Перепечатка. Опубликовано на сайте автора.
Наиболее острым было выступление председателя комитета Госдумы по бюджету и налогам Андрея Макарова на завтраке Сбербанка на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ-2025), которое Ксения Собчак охарактеризовала как «крамолу».
Автаркия не работает
Макаров в основном говорил о катастрофе с частными инвестициями: решением Конституционного суда фактически отменены сроки исковой давности по сделкам приватизации, что кардинально ослабило в целом институт частной собственности в России, и поэтому бизнес уже даже не вспоминает об инвестиционном климате и институтах — по качеству которых Россия занимает, по данным Макарова, 126-е место в мире из 130. В завершение он предупредил, что из-за сокращения частных инвестиций у государства денег может не хватить, завуалировано проведя параллель между сегодняшней ситуацией и крахом СССР. Собчак нашла точное слово: крамола! — об этом свидетельствовали испуганные лица присутствующих, а наиболее явно испуг проступал на лицах людей, понимающих справедливость сказанного, президента и председателя правления ПАО «Сбербанк» Германа Грефа, председателя комитета Госдумы по финансовому рынку Анатолия Аксакова и др.
Председательница Центрального Банка Эльвира Набиуллина в ноябре 2022 года делала упор на «глубокой структурной трансформации» российской экономики, которая продлится несколько лет, и предполагала, что ЦБ в 2025 году вернется к нейтральному диапазону ключевой ставки в 5–6% годовых. Летом 2025 года главной проблемой российской экономики она видит ограниченность ресурсов: «нам надо понимать, что многие из … ресурсов действительно исчерпаны». Перечисленные Набиуллиной ресурсы (рабочая сила; незадействованные производственные мощности; накопленные ресурсы Фонда национального благосостояния (ФНБ); запас капитала банковской системы), действительно, стали дефицитными.
По части из них это видно сразу, по одной буквально цифре (уровень безработицы снизился до 2,2%), либо при простейшем сопоставлении (размер ликвидных активов ФНБ сократился до 3,95 трлн. рублей, что соответствует 104% законодательно утвержденного размера дефицита федерального бюджета на 2025 год, но уже меньше, чем реально накопленный за 7 месяцев 2025 года дефицит), по другим требуются комментарии Банка России (загрузка мощностей уменьшилась из-за жесткой денежно-кредитной политики, но продолжает находиться около максимумов 2023–2024 гг.; достаточность капитала банков приближается к критическим значениям).
Бюджетные проблемы стали настолько остры, что даже директор Института народнохозяйственного прогнозирования Александр Широв, традиционно призывавший к ускорению темпов экономического роста до 4-5% в год (за счет внутреннего спроса, технологических инноваций и структурной перестройки экономики при активном государственном стимулировании), пришел к выводу о необходимости «консолидации бюджета». В выступлении на пленарном заседании Совета федерации 21 мая 2025 года он сказал: «Бюджетный импульс, приведший к ускорению роста в 2023–2024 гг., исчерпан, и нужно переходить к новой модели экономики. Ключевая проблема состоит в том, что уровень бюджетных расходов является рекордным, и дальнейший их рост невозможен. Бюджетная консолидация становится необходимой».
Исходя из документов Минфина РФ, консолидация бюджета — комплекс мер, направленных на снижение бюджетного дефицита, стабилизацию государственного долга и обеспечение долгосрочной финансовой устойчивости бюджетной системы.
Показательная смена акцентов произошла и в позиции заместителя генерального директора (но фактически единоличного руководителя) близкого к руководству страны Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Дмитрия Белоусова, брата министра обороны. Он традиционно был одним из наиболее активных пропагандистов импортозамещения и технологического суверенитета, фактически автаркии. Как минимум с середины 2022 года его выступления сводились в основном к тезису о необходимости опоры на собственные силы в решении двуединой задачи: заместить импорт, параллельно развивая собственные технологии. Но сегодня акценты кардинально сместились, сегодня и он признает: «Автаркия не работает».
Вряд ли все эти выступления были согласованы, подозревать высших чиновников и экспертов нынешней России в способности к коллективным действиям не приходится. Просто всем становится понятно, что скоро может наступить катастрофа.
Кондуктор, нажми на тормоза
Можно на какое-то время утопить в пол педаль газа и, не обращая внимания на плохую дорогу и отваливающиеся детали, нестись в плохо освещенное будущее. Но уже почти все, кто может видеть, видят, что дорога поворачивает, и чтобы в нее вписаться и не влететь в бетонную стену, нужно начинать тормозить. Даже самые явные сторонники финансового форсажа начинают менять если не позицию, то акценты.
Есть своя логика и в том, что начинается подготовка к осеннему сражению за бюджет между «технократами» и «силовиками», но в предыдущие годы такая подготовка не сопровождалась превентивными и весьма резкими утверждениями о необходимости корректировки курса. Видимо, уже действительно мчимся к краю, за которым обрыв.
Возможно, дополнительную смелось некоторым говорящим про корректировку курса могли дать проекты выступления Путина (по сложившейся практике, все ключевые чиновники и эксперты участвуют в подготовке речей президента РФ). По крайней мере, Путин 27 июня говорил о том, что «6,3% ВВП России на нужды обороны — это … немало. Мы заплатили за это инфляцией», и даже о будущем сокращении расходов на оборону — «и в следующем году, и через год, и на ближайшую трехлетку». После этого выступления изменение тональности в вопросах инфляции, бюджета и военных расходов появилось и у менее отважных придворных — например, у президента ВТБ Андрея Костина, призвавшего «смело говорить» о том, что военные расходы большие и именно они стимулируют инфляцию.
Но с началом публикации экономических результатов первого полугодия 2025 года стало понятно, что именно эти результаты стали основной причиной резкой активизации выступлений против наращивания бюджетных (и, следовательно, военных) расходов.
Не замедление, а спад
Прежде всего, очень плоха ситуация в бюджетной сфере. Это стало понятно еще после публикации результатов исполнения федерального бюджета за январь–июнь 2025 года: его дефицит за это время (3,69 трлн руб.) почти достиг того уровня, который был законодательно определен для всего 2025 года (3,79 трлн руб.). Июльские результаты указали на ухудшение ситуации: на основании опубликованных минфином РФ сведений о формировании нефтегазовых доходов телеграм-канал MMI, ведущийся высококвалифицированными макроэкономистами, спрогнозировал рекордный итоговый дефицит федерального бюджета за 2025 год — в размере 8 трлн рублей. По предварительным данным Минфина РФ, накопленный за 7 месяцев дефицит федерального бюджета достиг 4,88 трлн рублей. За один июль прирост бюджетного дефицита составил гигантскую, нехарактерную для середины года величину в 1,185 трлн рублей. Уже сейчас говорится о неизбежной сентябрьской корректировке бюджета текущего года в сторону увеличения дефицита.
В основе намечающейся бюджетной катастрофы лежит неуемный аппетит к наращиваю бюджетных (прежде всего военных) расходов, который в последние месяцы дополнился сильным недобором нефтегазовых доходов. Возможно, той соломинкой, которая сломает хребет верблюду, может стать двукратное снижение экспорта газа «Газпромом» в Европу в сравнении с прошлогодним к этому моменту, но тренд изменения общего объема нефтегазовых доходов бюджета, который уже достиг минимума за 5 лет, указывает на наличие еще и больших проблем с нефтью, и, возможно, эти проблемы носят фундаментальный характер (например, снижение добычи).
Ситуация в реальном секторе тоже очень плоха. Данные Росстата фиксируют пока лишь торможение: индекс промышленного производства в январе–июне 2025 года — 101,4% в сравнении с прошлогодним январем-июнем. А вот прогнозные (опережающие) индикаторы указывают не просто на замедление роста, но на сокращение производства. Индекс PMI (Purchasing Managers' Index) обрабатывающих отраслей указывает на июльский провал (47,0 пунктов), а индекс PMI Composite, характеризующий совокупный выпуск в промышленности и услугах, упал до 47,8 пунктов. «Спад производства усиливается», — прокомментировали эксперты S& P Global.
Обновленные оценки динамики российского ВВП от МВФ смотрятся даже оптимистично: прирост в 2025 году 0,9% и 1% в 2026 году. Но нужно учитывать, что по сравнению с апрельской оценкой ожидания МВФ по России были снижены рекордно среди всех ключевых стран, включенных в прогноз.
Гораздо более реалистичным смотрится прогноз близкого к власти ЦМАКП, сделанный на основе июльской статистики, — они считают, что неизбежен вход в рецессию всей экономики России в 2026 году, и рецессия может оказаться затяжной.
Таким образом, сложилась крайне неприятная ситуация. С одной стороны, бюджетная политика предельно близка к катастрофе, и дальнейшее наращивание бюджетных расходов сделает эту катастрофу неизбежной. С другой стороны, без продолжения интенсивного бюджетного финансирования динамика всей экономики неизбежно станет отрицательной. Эта дилемма куда более неприятна для руководства страны, чем уже хорошо отрефлексированная альтернатива между прекращением экспансии государственного финансирования и вхождением экономики в длительный период плохо контролируемой инфляции, которую хорошо препарировал Олег Вьюгин.
Три варианта
Строго говоря, противоречие между бюджетными проблемами и проблемами экономического роста — более фундаментальны, чем противоречие между бюджетными проблемами и проблемой борьбы с инфляцией, и, соответственно, высшее руководство будет выбирать между спасением бюджета и экономическим ростом. Но проблема инфляции, в совокупности с теми последствиями для экономики и бюджета, которые возникли из-за борьбы с ней, стала настолько острой, что сложившаяся ситуация отчасти похожа на трилемму. С методологической точки зрения это не совсем трилемма, а ситуация, в которой существует выбор между альтернативными решениями по одному из трех направлений государственной политики, влияющими на два других направления.
Итак, есть три варианта: продолжение стимулирования экономического роста интенсивными бюджетными расходами; проведение бюджетной консолидации (сокращения или хотя бы стабилизации расходов); попытки воздействовать на экономический рост смягчением денежно-кредитной политики.
- Стимулирование экономического роста (точнее, препятствование снижению производства) означает ухудшение (вплоть до вероятной и достаточно быстрой катастрофы) состояния бюджета и неизбежное возобновление роста инфляции.
- Бюджетная «консолидация» (т.е. как минимум, резкое сокращение динамики бюджетных расходов) приведет к рецессии в экономике, но будет наиболее эффективным инструментом борьбы с инфляцией.
- Борьба с инфляцией посредством инструментов денежно-кредитной политики, с одной стороны, в явном виде замедляет экономический рост (за что Набиуллина подвергается резкой критике, в т. ч. со стороны вице-премьера Александра Новака, Германа Грефа и председателя совета директоров ПАО «Северсталь» Алексея Мордашова) и способствует росту бюджетного дефицита (высокая ставка ведет к укреплению национальной валюты, что снижает доходы бюджета от экспорта); с другой стороны, избыточное смягчение денежно-кредитной политики в целях стимулирования экономического роста и ослабления рубля может достаточно быстро привести к сваливанию в гиперинфляцию. Но изменение только денежно-кредитной политики, без изменения бюджетной политики, недостаточно для предотвращения кризиса.
Очевидно (и это подтверждают активизировавшиеся выступления квалифицированных чиновников и экспертов), что оптимальный с точки зрения исправления экономической ситуации выбор — сокращение расходов бюджета (и, соответственно, бюджетного дефицита).
Кризис: в 2026 г. или раньше?
Однако проблема в том, что этот выбор не совпадает с политически целесообразным (с точки зрения высшего руководства страны) выбором, который может быть сделан в пользу стимулирования экономического роста — и, соответственно, продолжения экспансии бюджетных расходов.
Во-первых, сокращение расходов (в сложившейся ситуации — прежде всего военных расходов) противоречит экономическим интересам «силовиков» в самом широком понимании — включая не только армию, полицию и службы безопасности, но и представителей оборонной промышленности. Учитывая, что в последнее десятилетие баланс сил между «технократами» и «силовиками» резко сместился в пользу последних, их недовольство может стать крайне опасным для высшего руководства.
Во-вторых, торможение экономического роста, и тем более рецессия — крайне негативный информационный сигнал о несостоятельности проводимой политики, предельно понятный для самых широких кругов населения страны.
Возможное прекращение боевых действий в Украине, как ни странно, может оказаться фактором, усиливающим снижение производства — как показал исторический опыт выхода из военного кейнсианства, он часто сопровождается снижением показателей выпуска. По оценкам Mark Harrison, снижение ВВП СССР в 1945 году по отношению к предыдущему году составило 20%. Обобщая мировой опыт выхода из военного кейнсианства, можно заметить, что особенно сильным падение ВВП в результате сокращения военных расходов наблюдалось в тех ситуациях, когда государство не проводило (не имело возможности проводить) активного бюджетного стимулирования развития гражданских производств или не имело доступа к иностранной помощи. Вряд ли импульс от сокращения военного производства в современной России будет столь же сильным, но очевидно, что она крайне ограничена в возможностях бюджетного стимулирования гражданского производства.
В-третьих, падение производства может оказаться крайне неравномерным: более активно могут сокращаться объемы выпуска предприятий, ориентированных на выполнение гособоронзаказа. Соответственно, достаточно резко могут сократиться доходы тех групп «электората», которые активно поддерживают «национального лидера». Может ли он это допустить?
Анализируя мнения наиболее квалифицированных специалистов по бюджету, можно сделать вывод, что их консенсус состоит в том, что крайне сложным, с высокой вероятностью — кризисным, станет 2026 год. Июльские результаты бюджета показали, что бюджетный кризис может начаться и раньше, в конце 2025 года. В любом случае, экономика России близка к кризисным событиям.
Главная причина приближения к кризису — не столько санкции, сколько упрямство лиц, принимающих в России решения о бюджетных расходах. И нет особых причин предполагать, что сейчас это упрямство куда-то денется. Это значит, что Россия вполне может вползти в кризис. И как показывает реакция той части элиты, которая, в силу своей квалификации, понимает реальность, обострение бюджетных проблемам может сопровождаться внутриэлитным расколом.
