Уголовное дело против редакторов Doxa Армена Арамяна, Аллы Гутниковой, Натальи Тышкевич и Владимира Метёлкина завели из-за видео, в котором они требовали от руководства вузов прекратить давление на студентов из-за участия в митингах в поддержку Алексея Навального. Полностью последнее слово Армена Арамяна было опубликовано в «Медузе», Аллы Гутниковой — в «Русской службе Би-би-си», Натальи Тышкевич — на «Радио Свобода», Владимира Метёлкина — в «Медиазоне».
Армен Арамян
Уважаемый суд! В России сейчас осталось не так много мест, где я мог бы свободно высказаться о том, что происходит в нашей стране. Я бы хотел воспользоваться возможностью сказать несколько слов на открытом судебном заседании. Месяц назад Россия начала так называемую «специальную военную операцию» в Украине. Из-за военных действий в Украине погибли тысячи мирных граждан: только пять тысяч человек, по предварительным данным, погибли в одном Мариуполе. Перед тем, как выступить с последним словом, я бы хотел объявить минуту молчания в память о погибших на этой войне. Я считаю, что каждое публичное событие в России сейчас должно начинаться с такой минуты.
Уважаемый суд! Уже двенадцатый месяц я и мои друзья находимся под фактическим домашним арестом. Обыски, которые прошли в наших квартирах в 6 утра 14 апреля 2021 года, поделили нашу жизнь на до и после. Весь этот год мы не могли учиться, работать, встречаться с друзьями, жить свою нормальную жизнь.
<...>
А всё из-за короткого видео, которое мы опубликовали в январе 2021 года — видео, в котором мы всего-навсего обратились к властям, а также к университетам и к школам с одним простым требованием: перестаньте запугивать студентов и школьников, перестаньте угрожать им отчислением за участие в акциях.
<...>
Мне 24, я совсем недавно закончил бакалавриат, потом магистратуру, я знаю российские университеты, и я знаю вот эту атмосферу страха и самоцензуры, которая в них доминирует. Даже в самых смелых, самых свободных университетах молодым людям внушают эту установку — вы ещё молодые, не высовывайтесь, не рискуйте своей жизнью, мы вас отчислим, мы сломаем вам жизнь. Я видел, как эти часто преувеличенные и абсурдные угрозы влияют на молодых людей. Они отнимают у нас свободу и ощущение, что мы можем что-то изменить.
Прямо сейчас страх и самоцензура — главная опора этого режима. Каждый раз, когда люди начинают объединяться ради общих целей, каждый раз, когда они чувствуют, что в их силах что-то изменить, государство мгновенно воспринимает это как угрозу. Для этого режима любая возможность людей свободно объединяться представляет угрозу, потому что он не может управлять обществом, он может управлять только сборищем отдельных людей. На любые попытки объединиться власть мгновенно реагирует при помощи репрессий.
Главная цель репрессий — это, конечно же, страх. <...> Страх эффективен, потому что он нас разъединяет. Когда мы объединяемся со своими единомышленниками, мы чувствуем, что вместе мы сильнее, что мы уже не просто отдельные люди, что вместе мы можем больше. А страх снова заставляет нас чувствовать, что мы одни. Страх отдаляет нас друг от друга, он заставляет нас смотреть друг на друга с подозрением. Когда нас запугивают — вызывают на ковер в деканат, чтобы пригрозить отчислением, или избивают в отделении полиции, чтобы выбить пароль от телефона — государство пытается навязать нам ощущение, что на самом деле мы всегда одни.
Государство как бы говорит: «Есть только ваши личные проблемы, личные риски, личные достижения. Если вы продолжите заниматься только своими личными делами, мы, возможно, не будем лезть в вашу маленькую жизнь. Но как только вы решите, что способны на что-то большее вместе, мы мгновенно ее разрушим».
Когда путинский режим громит остатки независимых СМИ, объявляет крупнейшие политические организации экстремистами — это атака против любого свободного объединения людей. Террор, которым занимается наше государство, только изображает некоторую рациональность. Государство, да и мы, часто оправдываем репрессии: ну да, наверное, не стоило быть таким радикальным, не стоило так резко высказываться, не стоило отбивать задержанных, они знали, на что идут. Но эта рациональность — иллюзия. Задача государственного террора — запугать нас всех, чтобы мы все время чувствовали себя под угрозой, чтобы мы стали цензорами для самих себя — сами оценивали каждое наше действие.
<...>
Главный вопрос нашего поколения — это не просто вопрос о том, как нам оставаться достойными людьми при фашизме. Как совершить правильные поступки и не совершать неправильных. Это вопрос о том, как нам строить солидарность и объединяться в обществе, которое несколько десятилетий беспощадно уничтожалось. «Молодость — это мы, и мы обязательно победим», — такие слова звучат в конце нашего ролика. И правда, кто, если не мы.
Алла Гутникова
Я не буду говорить о деле, обыске, допросах, томах, судах. Это скучно и бессмысленно. Последнее время я хожу в школу усталости и досады. Но еще до ареста я успела записаться в школу умения говорить о действительно важных вещах.
<...>
Я часто чувствую себя рыбкой, птичкой, школяром, малышкой. Но недавно я с удивлением узнала, что Бродского тоже судили в 23. И поскольку и меня причислили к роду человеческому, я буду говорить так:
В каббале есть концепция тикун олам — исправление мира. Я вижу, что мир несовершенен. Я верю, что, как писал Иегуда Амихай, мир был создан прекрасным, для того, чтобы было хорошо, и для покоя, как скамейка в саду. Я верю, что мир создан для нежности, надежды, любви, солидарности, страсти, радости.
Но в мире ужасно, невыносимо много насилия. А я не хочу насилия. Ни в какой форме. Ни учительских рук в трусах школьниц, ни кулаков пьяного отца семейства на телах жен и детей. Если бы я решила перечислить все насилие, которое есть вокруг, мне не хватило бы ни дня, ни недели, ни года. Чтобы увидеть насилие вокруг, достаточно только открыть глаза. Мои глаза открыты. Я вижу насилие, и я не хочу насилия. Чем больше насилие, тем больше я его не хочу. И больше всего я не хочу самого огромного и самого страшного насилия.
Я очень люблю учиться. Дальше я буду говорить голосами других.
В школе на уроках истории я изучила фразы «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков» и «За вашу и нашу свободу».
В старшей школе я читала «Реквием" Анны Андреевны Ахматовой, «Крутой маршрут» Евгении Соломоновны Гинзбург, «Упразднённый театр" Булата Шалвовича Окуджавы, «Детей Арбата» Анатолия Наумовича Рыбакова.
<...>
В девятнадцать лет я ездила в Майданек и Треблинку и узнала, как на семи языках сказать «никогда больше»: never again, jamais plus, nie wieder, קיינמאל מער, nigdy więcej, לא עוד.
Я изучала еврейских мудрецов и больше всего полюбила две мудрости. Рабби Гилель говорил: «Если не я за себя, то кто за меня. Если я только за себя, то зачем я? Если не сейчас, то когда?». А рабби Нахман говорил: «Весь мир — это узкий мост, и главное — совсем не бояться».
<...>
Ни одна из моих любимых книг — ни детская, ни взрослая — не учила безразличию, равнодушию, трусости. Нигде меня не учили этим фразам: «мы люди маленькие»,
«я человек простой», «всё не так однозначно», «никому нельзя верить», «я как-то этим всем не интересуюсь», «я далёк от политики», «меня это не касается», «от меня ничего не зависит», «компетентные органы разберутся», «что я один мог сделать»,
Наоборот, я знаю и люблю совсем другие слова.
Владимир Метёлкин
«Власть объявила войну молодости, но молодость — это мы, и мы обязательно победим» — это заключительная фраза нашего видео (её говорит Алла). Мы опубликовали его больше года назад, за это видео на нас завели уголовное дело, именно поэтому мы стоим здесь, в зале суда. Эта фраза состоит из двух частей, и я построю свою речь, отдельно отталкиваясь от каждой.
Власть объявила войну молодости. Метафора войны с молодостью и ее значение, в общем-то, очевидно и не требует долгих пояснений: у молодых людей в современной России остается мало перспектив и надежд на будущее, у нас его отобрали. Если ты — молодой порядочный человек, хочешь личностно развиваться, получить образование и честно трудиться, если у тебя есть хоть какие-то амбиции — тебе советуют уехать из России, и говорят, чем раньше — тем лучше.
Сегодня, спустя год после начала дела, мы со злобой и даже ненавистью можем сказать, что все гораздо хуже. Власть объявила войну в буквальном смысле. Речь идет не о метафорической войне с молодостью. Это чудовищная по своей жестокости, разрушительная война против Украины и ее мирных жителей. Она идет с 2014 года, о чем многие из нас просто забыли. Я и сам забыл, уже не придавал этому должного значения. Но все точно вспомнили это сейчас, когда Россия утром 24 февраля после безумной националистической речи Путина бомбила Киев.
<...>
Власть объявила войну Мариуполю, который давно находится в блокаде, где разрушено больше 90% зданий — его жители умирают без воды и еды, они хоронят своих близких прямо во дворах жилых домов, потому что других возможностей нет. Посмотрите эти фотографии, их много в международных медиа.
Объявила войну женщинам и детям. Россия бомбит городскую застройку без разбора и попадает в школы, больницы, роддома. Это признали журналисты, правозащитные организации, правительства по всему миру. Мы каждый день можем видеть огромное количество фото и видео из Украины, эту войну мы буквально видим онлайн. Но, кажется, кому-то до сих пор приносят военные сводки в папочках.
Власть объявила войну даже тем, чьими руками она пытается воевать. На войну в том числе попадают солдаты срочники. Они не хотят воевать, сдаются в плен и не ведут танки в атаку, они даже не всегда умеют как следует пользоваться военной техникой. Их хаотично бросают по разным направлениям наступления (хотя мы слышали о сокращении линии фронта, надеемся, что так и произойдет), они гибнут страшной смертью — горят заживо в разгромленных колоннах техники. В первые дни наступлений российские солдаты не знали, где они находятся и куда двигаются — это зафиксировано и задокументировано множеством свидетельств. Их просто отправили на убой, многих без нормальной одежды, нормальной еды и крова.
Я лично слышал из первых уст историю одной женщины, чей племянник-призывник спит прямо в советском танке 1974 года. Мы слышали сообщения о том, что мертвых солдат не вывозят и не хоронят, как полагается. Они разлагаются в украинских полях. Украинская сторона предлагает забрать тела, но россияне молчат.
Власть объявила войну активистам и журналистам, которые хотят открыто говорить о происходящем, потому что об этом невозможно молчать.
Спустя годы нас будут спрашивать, что мы делали в это время, как мы сопротивлялись происходящему. Нам нужно будет отвечать следующим поколениям.
Спустя годы нас будут спрашивать, что мы делали в это время, как мы сопротивлялись происходящему. Нам нужно будет отвечать следующим поколениям. Тем временем репрессии работают: заведено более 200 административных дел и несколько уголовных, придуманы новые статьи под военное время. Юристы справедливо называют это военной цензурой. Власть продолжает пугать нас, намекая на отмену моратория на смертную казнь. Есть те, кто не молчит, но нас мало.
Теперь ко второй части фразы. Молодость — это мы, и мы обязательно победим. Что здесь сказано? Мне хочется уйти от стандартной интерпретации этих слов как поколенческого конфликта, в котором молодые всегда приходят на смену старшим, уходящим в утиль, и якобы от этого все становится лучше по умолчанию. Это было бы упрощением.
На мой взгляд, речь в этих словах идет о том, что однажды наступит будущее. Мы не знаем, каким оно будет, из нынешней точки никакой определенности мы увидеть не можем. Но нет сомнений в том, что путинский режим кончится раньше, чем того хочет главный (пока главный) актор. Своей попыткой президенствовать пожизненно президент разваливает страну.
<...>
О денацификации. Россия придумала в качестве символа войны букву Z, которую многие справедливо называют полусвастикой. В некоторых странах этот знак уже хотят законодательно приравнять к символам нацизма. Ничем иным это назвать нельзя. Это новая свастика и новая зига. В форму Zиги выстраивают российских студентов, школьников и даже детей в детских садах.
Российские пропагандисты все восемь лет с 2014 года кричали про нацистов в Украине: сначала они якобы выступали на Майдане, потом оказались во власти. Нам показывали факельные шествия, которые действительно выглядят дурно. Но где сейчас украинские крайне правые? Объединённые правые не прошли в Раду, набрав 2% процента на последних выборах. Отдельные персоны из националистов-ветеранов войны на востоке Украины пролезли в политику или смогли занять посты в силовых ведомствах при Порошенко, но говорить об их влиянии на политику в последние годы не приходится. [Владимир] Зеленский же явно взял курс на примирение украиноговорящего и русскоговорящего населения страны.
Мы очень, очень сильно обскакали украинских националистов. Это нам нужна денацификация и деколонизация России. Отказ от имперского шовинизма, смеха над языками, культурами и символами других стран и других народов России. Именно отсутствие эмпатии к тем, кто живет рядом с тобой, — вот из-за чего начинаются войны.
Мы приезжаем в Ереван или Тбилиси и ждем, что с нами будут говорить на русском языке, ждем, что нам предоставят услуги, как в Москве, что нам все будут рады. Воспринимаем эти места как осколок большой России. Это и есть имперское мышление. Россия, как все видят, не делает ничего хорошего соседним странам. Нам нужно много саморефлексии о том, что такое быть россиянами. Сейчас мы должны быть к себе максимально строгими.
Мы перестали нести ответственность за то, что происходит в нашей стране, и наша страна развязала самую страшную войну в своей истории. Мы должны исправить эти ошибки. Понять, что сейчас нет ничего важнее политики. Политики, понимаемой как участие в собственной жизни, как самоуправление, как готовность взять на себя ответственность, как обеспокоенность тем, что происходит вокруг. Все это — база, на которой нам нужно строить новое российское общество. Бегство в уютные миры частных интересов и потребления в авторитарном обществе привело к страшным последствиям. Это должно закончится и не повториться больше никогда.
Сообщество активистов, журналистов, исследователей, к которому я имею честь принадлежать, знает, что с этим делать. Мы готовы усердно работать, терпеть и надеяться — изменения придут, но нам всем нужно коллективно к ним готовиться. Для этого нам нужно быть на свободе.
Я немного скорректирую последнюю фразу видео, да простит меня Алла, хотя текст мы писали вместе, насколько я помню. Хочу, чтобы она звучала так: власть объявила войну мирным людям и сейчас представляет большую угрозу. Но настоящая власть — это мы, и мы обязательно прекратим этот ужас.
Наталья Тышкевич
Сегодня 1 апреля и я стою в зале Дорогомиловского суда, смотрю на судью Татарулю, на прокурора Трякина, на своих коллег Армена, Аллу, Володю, на пластикового орла с подсветкой, в небольшом зале, оклеенном панелями под дерево, к счастью не в «аквариуме», но за кафедрой… это здание суда – бывшее здание школы, типичной советской школы с общей лестницей и коридорами.
<...>
Я обращаю свою речь к уважаемому суду, но к суду иному – суду общественному, суду высшему, я знаю, что эта речь выйдет за пределы этого пространства и разойдётся по множеству каналов. Я чувствую присутствие и поддержку множества людей.
<...>
Институции так устроены, чтобы создавать у людей постоянную гонку и стресс. Так сложнее высказывать своё мнение и объединяться. Испуганными людьми проще управлять. Заставлять их выходить на митинги и участвовать во флешмобах, проще их подвергать сексуализированному насилию. Для многих отчисление грозит призывом в армию — а сейчас это особо страшно.
Так получилось, что наша аудитория двадцатилетних пересеклась с аудиторией МВД. Мы показали двадцатилетним выход, показали разные возможности: работать на волонтёрские организации или что-то ещё. И дело совсем не в акциях, а в том, что раздвигая поле возможностей, мы перешли дорогу тем кто хотел бы это поколение иметь в запуганном виде, чтобы они беспрекословно шли умирать.
<...> для нас — историков из будущего был предоставлен уникальный шанс изучить изнутри, как государство в двадцатых годах двадцать первого века тратило огромные ресурсы на то, чтобы подавить действительно мощное сопротивление несовершеннолетних: через семью (скриншоты родительских чатов), учителей (целые тома протоколов классных часов), множественные допросы (двенадцатилеток спрашивают, какая экономическая программа у Навального). И чем дальше я погружаюсь в материалы из регионов, тем больше у меня появляется веры в слова из того самого видео с ютуба, где четверо ребят рассказывают, что молодость — это мы: «По всей России есть сотни тысяч молодых людей, которые будут бороться и защищать ваши права». Что мы имели в виду, кто эти молодые люди? Интуитивно мы призвали их, и, когда нас арестовали, они действительно начали собираться вокруг в расширенную группу поддержки.
Интересная работа со временем, я уже сейчас себя чувствую ветеранкой этой временнóй войны, я протягиваю сама себе руку из будущего, чтобы вытащить себя за волосы из московских болот двадцатых годов. Будущее уже здесь, просто оно распределено неравномерно и проявляется через аномалии и чудеса. Из будущего мы можем оглянуться назад и деконструировать прошлое повествование, зная, что будущее уже там просвечивало.
