Кажется, непосредственным поводом для самоликвидации, последней соломинкой, сломавшей спину верблюду, стал приговор, который Басманный суд вынес главе «Голоса» Григорию Мльконьянцу — пять лет тюрьмы за «организацию деятельности нежелательно организации» (черт, как же они все-таки криво пишут эти люди — «организацию организации»).
А где-то в глубине моей души теплится мысль, которую я запрещаю себе думать по этому поводу и по всем остальным поводам: «Боже, какая несправедливость! Двадцать пять лет бороться за чистоту и честность выборов и вот на тебе — нежелательная организация и пять лет тюрьмы!»
Эту мысль думать нельзя, она совершенно бесполезна и к тому же разрушительна для психики.
Я участвовал в работе «Голоса», то есть был наблюдателем на выборах, всего один раз. Не помню точно год, но был еще жив Борис Немцов, он-то и уговорил меня пойти получить наблюдательский опыт.
Я прошел специальные курсы наблюдателей, организованные «Голосом». Я очень ответственно отнесся к своей миссии и за весь день выходил с избирательного участка покурить только два раза. Глава избирательной комиссии был веселый и обаятельный человек. Все как-то потирал руки и приговаривал: «Ну вот, давайте все с вами сделаем быстренько и чистенько». Если бы меня спросили, кто по профессии этот человек, я бы сказал — наперсточник, хотя, кажется, он был директором или завучем школы.
Мне выделили место, такое, что урны для голосования вроде бы были видны, но видны как-то плохо. Вообще оказалось, что наблюдение за выборами обставлено миллионом идиотских правил, про многие из которых мне рассказали в «Голосе», а про многие то ли забыли, то ли я прослушал. Но весь день голосования меня не оставляла одна простая мысль: «Какого хрена мы подчиняемся этим идиотским правилам?»
И теперь в некрологе я хотел бы уточнить, что делал «Голос» — следил за чистотой выборов в России, с каждым годом подчиняясь все более идиотским правилам.
Может, не надо было подчиняться?
Может, надо было набирать в наблюдатели крепких парней и завести обыкновение приходить на избирательные участки с бейсбольными битами? Может, надо было решительно плюнуть на все, и пусть избиратель получает ту степень честности, которой достоин?
Но нет, «Голос» был подчеркнуто ответственным и подчеркнуто законопослушным, и вот что из этого вышло. А Григорию Мельконьянцу, может быть, надо было бежать еще три года назад, бежать тайными тропами общественного движения «Идите лесом»?
Но нет, он же законопослушный, а законопослушным людям теперь в России место в тюрьме на пять лет.
Тогда на выборах, после закрытия избирательного участка стали считать бюллетени, но как-то очень быстро. Руки наперсточника мелькали, и он теперь был скорее похож на игрока в три карты. Я говорил: «Помедленнее, я не успеваю следить!» А он то потирал руки, то возвращался к подсчету бюллетеней и все приговаривал: «Вы не успеваете, потому что молодой, неопытный, все остальные успевают, и мы все сделаем чистенько и быстренько». И вскоре сунул мне под нос протокол, а я его подписал, потому что и правда ведь за целый день не усмотрел в работе избирательной комиссии никаких нарушений.
Может, надо было плюнуть в протокол?
Теперь я думаю, что подписав тогда эту бумажку, я немножечко стал соучастником фальсификации.
Уже под утро мне позвонил Борис Немцов и спросил, какие результаты были в том протоколе, который я подписывал. Я надиктовал Борису результаты. Борис в ответ произнес изощренную матерную тираду, действительно очень изобретательную. И резюмировал:
— Ты понимаешь, Панюшкин, они подменили протокол по дороге!
— А моя подпись в подмененном протоколе стоит? — спросил я.
— Стоит, — сказал Борис, сопровождая это слово еще одним, очень коротким русским словом.
— Как это может быть? — спросил я.
— Я хрен его знает, как это может быть, — ответил Боря.
Так вот: «Голоса» больше нет — я хрен его знает, как это может быть.
