Но всё там было всерьез. Строго говоря, это был учебник не по советской истории, а по истории тех территорий, которые вошли в СССР, прежде всего, Московской Руси как центра «собирания земель русских».
Еще точнее — взгляд на историю одной шестой части суши из какого-нибудь кабинета в ЦК КПСС.
Сейчас в России собираются преподавать историю примерно так же.
Большевизм как мессианство
Я согласен с теми, кто считает большевизм мессианским учением, где на место Царства Божьего поставлен коммунизм как финальная точка, к которой стремится история человечества, а на место церкви — партия как единственная и непогрешимая организация, ведущая людей к этому, кхм, финалу. И официальный учебник истории — просто еще одна из священных книг, наряду с катехи… простите, с программой партии и сборниками статей и речей Ленина.
Поэтому советская история не просто перечисляла тщательно отобранные факты, она их интерпретировала с одной единственной точки зрения: событие приближает нынешнее положение дел — значит, оно прогрессивное, а если не приближает — наоборот. Взять, скажем, правление Ивана Грозного: с одной стороны, кровавый ужас и фактический распад страны по его итогам, а с другой — всё-таки централизация усилилась, боярское своеволие было задавлено, государство укреплено… хотя это не точно. И к Балтике стремился выйти (то есть к границам СССР), хоть и не смог. Так что в целом он скорее прогрессивный, хотя многое недопонял, недоучел.
Также стоит обратить внимание, что это была история, по сути, Московского государства и его окрестностей с Киевской Русью в качестве какого-то пролога. К примеру, в азиатских республиках СССР происходило куда больше исторических событий, чем на Среднерусской равнине: Самарканд уже Александр Македонский застал древним и славным городом, а Монгольская империя, вобравшая в себя большую часть будущего СССР, вообще была самой большой континентальной империей в истории. Но говорилось обо всем этом как бы впроброс — ровно до тех пор, пока соответствующие территории не вошли в состав Московского царства.
Чье мессианство круче?
На самом деле большевики и в своем не были уникальны. Их отношение к истории во многом основывалось на классической европейской, прежде всего, немецкой гимназии. Она с ранних лет приучала, что существует только одно правильное, магистральное направление истории: от дикости к античности, затем к Средневековью, Возрождению и Новому времени, а любое общество, которое пропустит один из этих этапов, так и останется на второй год и переэкзаменовку. Большевики добавили к этому разве что коммунизм в качестве розочки на торте, высшего и окончательного человеческого счастья.
Ну, а подтянуть отстающих помогут «белые сахибы» (вариант: большевики-ленинцы). Уже в XX веке такой подход к истории культуре стран Востока был назван «Ориентализмом», по названию книги, написанной человеком с английским именем Эдвард и арабской фамилией Саид. Он настаивал, что западные ученые, прежде всего британские и французские, описывают Ориент, т. е. свой Восток, как что-то загадочное, прекрасное, но диковатое — описывают по западным меркам и на западных языках. Что с этим делать, учитывая, что основным языком мировой науки в ближайшее время явно останется английский, а не китайский, арабский или хинди, тоже не очень понятно, но это отдельная тема.
Нынешние российские «единые учебники истории» подошли к делу, кажется, еще радикальнее: отказавшись и от Царства Божьего, и от коммунизма, они поставили на место наивысшего блага… бесконечное воспроизводство нынешнего порядка вещей, провозглашенного «традиционным». История не идет к высшей точке, она просто движется по кругу, в центре которого, как вы понимаете, несменяемый и непогрешимый Вождь, чья фамилия в каждом новом воплощении состоит из двух слогов и оканчивается на -ин. Всё остальное интересно только в той мере, в которой прославляет и поддерживает этот круг и этот эпицентр.
Книги о Планете людей
Значимыми при таком подходе становятся лишь великие события и люди, которые продвигают историю вперед, позволяют хоть немного приблизиться к идеалу. Даты знаменитых сражений, даты правления царей и рождения величайших гениев — собственно, это и есть история, разве нет?
Нет! В той самой имперской (в прошлом) Европе давно уже научились писать по-другому. Ключевую роль тут сыграла т. н. «Школа анналов», которая существует во Франции с 1930 г. Суть ее подхода в том, чтобы описать жизнь общества целиком, прежде всего — повседневность. Да-да-да, ту самую, в которой ни великих сражений, ни гениев и злодеев. А зачем? Сейчас объясню.
Жил да был человек по имени Филипп Арьес, он занимался экспортом сухофруктов, а по воскресеньям баловался историческими изысканиями. Милый чудак, не правда ли? Но когда в 1960 г. вышла его книга «Ребёнок и семейная жизнь при старом порядке» (то есть до Великой французской революции), она сама оказалась революционной. Ну что там интересного в детстве, в этих мокрых носах и пеленках, разбитых коленках и чернильных пальчиках? А вот оказалось, что, изучая отношение людей к собственным детям, мы понимаем невероятно много о том, как было устроено общество в целом, как росли и взрослели люди — и это объясняет нам причины их поступков и образ их мышления куда лучше, чем детали биографии Наполеона и карты его походов.
Арьес заметил: в традиционном средневековом обществе были, разумеется, дети, но не было представления о детстве, как об особом периоде жизни. Был период беспомощного младенчества, а дальше малыш становился «личинкой взрослого», которой только еще предстоит стать настоящим человеком. Как же люди пришли к самой идее детства, а главное, как обходились прежде без нее? Ужасно интересно! Другая его знаменитая работа — «Человек перед лицом смерти», она объясняет, как в европейской культуре менялось восприятие собственной смертности и как оно влияло на поведение людей.
А ведь это куда интереснее дат и сражений (при всем моем к ним уважении)! Я убедился в этом, когда моя дочь, иллюстратор Анна Десницкая, вместе с писательницей Александрой Литвиной выпустили книгу «История старой квартиры», ставшую бестселлером и завоевавшую разные призы. А что там особенного? Да ничего, просто рассказ о том, как жили обычные люди, разные и несовершенные, в одной московской квартире, поколение за поколением.
Мы гадаем сейчас, как и когда закончатся сражения на востоке Украины. Но не менее важен другой вопрос: о чем будут думать и чего будут хотеть люди и в нынешней России, и в других странах вокруг нее, а может быть, и в тех, которые возникнут на ее месте? Будут они стремиться повторить великие сражения прошлого — или научатся жить друг с другом на «Планете людей», как назвал ее Антуан де Сент-Экзюпери?
И не последнюю роль в этом выборе будут играть книги, по которым дети сейчас узнают о прошлом.
