Европа, а не Америка, — главное исключение из этого правила. В мире национальных государств у нее есть наднациональный Европейский Союз. В мире, который постепенно осознает неустранимость насилия, Европа продолжает верить, что оно осталось в прошлом. (Отсюда и поспешная, несколько позорная кампания перевооружения.) В мире, которым преимущественно правят пожилые лидеры, такие люди, как 47-летний президент Франции Эмманюэль Макрон или 48-летняя председательница правительства Италии Джорджа Мелони выглядят скорее как вундеркинды.
Цифры должны нас поразить.
Дональду Трампу, Си Цзиньпину, Нарендре Моди и Владимиру Путину — всем за 70. Больше 70 лет — Реджепу Тайипу Эрдогану (президенту Турции), Биньямину Нетаньяху (премьер-министру Израиля), Сирилу Рамафосе (президенту ЮАР) и Луле да Силве (президенту Бразилия). Президенту и верховному лидеру Ирана — 70 и 86 лет соответственно. Президентам Нигерии и Индонезии — по 73. Более половины населения планеты и значительная часть её территории и военного потенциала находятся в руках людей, которые старше Рональда Рейгана в момент его прихода в Белый дом (а ему тогда было 69 — и это считалось рискованным).
Один из важных дестабилизирующих факторов мира сегодня — возраст его лидеров.
Старые руководители стремятся успеть что-то оставить после себя, добиться чего-то грандиозного, пока не вышел срок их собственной жизни. Присоединение Тайваня к материковому Китаю — яркий пример такого проекта. Не менее яркий — месть за утрату престижа и «стратегической роли» России после холодной войны. Даже поспешность Трампа в урегулировании украинского конфликта (пусть даже в ущерб Украине) и его стремление разрушить прежнюю глобальную торговлю любой ценой — тоже следствие тревоги старика, торопящегося поставить точку.
Проблема не в здоровье — почти все из названных лидеров бодры и в своем уме. Проблема в их мотивации: времени на великие свершения у них мало, а расплачиваться за ошибки — в виде приговора суда или утраты репутации — им уже не придется.
Здесь возникает парадокс: старость должна, казалось бы, стать причиной внимательности и осторожности — но становится причиной возбуждения. Это касается и лидеров, и избирателей. Кто бы мог подумать, что с ростом среднего возраста западные избиратели станут более антиэлитарными? А именно пожилые избиратели дали миру Brexit и Трампа.
Но сосредоточиться стоит на самих лидерах.
Даже если все эти семидесятилетние правители вели бы себя сдержанно, смена власти после долгого правления сама по себе чревата кризисами. В демократиях все-таки есть процедура (если Трамп, к примеру, признает 22-ю поправку к конституции – она ограничивает пребывание в должности президента двумя сроками).
Но что делать с Путиным или Си? Тут возможны не просто дворцовые интриги, но и открытый протест, немыслимый на пике авторитарной стабильности. Арабская весна случилась отчасти потому, что целое поколение североафриканских лидеров, таких, как 80-летний Хосни Мубарак, состарилось одновременно. Представьте теперь несколько гораздо более могущественных стран, где одновременно начнется смена режимов, зацементированных десятилетиями личной власти.
И представьте, насколько непредсказуемо будет то, что придет им на смену. Путин и Эрдоган почти весь XXI век контролируют свои страны. Си и Моди — более десяти лет каждый. Когда Али Хаменеи стал верховным лидером Ирана, Советский Союз ещё существовал. Нетаньяху и Лула — вообще возвращенцы. В какой-то степени все эти страны — продукты жизнедеятельности лидеров. Спросите западного дипломата: как поведет себя Россия после Путина? Вы услышите изящные догадки — или увидите, как он пожмет плечами.
Трудно вспомнить иной исторический момент, когда так много лидеров одновременно вступили в пожилой возраст. (Если слово «старость» кажется слишком резким, вспомните, что даже в самых благополучных странах мира ожидаемая продолжительность жизни мужчин не превышает 85 лет.) Даже накануне Первой мировой, в эпоху усачей-стариков, посылавших мальчиков в мясорубку, кайзеру Вильгельму Второму было чуть больше 50.
Почему же Европа, самый возрастной континент в демографическом смысле, избежала власти стариков?
Возможно, потому что Европа — исключение и в других вещах. В странах, мыслящих категориями силы, жесткой вертикали и «семьи-нации», неудивительно, что правят «отцы народа». Там, где власть — это технократическое управление процветающим миром, это менее актуально. Заметьте: после вторжения России в Украину в 2022 году и Британия, и Германия выбрали необычно возрастных лидеров. (Хотя ни Киру Стармеру, ни Фридриху Мерцу 70 еще нет.)
Как бы то ни было, мир переживает урок парадоксальных последствий активной старости. Возраст приносит мудрость — но и освобождение от страха. Он обязывает к служению — но и диктует спешку. Конечно, правильнее было бы объяснять мировую неустойчивость экономическими трендами и историческими процессами. Но возможно, одна из важных причин — в том, что несколько стариков спешат войти в вечность, оставив после себя «выдающееся наследие».
А если так — то с каждым днем будет все хуже.
