Образ «Святой Руси» с завидной регулярностью стал появляться в речах церковных деятелей. Ранее он встречался и в молитвах, которые с марта прошлого года обязаны читать все последователи патриарха Кирилла:
«Иноплеменным же языком, брани хотящим и на Святую Русь ополчающимся…» и «се бо брани хотящии ополчишася на Святую Русь, чающее разделити и погубити единый народ ея».
Пожалуй, стоит разобраться, что за новое географическое образование пытается возникнуть на карте мира.
Термин «русь» употреблялся по отношению к восточным славянам. Первое письменное свидетельство в 839 г. говорит о «народе рос». По одной из версий, «росами» византийцы называли норманнов. Есть и другие. В отечественных литературных памятниках термины «Русь» и «русская земля» встречаются неоднократно (поначалу — по отношению к землям, сплотившимся вокруг Киева). Население этих земель изначально было многонациональным (разноплеменным).
Примерно с XV века термин «Русь» начинает заменяться греческой формой — Россия, и она, начиная с Ивана Третьего, и входит в официальный обиход.
Выражение «Святая Русь» — это поэтический и фольклорный образ, за которым стоит убеждение, что русская земля избрана Богом для спасения людей. Это не государство и не территория (она не имеет локальных признаков), а некий духовный союз, охватывающий собой весь мир. В том числе и загробный. Его объединяющим признаком является православие.
По сути, это национальный аналог еврейского Небесного Иерусалима, перенесенный на русскую почву в рамках духовного «импортозамещения». Богоизбранность перенесена с евреев на русский народ и с «земли Израильской» на «землю Русскую». Место «Небесного города Иерусалима» занимает «Москва-Третий Рим». (Впрочем, выражение «небесные граждане Русского мира» встречается ещё в 1224 г. в «Послании» владимирского епископа Симона, то есть до возвышения Москвы.) А место Христа-Царя — «православный государь».
В фольклоре этот образ начинает широко употребляться не ранее XVII века. Квинтэссенцией этой идеи в народном сознании можно считать стих из «Голубиной книги»:
«Почему же Свято-Русь земля всем землям мати? На ней стоят церквы апостольския, Богомольныя, преосвященныя; Оны молятся Богу распятому, Самому Христу, царю небесному: Потому Свято-Русь-земля всем землям мати».
Пространство «Святой Руси» начинает носить не исторический или географический, а метафизический характер.
Нынешняя эксплуатация этого образа связана с тем, что он позволяет обращаться не к разуму, а к глубинным чувствам, к подсознанию. По своей сути, он архетипичен — то есть отражает идею, существующую в коллективном бессознательном. В данном случае: мы — хороши, мы — святы, те, кто нам не нравятся, — порождения тьмы, пытающиеся осквернить святыню.
Именно в силу бессодержательности образа границы и святости, и скверны могут расширяться до бесконечности. А критерии отнесения к «Святой Руси» абсолютно условны и зависят от конкретного политического момента.
Один священник из Приднестровья ответил, что к «Святой Руси» относятся все страны, борющиеся с ЛГБТ. Тогда в ее границы автоматически принимаются все арабские страны, часть латиноамериканских и большинство африканских государств.
Этот частный пример, доводящий идею до абсурда, – характерен. В образе «Святой Руси» нет логики, он не имеет отношения к реальности, ни к исторической, ни к географической, но позволяет манипулировать чувствами людей, побуждая их «сплотиться за все хорошее против всего плохого».
Образ не несет в себе конкретного содержания, на роль «плохого» и «хорошего» можно назначить кого угодно и что угодно. Главное здесь не содержание, а посыл таков: «защити – уничтожь». Так изначально духовная идея становится на службу пропаганды, как уже не раз случалось в истории.
В том числе и в XX веке.
