Падающая мировая цена нефтяного барреля — в таких условиях российская нефтяная отрасль прожить не в состоянии.
Возникает законный вопрос: зачем вообще Россия присоединялась к ОПЕК+? В ОПЕК она не могла вступить в силу принципиальных ограничений. Все страны – члены этого картеля, созданного в 1960-е годы, чтобы контролировать рыночную конъюнктуру нефти, имеют национальные компании, которые отличатся двумя признаками. Во-первых, они управляются правительствами и могут варьировать производство углеводородов по воле властей, а не в интересах частных акционеров. А во-вторых, высокие дебиты нефтяных месторождений в этих странах дают госкомпаниям возможность оперативно сократить или нарастить добычу, закрыв или расконсервировав ограниченное число скважин.
Российская нефтедобывающая промышленность такой гибкостью не обладает. Компании руководствуются собственными производственными планами и не склонны повиноваться указаниям правительства в том, что касается добычи. У них накоплен большой арсенал средств обхода распоряжений властей и даже их обмана. А промысловые скважины в среднем по стране имеют дебит на более 9 тонн в сутки (по сравнению с саудовскими дебитом тысяча и даже две тысячи тонн), и для заметного сокращения добычи закрывать придется огромное число таких скважин, что в российских условиях и затратно, и технически затруднительно.
Такие качества никак не отвечали принципам работы и ОПЕК+, от участников которого требуется гибкое оперативное реагирование на изменения рыночной ситуации. Вступив в этот картель из престижных соображений, Россия долго отделывалась пустыми обещаниями урезать добычу, пока возмущённые саудовцы не потребовали реального сокращения хотя бы на 300 тысяч баррелей в сутки. Нахамив арабам и обвинив их в развале альянса, Путин хлопнул дверью, после чего цены ринулись вниз.
Тогда положение спас Трамп, отбывавший еще только первый президентский срок. Он польстил Путину, пригласив его к телефонному разговору на троих — с участием саудовского короля. Москва согласилась на резкое снижение добычи (в пять раз больше, чем требовали саудовцы), но это было единственным реальным вкладом России в усилия ОПЕК+.
После этой краткосрочной уступки российские нефтяники возобновили работу в соответствии со своими программами, а саудовцы, желая сохранить хотя бы видимость единства и авторитета ОПЕК+, согласились считать естественное падение нефтедобычи в России ее добровольным вкладом в усилия альянса.
А с начала 2024 года Россия объявила, что сокращает добычу сверх положенной ей квоты, вступив в группу из восьми членов альянса (вместе с Саудовской Аравией, Ираком, Объединенными Арабскими Эмиратами, Казахстаном, Кувейтом, Оманом и Алжиром). Эта группа урезала совместную добычу ещё на 2,2 млн баррелей в сутки.
Однако с мая 2025 года эта группа стала постепенно, но быстро наращивать добычу, сокращая эту добровольную «жертву» на 411 тысяч баррелей в сутки. А Казахстан с Ираком вообще перестали сдерживать своих нефтяников и принялись добывать столько нефти, сколько могут извлечь из недр.
Постепенность наращивания добычи — ясный сигнал к тому, что ОПЕК+, да и его ядро ОПЕК, отказываются от прежней стратегии и сохраняют организационную структуру лишь номинально. Начинается конкуренция по принципу «каждый за себя».
И Россия, остающаяся в ОПЕК+ на декоративной роли «свадебного генерала» и не выполняющая никаких положенных участнику картеля функций, теряет и эту роль.
Поднять добычу отечественные нефтяники не могут: статистика ОПЕК+ показывает, что Россия не выбирает даже и той квоты, которая ей положена по взаимным договоренностям. Так, в апреле России разрешалось добывать ежесуточно 9,004 млн баррелей (без учета конденсата), а на самом деле это показатель у неё составил всего 8,56 млн. На июль эта квота составляет 9,329 млн баррелей в сутки, но добыть столько, как показывает опыт, вряд ли получится.
Соревноваться с другими нефтедобывающими странами Россия не может. Нефти с низкой себестоимостью у нее фактически не осталось, и на рынке ее вскоре потеснят саудовцы с их партнерами по Персидскому заливу, а на подходе и новые нефтедобывающие страны вроде Гайаны и Намибии. Предложение давно превышает спрос, и мир безболезненно обойдётся без поставок из России. А повысить конкурентоспособность российских баррелей мешает не только низкое качество оставшихся запасов, но и война, которая не позволяет надеяться на налоговые льготы, на кредитные заимствования на выгодных условиях, да и на привлечение иностранных технологий, капиталов и опыта к разработке месторождений.
Давление на отрасль — а в конечном счете и на российский бюджет — могут оказать и новые санкции, которые в США собираются ввести против стран, покупающих нефть и прочее сырье из России. Перспективы наших нефтяников оптимизма не внушают.
