Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

«Украинский и беларуский — диалекты, а Зеленский притворяется, что забыл русский язык? Нет!»

Лингвистка разбирает мифы о языках, которые активно используются в российской пропаганде.
Ahmed Zalabany / unsplash

Я лингвистка, и мне надоело слушать мифы о языках, которые сейчас активно используются в российской пропаганде. Основные из них — «русский, украинский и беларуский — диалекты одного языка», «русскоязычные украинцы — наши сограждане просто на основании языка», «русский язык нуждается в защите» и наконец «Зеленский притворяется,что забыл русский». Все это не так, почему — объясню по пунктам. 

Тезис первый: «украинский и беларуский — диалекты»

В образовании языков задействованы два основных механизма: дивергенция и конвергенция. Пример дивергенции: группа людей мигрирует, а интернета, радио, телевидения, фиксированной нормы языка и общей грамотности нет (как это было большую часть истории человечества). 

Путешествовать сложно, дорого и опасно, поэтому уехавшие и оставшиеся не общаются между собой. В этих условиях два языка (тот, на котором говорила группа до отделения, и тот, который образовался в изоляции) развиваются параллельно и спустя время превращаются в разные языки. Например, исландский развился из древнескандинавского в изоляции на острове, а из материкового древнескандинавского выделились норвежский, шведский и датский. 

Отличный пример конвергенции — современный английский: он образован на основе кельтских, германских (викинги и англо-саксы), латыни и романских (сперва римляне и затем норманны с Вильгельмом Завоевателем) языков. 

Чистой дивергенции почти не встречается, потому что языки благодаря своим носителям постоянно вступают в контакт с соседними, обмениваются лексикой, обретают общие грамматические черты. В образовании большинства языков принимают участие оба процесса, они идут параллельно на протяжении многих поколений. 

Что же происходит с языками в процессах дивергенции и конвергенции? Лексические и даже грамматические заимствования, образование диалектов. А еще возникают пиджины — это «упрощённые» языки в месте контакта групп людей, говорящих на разных языках.

Например, в XVIII–XX веках, когда велась активная морская торговля между Норвегией и Россией, появился руссенорск — пиджин, включавший около 400 слов. Половина из них — из норвежского языка, 40 % — из русского, остальные — из других языков.

Руссенорск вымер, но не все пиджины ждет такая судьба: в некоторых случаях, когда рождаются дети, для которых этот язык является родным, пиджины становятся «полноценными» языками. Такие языки называют креольскими, например, как гаитянский креольский — он является официальным языком.

Эти процессы происходят сейчас и происходили с тех пор, как вообще появился человеческий язык. Они происходят даже у других видов, которые используют сложные звуковые сигнальные системы: биологи, например, наблюдают диалектные различия у многих певчих птиц. 


Как же отличить язык и диалект? Широко известна фраза, популяризованная лингвистом Максом Вайнрайхом: «Язык — это диалект, у которого есть армия и флот».

Эта фраза, с одной стороны, отражает идею возникновения национальных государств вокруг, в том числе единого языка. А с другой стороны, эта фраза отражает отсутствие полного консенсуса среди лингвистов о том, где проходит грань между языком и диалектом.

Кроме расплывчатого «носители друг друга не понимают» есть и более формальные критерии. Семь из них вывел в 1976 году лингвист Белл. Например, стандартизация: наличие письменного стандарта, грамматики, используемость в разных сферах. Хотя не все, что лингвисты считают языками, отвечает этой группе критериев из-за бесписьменности, колонизации и ее эффектов (уничтожение, вытеснение, «потеря престижа»). И не все, что лингвисты считают разными языками, как разные арабские (ливанский, марокканский), сами носители считают разными.

Но и украинский, и беларуский обладают письменным стандартом (и не одним). Оба этих языка используются и в быту, и при обучении, и в делопроизводстве. Они оба имеют статус государственного языка. Кроме того, сами украинцы и беларусы осознают украинский и беларуский национальными языками. Согласно Беллу, это говорит о том, что язык соответствует критериям витальности – (то есть существует социум, который говорит на этом языке) и историчности (то есть социум самоидентифицируется через этот язык)

Точка зрения «раз мы их понимаем, значит, это не язык», не всегда показательна. Во-первых, не все русскоязычные понимают украинский и беларуский. Во-вторых, схожесть языков — не уникальное явление, например, степень взаимопонимания между сербским и хорватским иногда выше, чем между диалектами итальянского, но они, тем не менее, являются разными государственными языками. Здесь мы касаемся критерия автономности – группы носителей осознают эти языки как отдельные).

Итальянцы не из Неаполя понимают хорошо если половину того, что произносится на неаполитанском, но большинство неаполитанцев считают, что говорят на «диалекте», а не на языке. 

Тезис второй. «Мы сограждане на основании языка»

На территориях, которые раньше входили в состав многоязычных империй, всегда остаются носители языка этих империй, это прямое следствие колониализма. 

В США, Индии, на Мальте это английский; в Кот д’Ивуаре, на Карибах — французский; в Аргентине и Чили — испанский; в Бразилии — португальский; в Украине, Казахстане, Беларуси, Литве, Кыргызстане, Аляске и так далее — русский. Во всех империях проводилась языковая политика, направленная на подавление местного языка. Например, Эмский указ, подписанный Александром II, запрещающий преподавание и ведение документации на украинском языке. 

Поэтому язык империи оставался более «престижным» и после распада: необходимы огромные ресурсы для того, чтобы создать официальный стандарт, написать учебники, перевести всю документацию, карты, начать издавать газеты, печатать книги и так далее на государственном уровне, это может занимать годы, а искать работу и обучать детей людям необходимо прямо сейчас. И если владение языком бывшей империи может обеспечить более высокооплачиваемую работу, этот язык ещё не скоро уйдёт из стран, которые раньше в неё входили.

Но границы распространения языка или этноса не совпадают с государственными границами почти никогда. Например, карельский распространён и в Финляндии, и в России, потому что территория, на которой обитают карелы, была разделена между этими государствами как итог войны и политических соглашений. Английский является родным языком для большинства населения Австралии и США (но не имеет официального статуса в конституциях), потому что и Австралия, и США раньше были колониями Британской империи. Ашкеназим говорили на идиш, а сфарадим — на ладино, но обе эти группы знали иврит и относили себя к евреям. 

Использование владения русским языком как мотива для обозначения «сограждан» — прикрытие для желания возродить рухнувшую империю по методичке XIX века, в котором зародилась идея национального государства. Но в XXI веке мы живём в пост-колониальную эпоху.

Тезис третий. «Русский язык нуждается в защите»

Когда я была на первом курсе, орочский язык был еще жив. Когда я поступила в магистратуру, он уже был мертв. Язык существует, пока живы люди, для которых он является родным, и язык находится под угрозой вымирания, когда на нем не учат в школах и университетах, нельзя защищать себя в суде, не издаются газеты, книги, не выходят радио и телепередачи, не говорят на нем и, самое главное, когда детей не учат ему с рождения. Орочский язык (на нем говорили орочи в Хабаровском крае) надо было защищать — теперь он умер. Много других языков находятся на грани исчезновения, потому что мало носителей, они не «престижны», нет грамматик, книг, газет, радио, телевидения, школ, университетов. Но русский — не один из них.

На русском языке, по разным оценкам, говорят от 110 до 258 млн человек. Это восьмой язык в мире по количеству говорящих. Он является одним из официальных в нескольких странах. 

Для примера, один из языков России, карельский, который находится не в самом худшем положении: на нем говорят от 50 000 до 100 000 человек в мире (включая Финляндию), есть несколько стандартов и диалектов. В Карелии есть радиопередача на карельском (45 минут в день), новости (по полчаса) и одна передача на 55 минут по телевизору, книги (в том числе самиздат), несколько школ, где его преподают, но преподавание в основном ведется на русском.

В мире существует больше 7000 языков. Большинство из них не обладают статусом государственного языка, официального языка, на них отсутствует преподавание, радио и тв-передачи, книгопечатание и издание газет. Они действительно в опасности, а русский никогда в ней не был и не будет. Защищать надо карельский, вепсский, орокский, горный марийский и луговой марийский, эвенкийский, мокшанский, эрзянский, ительменский — другими словами, проще перечислить языки, которым не нужна защита.

Тезис четвёртый. «Зеленский притворяется, что забыл русский язык»

Надеюсь, что ни у кого из посмотревших полуторачасовое интервью президента Зеленского российским журналистам нет сомнений в том, что интервью проводилось на русском языке и без переводчика. Так что неверным было бы заявление о том, что он забыл русский язык; он забывал отдельные слова. В психо- и нейролингвистике такой феномен называется «tip-of-the-tongue effect» (эффект «на кончике языка») и с ним, скорее всего, когда-либо сталкивались все: когда ты не можешь вспомнить сразу какое-то слово и можешь попросить «передай мне эту, как ее, ну такая... ложку!».

Кроме того, Зеленский живет в билингвальной среде. Украинское сообщество, как и сообщества в большинстве стран на территориях бывших империй, билингвально, официальным языком является украинский. 

Украинский и русский — близкородственные языки, в них много когнатов (слов, восходящих к одному в праязыке или заимствованных из одного и того же источника). Это — первая сложность для билингвов. Слова, которые он не мог вспомнить (например, лекарства, вторжение) в данный момент очень частотны, потому что напрямую относятся к войне и наверняка употребляются и Зеленским, и его собеседниками постоянно. При этом эти слова являются когнатами (ліки — лекарства, вторгнення — вторжение). Это нормально, что более частотное слово вытесняет менее частотное в речи билингва, особенно при условии, что формы этих слов в двух языках, которыми он владеет, очень близки.

В жизни я в основном говорю по-английски, живу во Франции, читаю на куче разных языков. Очень часто забываю слова или использую неверные, когда долго не говорю на русском. Показательная ситуация: готовили суп по англоязычному рецепту, друг подходит помочь, спрашивает, что он может сделать. Я заглядываю в рецепт, вижу «peel and mince 2 tablespoons of ginger» (​​очистить и измельчить 2 столовые ложки имбиря), беру овощечистку и имбирь, протягиваю ему и говорю: «вот тебе пилка и имбирь, надо напилить две ложки».

В когнитивной науке есть понятие когнитивной нагрузки (cognitive load), которое отражает нагрузку на оперативную память индивидуума. Переключение между как минимум тремя разными языками — украинским, английским и русским, — которое регулярно осуществляет Зеленский, усиливает когнитивную нагрузку. Стресс (идет война, а он — президент страны, на которую напали) и недосып (о котором он сказал в этом же самом интервью) тоже на нее влияют.

Кроме того, устная речь всегда отличается от письменной, от стандарта языка: например, в русском в спонтанной устной речи у большинства практически не встречаются причастия и деепричастия, в устной спонтанной речи гораздо чаще встречаются «ошибки», предложения обрываются на середине и так далее — и это нормально. Как и абсолютно нормальна речь Зеленского как украино-русского билингва даже без стресса и недосыпа, а с ними — тем более.



читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку