Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Как Оппенгеймер и Украина учат вести войну

БПЛА «Каратель» производства украинской компании UA Dynamics
БПЛА «Каратель» производства украинской компании UA Dynamics Sergei Supinsky / AFP

Если вы видели фильм «Оппенгеймер» (а если нет, его стоит посмотреть, поверьте, он захватывающий, несмотря на то, что длится три часа и вы знаете, чем все закончится), то вы, вероятно, заметили несколько появлений физика Исидора Исаака Раби, который изображен как своеобразный голос совести Оппенгеймера. 

Сам Раби не жил в Лос-Аламосе во время Манхэттенского проекта, только иногда посещал его и присутствовал при испытании бомбы Тринити. Фильм показывает этические сомнения физика. Но правда в том, что он в это время был вовлечен в другой секретный проект по применению научных достижений в войне — в Радиационной лаборатории Массачусетского технологического института он работал над усовершенствованным радаром. Возможно, эта лаборатория оказала даже большее влияние на ход войны, чем Манхэттенский проект, потому что создала радиолокационную систему, которую немецкие подводные лодки не могли обнаружить. Это было главным фактором победы союзников в 1943 году в битве за Атлантику, которая открыла морские пути в Великобританию, что, в свою очередь, подготовило почву сначала для решительного поражения люфтваффе в начале 1944 года, а затем и для окончательной победы.

Были и другие важные научные разработки, такие как проект группы в Университете Джона Хопкинса, которая разработала бесконтактный взрыватель, сделавший зенитные орудия гораздо более эффективными, поскольку они могли сбить самолет без прямого попадания.

Все это стало возможным не только благодаря экономической мощи Америки, но и благодаря ее культурной и социальной открытости. В фильме Оппенгеймер говорит, что «единственная причина, по которой мы можем разбить немцев до основания, — это нацистский антисемитизм»; и действительно, военным успехам Америки способствовала готовность принять и использовать научные таланты беженцев.

Эта история и сейчас актуальна и для американской политики, и для войны в Украине.

Многие американские правые, кажется, приравнивают национальное величие к военной доблести и считают, что военные победы связаны с имиджем мачо. Воплощением такого отношения был недавний спор в сети о рекламе, призывающей записаться в армию. Сенатор Тед Круз заявил, что в рекламе российского Минобороны солдаты выглядят как и должны — мужественно и брутально. В американской рекламе рассказана история девушки — и Круз заявил, что США стали слабыми из-за «выхолощенных, лишенных мужества» вооруженных сил. И это несмотря на катастрофические и совсем недавние неудачи «мужественной» российской армии.

Все это, конечно, глупо. Войны по-прежнему требуют почти невообразимого мужества и выносливости. Но это уже давно не физическая сила и мускулатура. Теперь в войнах побеждают за счет производственных мощностей и интеллектуального творчества.

Я прочитал много книг о Второй мировой. Книга, которая больше всего изменила мое представление, — это «Как была выиграна война» историка Филлипса О’Брайена, которая начинается с памятной фразы: «В мировой войне не было решающих сражений». О’Брайен показывает, что даже самые кровавые, самые грандиозные сражения, такие как Курская битва в 1943 году, уничтожили военную продукцию проигравшей стороны, произведенную максимум за несколько недель. Исход войны решило общее превосходство сначала на море, а затем в воздухе — успех, который в решающей степени зависел от таких интеллектуалов, как Исидор Исаак Раби, который совсем не был похож на мускулистого воина, или Алан Тьюринг, возглавивший проект по взлому шифров. Его гомосексуальность и сейчас сделала бы его изгоем в представлении правых.

О’Брайен был одним из немногих видных военных аналитиков, который не считал, что Россия быстро и легко завоюет Украину, и часто проницательно комментировал ход войны. Он считает, что контрнаступление Украины в конечном итоге увенчается успехом. Я не готов судить, прав ли он, но я понимаю его ход мысли.

Он примерно таков: украинцы рано поняли, что не могут провести блицкриг, используя бронетехнику, чтобы пробить брешь в линиях обороны России, а затем устремиться к побережью. Когда они попытались это сделать, то столкнулись с плотными минными полями и артиллерийским огнем. Поэтому они вернулись к тактике, которая, на первый взгляд, кажется похожей на тактику Первой мировой: небольшие (и невероятно смелые) пехотные атаки, которые за раз приносят не более нескольких сотен метров.

Однако по сути происходит что-то вроде битвы за Атлантику. Эти действия пехоты вынуждают россиян реагировать, подвергая свои артиллерийские системы атакам украинцев, использующих передовые западные технологии.

Если оптимисты правы, то главное, что поможет Украине победить — это постепенная деградация того, что находится в тылу в России — противобатарейных радаров, артиллерийских орудий, командных центров и так далее.

В битве за Атлантику развязка была внезапной. Это теперь мы знаем, что союзники постепенно одерживали верх в течение многих месяцев, но казалось, что резкий всплеск потерь подводных лодок вынудил немцев отказаться от атак.

Будет ли подобный переломный момент в Украине? Я не знаю. Но я знаю точно, что эта война, как и большинство современных войн, будет выиграна умом и непредубежденностью, а не позой «крутого парня».

Перевод публикации The New York Times.

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку