых современных примеров операции по принуждению к миру остается интервенция НАТО в Косово в конце 1990-х годов. Особенностью этой кампании стало то, что мандат Совета безопасности ООН на проведение операции был выдан не до, а после начала военных действий. Кроме того, операция в Косово фактически имела наступательный характер и проводилась многонациональными силами НАТО, что стало значительным отклонением от первоначальной концепции альянса как исключительно оборонительного союза. Кейс Косово стал поворотной точкой в практике международного применения силы: он продемонстрировал готовность части мирового сообщества действовать в обход формальных процедур ООН, ссылаясь на гуманитарные цели и необходимость немедленного вмешательства.
НАТО и Россия
С распадом СССР в 1990-е годы основная причина существования НАТО формально утратила свою актуальность. Вопреки ожиданиям некоторых аналитиков, альянс не только не прекратил своё существование, но и начал активное расширение. Сначала к НАТО присоединились страны бывшего социалистического лагеря, а затем и некоторые постсоветские республики.
Знаковым этапом в формировании новой архитектуры безопасности в Европе стало подписание в 1997 году «Основополагающего акта о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора». В этом документе стороны официально заявили, что не рассматривают друг друга как противников, а напротив, декларировали намерение выстраивать партнёрские отношения, включая регулярный обмен информацией, проведение совместных консультаций и развитие сотрудничества в различных сферах.
В 1990-е годы, в поисках новой миссии после окончания холодной войны, в НАТО начала формироваться концепция «гуманитарных интервенций». Одним из первых серьезных вызовов стала как раз интервенция в Косово, Россия ее не поддержала. В знак протеста министр иностранных дел РФ Евгений Примаков совершил один из самых ярких поступков в истории российской дипломатии – отменил визит в США, находясь уже в воздухе и развернув самолёт над Атлантикой.
После терактов 11 сентября 2001 года ситуация изменилась. Когда США начали формировать международную коалицию для операции в Афганистане, Россия фактически поддержала усилия союзников, предоставив логистическую помощь и военно-техническое сотрудничество. НАТО впервые в своей истории активировала статью 5 Североатлантического договора. В Афганистане альянс провел несколько операций с участием международного военного контингента, между НАТО и Россией установилось беспрецедентно тесное сотрудничество.
Именно в этот период шла подготовка крупнейшей волны расширения НАТО: в 2004 году к альянсу присоединились семь стран, включая бывшие республики СССР и государства Восточной Европы. Лорд Джордж Робертсон, занимавший тогда пост генерального секретаря НАТО, впоследствии говори, что в ходе многочисленных встреч с президентом России Владимиром Путиным вопрос расширения НАТО не только не вызывал протеста, но и вообще не поднимался российской стороной.
Мюнхенская речь Путина
Вернемся к интервенции НАТО в Косово: она создала важный прецедент – военное вмешательство Альянса во внешний конфликт без мандата Совета безопасности ООН. Именно этот эпизод, по всей видимости, стал одним из ключевых источников обеспокоенности, которая впоследствии многократно артикулирована российским руководством.
Опасения относительно намерений НАТО и принципов, на которых строится международная безопасность, были впервые систематически изложены Владимиром Путиным в его Мюнхенской речи 2007 года. Впоследствии эти идеи легли в основу российских внешнеполитических доктрин.
В контексте военного конфликта в Украине перспектива проведения операции по принуждению к миру с участием военного контингента НАТО представляется крайне маловероятной. Одним из главных сдерживающих факторов остаётся наличие у России стратегического ядерного арсенала, что значительно повышает риски эскалации в случае прямого столкновения с альянсом.
Внутри самой НАТО отсутствует единая позиция по вопросу прямого военного вмешательства в украинский конфликт. Решения альянса принимаются на основе консенсуса, и достичь его по столь чувствительному вопросу, очевидно, невозможно в текущих политических условиях. Генеральный секретарь НАТО Марк Рютте, вступивший в должность в условиях острого кризиса, демонстрирует максимально сдержанный и осторожный подход, подчеркивая необходимость избегать прямой конфронтации с Россией.
Но любая операция по принуждению к миру на территории Украины фактически означала бы вступление в вооруженный конфликт на стороне Киева против России. Между сторонами уже существует масштабное противостояние, и подобный шаг неизбежно рассматривался бы как прямое военное вмешательство.
Уже сегодня среди военных экспертов растут сомнения относительно того, можно ли считать существующие формы западной поддержки Украины – такие, как поставка вооружений, предоставление разведывательной информации, обучение личного состава и консультирование политико-военного руководства, – формальным участием в конфликте. Принципиальной «красной линией» остается прямое участие иностранных военных на линии фронта.
Какие есть силы
Москва неоднократно подчеркивала, что категорически не приемлет участие европейских или натовских вооруженных сил в качестве гарантов безопасности Украины. Без мандата Совета безопасности ООН и при явном несогласии одной из сторон конфликта, любые такие действия будут восприниматься не как шаг к мирному урегулированию, а как эскалация, несущая угрозу дальнейшему расширению войны.
Соединённые Штаты стремятся позиционировать себя как посредника в урегулировании конфликта. Однако для выполнения этой роли критически важен нейтральный статус, с которым возникает больше всего проблем в связи со всей предшествующей риторикой и оказываемой Украине военной помощи.
Любопытное заявление прозвучало из уст нового министра обороны США Пита Хегсета во время его первого визита в штаб-квартиру НАТО. Он выразил мнение, что гарантами мира для Украины должны стать «региональные и внерегиональные силы». Эта формулировка не выглядит результатом глубокой стратегической проработки и оставляет пространство для множества интерпретаций.
Подобная неопределенность порождает спекуляции: например, может ли присутствие на территории Украины военных контингентов стран, таких как Китай или Индия, сыграть сдерживающую роль и демотивировать Москву отказаться от нанесения очередного удара. Теоретически появление нейтральных, но влиятельных акторов могло бы изменить расчеты сторон. Но несмотря на заявления Пекина о необходимости немедленного прекращения боевых действий, нет признаков, что Китай рассматривает возможность участия ни в миротворческой миссии, ни тем более в операции по принуждению к миру.
Бизнес как защита
Соединенные Штаты последовательно дают понять, что не намерены направлять свои вооруженные силы на территорию Украины — ни в составе НАТО, ни в составе какой-либо альтернативной коалиции в качестве гарантов безопасности или участников миротворческих операций. Вместо этого, все чаще звучит предположение об альтернативной стратегии, условно называемой «минеральной сделкой».
Наличие американских коммерческих активов и экономических интересов «на земле» может теоретически служить фактором сдерживания: угроза удара по объектам, прямо или косвенно связанным с США, может изменить расчеты Москвы и повысить политические издержки эскалации.
Кроме того, есть попытка восстановить рабочие каналы российско-американского взаимодействия, подобная конфигурация ставит Москву в иную переговорную позицию, нежели при полной международной изоляции.
Что может Европа
Наиболее заметные и амбициозные заявления о возможных форматах мирного урегулирования периодически исходят от лидеров европейских государств. Особого внимания заслуживает позиция президента Франции Эмманюэля Макрона, который неоднократно высказывался в пользу международной миссии, способной содействовать мирному процессу в Украине при ключевом предварительном условии: полном прекращении огня.
В конце 2024 года Макрон выступил с инициативой направить в Украину международный контингент, задача которого — мониторинг соблюдения перемирия и обеспечение выполнения условий возможного мирного соглашения. Согласно комментариям французских официальных лиц, речь шла о миротворческой миссии, которая могла бы действовать под наблюдением ООН и иметь строго ограниченный мандат: предотвращение возобновления вооружённого конфликта и сдерживание возможной эскалации со стороны России.
Великобритания выразила готовность присоединиться к возможной международной миротворческой миссии, но при важном условии – участии США и широком представительстве союзников. Аналогичные заявления звучали и со стороны представителей Германии, где подчеркивалась необходимость согласованных и многосторонних действий.
Но все эти инициативы скорее соотносятся с моделью peacekeeping, чем с peace enforcement, и, соответственно, предполагают одно крайне труднодостижимое условие – полное прекращения огня.
Для операций по поддержанию мира уже существует подходящая международная структура — Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), обладающая соответствующим опытом и механизмами. Примечательно, что Москва до сих пор остаётся членом ОБСЕ и, несмотря на резкую риторику в адрес большинства западных институтов, в отношении этой организации проявляет заметно меньшую агрессию.
