Бабло побеждает добро, или Война идеологов, имперцев и барыг

Это противостояние открывает плохо воспринимаемую мировыми лидерами бездну, грозящую поглотить сами основы современного государственного управления и международного порядка. Попробуем понять, когда произойдет «низвержение в Мальстрем».

Идеологи

Новая «Стратегия национальной безопасности США» принята в ноябре 2025 года и может считаться идеологическим воздействием на будущее и самих Штатов, и остального мира. Нам близка трактовка Бориса Бондарева, полагающего, что это вовсе не стратегия, а желание разрушить 80-летнюю роль Америки как архитектора мирового порядка, выдать поражение и сопутствующее этому одностороннее уничтожение американского лидерства за «величие». Интеллектуальным архитектором Стратегии-2025 считается Майкл Энтон — директор планирования госполитики Белого дома, участник переговоров с РФ в Стамбуле в мае 2025 года и бывший сотрудник Совета национальной безопасности. В своих работах, опубликованных под псевдонимом, Энтон продвигал безжалостный антивильсоновский реализм America First, утверждая, что мировую политику определяет перманентная политическая война, а не моральный порядок. Его доктрина конкурентного противостояния обеспечивает неожиданный философский мостик к трансакционному уровню (см. далее), который на наших глазах становится определяющим.

Согласно Стратегии-2025, США теперь:

• Радикально переориентируют политику на «Мир через силу».
• Отвергают вильсоновский глобализм, то есть ставят суверенитет выше транснациональных институтов и обращают военную мощь только на службу национальным интересам, а не «крестовым походам в защиту американских ценностей».
• Требуют от европейцев тратить 5% ВВП на собственную оборону.
• «Доктрина Монро» дополняется трамповской поправкой «жизненно важных активов и контроля над ними» для противостояния китайскому влиянию в Западном полушарии (уже есть и примеры — вытеснение китайцев из Панамского канала и русских и китайцев из Венесуэлы).
• Отдают приоритет беспощадной экономической и технологической конкуренции с Пекином.
• Стремятся к быстрому урегулированию украинского конфликта любой ценой, перекладывая финансирование войны на Европу.
• Не считают Ближний Восток приоритетом.
• Делают акцент внутри страны на безопасность границ, возрождение промышленности, энергетическое доминирование, достижение превосходства в ИИ (проект Genesis) и демонтаж DEI.
• Отцепляют ЕС от «каравана истории» за ненадобностью.
• Оставляют Великобританию союзническим фронтиром.

Прописанные в стратегии «гибкий реализм» (сотрудничество, не базирующееся на общих ценностях) и «баланс сил» очень даже устраивают и Москву, и Пекин, которые на марше переопределяют свои сферы интересов. Несомненно, Стратегия-2025 — конец Pax Americana, который всегда строился на странном компромиссе: США сохраняют монополию силы, но добровольно связывают себя универсальными правилами — от уважения суверенитета и территориальной целостности до свободы торговли, открытых рынков, коллективной безопасности и универсалистской риторики прав человека.

О конце старого порядка уже заявил канцлер Германии Фридрих Мерц — в приложении к Европе, подчеркнув, что завершается именно «эра идеологии». Военная сила в этой конструкции могла быть предметом сделки, балансирования, сдерживания, ее можно было «купить» через размещение военных баз, через контракты и гарантии, но сами нормы и институциональные обязательства покупке не подлежали. Именно они делали произвол менее вероятным и превращали американскую гегемонию в нечто большее, чем голое господство.

Pax Americana в логике команды Трампа был не защитой мира, а дорогим и унизительным бременем, превратившим США в донора чужих войн и чужих элит. И когда Трамп, а вслед за ним и идеологи его круга говорят, что «Америка больше никому ничего не должна, и эпоха либерального глобализма закончена», речь идет не только о сокращении расходов или передаче ответственности союзникам, но о демонтаже самой идеи универсального порядка, в котором существуют общие для всех правила игры.

То есть попутно декларируется отмена «требования морали» Моргентау, кодифицированное в политике, и конец Америки как «плавильного котла», где основными ингредиентами формирования идентичности были свобода и верховенство закона, дающие безграничные возможности для самореализации любого человека, живущего в этой стране.

Имперцы

«Стратегия национальной политики России до 2036 года», разработанная Федеральным агентством по делам национальностей (глава ФАДН — бывший сотрудник ФСБ Игорь Баринов, среди соавторов, видимо, академик Валерий Тишков, бывший министр Владимир Зорин) и принятая также в ноябре 2025 года (трогательное совпадение с США, будто страны имеют единую идеологическую кровеносную систему), кодифицирует кремлевский подход. Это не просто документ внутренней политики, но идеологическая платформа для внешних воздействий Кремля, оправдывающая агрессии и войны разных типов.

Стратегия-2036 формально провозглашает русский народ единственной «государствообразующей» нацией, определяет русский язык и культуру как ядро ​​общественного единства и главную часть уникального «цивилизационного кода». Предусматривается не строительство полиэтнической федерации, а ассимилятивный имперский национализм: один народ, один рейх, один фюрер, что выглядит как инверсия «плавильного котла Америки». Впрочем, это и обеспечивает доктринальное обоснование бесконечной войны: «воссоединение» исторических русских земель и «защита» русскоязычного населения подаются как естественные оборонительные акты восстановления государства-цивилизации. И инверсии на этом не заканчиваются: вместо путинского консенсуса, в котором «бабло побеждает зло» уже вовсю орудует новый консенсус «бабла, которое побеждает добро».

Барыги

В мире уже доминирует транзакционный уровень, закрепленный в закулисной дипломатии, который сводит государственное управление к коммерческому предприятию. К разработчикам этой концепции отнесем уже упомянутого Энтона, Стива Бэннона, Роберта Лайтизера, Роберта О”Брайана, Питера Наварро, а к ее промоутерам — самого Трампа, Вэнса, Уиткоффа, Кушнера, Дрискола (Рубио пока балансирует между прошлым и уже состоявшимся будущим).

На международной арене среди политических лидеров, придерживающихся трансакционного подхода, — автократы типа Си, Моди, Путина, Орбана, Эрдогана, Фицо; а их подручные вроде Кирилла Дмитриева и Уиткоффа действуют на операционном уровне. Здесь геополитическими интересами торгуют: украинская территория, задержки в поставках вооружений Украине, обмен разведданными, странное «освобождения Курской области» и ослабление санкций предлагаются по бартеру — в обмен на доступ к арктическим ресурсам, энергетическим проектам и финансовым лазейкам.

Дипломатия приватизируется, выводится из МИДов и осуществляется в гольф-клубах и гостиницах.

Этот «ориентированный на сделку» подход не просто отодвинул поиск мира в Украине на второй план, он реально размывает сложившуюся в США систему ценностей, одновременно выставляя риторику РФ как законную борьбу за рыночный бренд. Парадокс подхода Трампа, который, как мы видим, быстро стал общепринятым, состоит в том, что он вовсе не отказывается от глобального доминирования Америки — наоборот, демонстрация превосходства остается его центральной психологической и политической потребностью. Но это доминирование утрачивает системность: вместо стратегической архитектуры, нормативной базы и институциональных обязательств Pax Americana теперь предлагается импровизационное лидерство, основанное на риторике, угрозах, символических жестах и переговорах-засадах.

Это желание «быть главным» без ответственности, амбиция без структуры, влияние без тех правил, которые когда-то делали американскую мощь предсказуемой. В этой логике стремление к быстрым, эффектным сделкам становится не побочным элементом, а сутью политического стиля, поэтому Трамп предпочитает короткие операции долгим стратегиям, мгновенное признание — институциональной работе, персональный контакт — системе коллективной безопасности. Любая сложная конструкция — от норм суверенитета до многосторонних обязательств — воспринимается им как препятствие, а не как основа международного порядка.

Транзакционный уровень не случайная аномалия, а закономерное продолжение политического темперамента Трампа: мир превращается в последовательность краткосрочных гешефтов, стратегические последствия игнорируются, а успех измеряется скоростью достижения символической победы или придуманными ad hoc премиями. Именно трансакционная политика создала извращённый симбиоз США с Кремлем, открывающий путь к легитимации завоеваний посредством инвестиций и совместного заработка, что одновременно и саботирует стратегическую цельность США, и разрушает единство Европы,

Но кто на такие мелочи сегодня обращает внимание?

Радость имперцев оправданна

Новая стратегия США превращает агрессию из акта нарушения международных законов в неизбежность исторической судьбы, представленной как органическое единство, что вообще немыслимо без крушения Pax Americana. Кремль давно убежден, что США постепенно откажутся от роли гаранта либерального порядка и норм, на которых он держался, и что мир соскользнет от права к сделкам без правил.

Со времен мюнхенской речи 2007 года, через войну в Грузии, аннексию Крыма, сирийскую кампанию и, особенно, через первую каденцию Трампа, Путин верно считывал сигналы американского отступления от универсалистской повестки. Укрепление изоляционизма в Вашингтоне, усталость от «бесконечных войн», эрозия веры в собственную миссию как архитектора мирового порядка воспринимаются в Москве не как случайная волатильность, а как исторический тренд, открывающий Москве окно возможностей. Логика проста: если Pax Americana больше не существует, нормы суверенитета и территориальной целостности перестают быть священными, коллективная безопасность размывается до набора двусторонних сделок, то передел границ и «воссоединение исторических земель» становятся не исключением, а опцией.

Для Кремля важно не ослабление американской силы как таковой, а ослабление американской приверженности собственным нормам. Именно ожидание этого нормативного отступления делает возможной украинскую войну в её нынешнем виде: Кремль рассчитывает не столько на военную слабость Запада, сколько на его готовность перевести войну и аннексию территорий в категорию управляемого конфликта, подлежащего урегулированию на транзакционном уровне. И теперь ему прямо подарок: Стратегия-2025 закрепляет отношения с РФ как достижение стратегической стабильности и декларирует не-расширение НАТО на Восток, что оставляет Европу крайне уязвимой.

И способствует продвижению Pax Russica.

Европа становится стратегически ничейной территорией

Вашингтон более не рассчитывает на атлантическую солидарность против авторитаризма, и его ныне фирменный транзакционный подход переводит европейскую безопасность на двусторонние соглашения. Москва открыто объявила Европу слабым противником и использует энергетику и миграцию в качестве гибридного оружия, применение которого будто бы зависит от самой же Европы: «торгуйте с нами, и будет меньше угроз». Нормализация транзакционного уровня, пожалуй, наиболее разрушительна, она превращает судьбу Европы в разменную монету для Вашингтона и Москвы, делает её модель многосторонней интеграции, основанной на правилах, архаичной.

Континент стоит перед гоббсовским выбором: стать милитаризованной пешкой в ​​новой холодной войне, согласиться на подчинённую роль в определяемой Россией сфере влияния или увидеть, как его восточная граница будет продана с аукциона тому, кто больше заплатит. Попытка сбалансировать моральную солидарность, стратегическую автономию и экономический прагматизм рискует не удовлетворить ни одного хозяина и не обеспечить никому будущего на Старом континенте, что сковывает волю народов и правительств к сопротивлению.

Долгосрочные последствия: коррупция всех институтов

Истинная опасность как раз и кроется в нормализации транзакционного подхода, что будет означать низвержение в бездну, описанное Эдгаром Алланом По, из которой есть лишь небольшой шанс выбраться живым. Если политика великих держав сводится к рынку территорий, тарифов и санкций, это создает мир, где агрессия имеет четкую цену, оплачиваемую активами жертвы, а мирные соглашения не приносят мира, но стимулируют будущие хищнические действия и доказывают, что суверенитет не имеет цены. Конечно, подобный подход разрушает заявленный Америкой порядок изнутри, поскольку союзники уже не доверяют стратегическому слову США. Это также подрывает придуманный Москвой национальный монолит, показывая, что её священное «историческое воссоединение» и  «русский мир» не более, чем игра в «Монополию». В долгосрочной перспективе эта модель выгодна только оппортунистическим посредникам и ревизионистским державам, что одновременно подрывает основы предсказуемости, сплочённости альянсов и международного права, от которых зависит выживание малых государств.

Есть ли будущее у суверенитета?

Столкновение идеологов, имперцев и барыг далеко выходит за рамки войны и мира в Украине:идет борьба за фундаментальные принципы международной жизни. Налицо системная дезинтеграция, конфликт между старым порядком и новым состоянием «управляемого хаоса», где сама предсказуемость становится оружием, помноженные на темпоральный диссонанс: каждый подход действует в конкретном временнóм горизонта. Идеологи мыслят электоральными циклами, или десятилетиями «соревнования великих держав», имперцы считают, что мыслят веками (исторической судьбой), а барыги — квартальными отчетами и постами в Twitter. Это делает любую временную «сделку» изначально нестабильной.

США теперь отстаивают суверенитет как законное право, защищенное собственной мощью, но уже без опоры на коллективные институты. Кремль продвигает концепцию суверенитета как исключительную привилегию великих держав (он их определяет наличием ядерного оружия, культурными особенностями и способностями сжигать своих граждан в войнах) и считает, что только эти акторы смогут перекраивать границы в соответствии со своим историческим и этническим доминированием.

Подход международных барыг рассматривает суверенитет как ликвидный актив, который можно разделить, использовать в качестве залога для получения заёмных средств или продать. Здесь правит ликвидность и личные интересы, и никакой связи с государствами и их институтами не наблюдается.

Противоречие Моргентау между моралью и политическими действиями разрушено, они полностью разъединены, а ценности становятся одноразовым фасадом для сделок.

Долгосрочным последствием этого станет радикальная девальвация самого суверенитета, потому как для государств он больше не будет незыблемым принципом, а станет изменчивой мерой способности привлекать могущественных покровителей и предотвращать хищнические сделки. Вероятно, мы здесь и сейчас наблюдаем не рождение нового мирового порядка, а хаотичный распад старого, где инструменты дипломатии, права и стратегии быстро теряют значение.

Исход этой борьбы до конца текущего десятилетия определит, будет ли мир управляться правилами, силой или подсчетом барышей, ведь для большинства государств только первое даёт надежду на подлинную независимость. И вот это в действительности — низвержение в бездну, где бабло побеждает и добро, и зло, и служит всем без разбора, ведь ему без разницы кого побеждать.