Комментаторы спорили, не стало ли это высказывание очередным позором для Трампа, и задавались вопросом, зачем он шепчет вроде бы важные слова президенту Франции Эммануэлю Макрону, как будто бы подобный словесный винегрет в его исполнении для них — нечто неожиданное. Несколько дней заголовки пестрили словом «сделка» — в том числе и после того, как Трамп уже заявлял, что Путин, возможно, вовсе не хочет «заключать сделку».
И разумеется, никакой сделки так и не было.
Пресса сообщала, что встреча на Аляске проходила в «конструктивной» атмосфере. Путин говорил о «доброжелательных» переговорах и «атмосфере взаимоуважения». Упоминались некие соглашения «в принципе» по множеству обсуждавшихся тем — хотя никаких конкретных деталей мы так и не узнали.
Я освещал немало саммитов сверхдержав — сначала как корреспондент агентства Associated Press, а затем — газеты The New York Times. Прошло более 30 лет, иллюзии и пустые декларации, которыми сопровождаются подобные встречи, остались почти неизменными. Воздух полон словесного газа, но фактов — почти нет. Комментарии Трампа значили примерно столько же, сколько и все остальное, что он говорил по поводу «окончания войны в Украине», то есть практически ничего. Тем не менее их цитировали и анализировали бесконечно, будто бы они имели такой же вес, какой имели слова прежних президентов.
Все это напомнило мне одну давнюю историю — пятидневную поездку в Афганистан в январе 1987 года. Кремль тогда наконец разрешил группе западных журналистов посетить Кабул и Джелалабад, чтобы пресса «засвидетельствовала» объявленное за несколько дней до этого перемирие. Поездка была организована как тур под эгидой афганского правительства — во что, впрочем, не верил никто, включая само афганское правительство.
Мы не видели боев, хотя по ночам наблюдали артиллерийский огонь на окрестных холмах. Некоторые из так называемых «мейджоров» (так мы, корреспонденты информагентств, тогда называли крупные СМИ) сообщали, будто по нам стреляли. На самом деле — нет.
В основном мы покупали ковры и пили холодный Heineken, которого не было в Москве, но который почему-то в избытке предлагался в отеле Intercontinental в Кабуле. Нас водили на мероприятия «мира и дружбы» между афганским и советским народами, а также на экскурсии по огромным советским военным лагерям под Кабулом — в сопровождении американского чиновника (официально — дипломата посольства, но мы-то точно знали, что это сотрудник ЦРУ).
19 января нас (каждого журналиста в отдельной машине с сопровождающим) повезли на пресс-конференцию афганского лидера Мохаммада Наджиба, ранее известного как Наджибулла, — он сменил имя, чтобы оно звучало менее религиозно для его большевистских друзей. Наджиб заявил, что Афганистан и Советский Союз достигли соглашения «в принципе» о «графике вывода» советских войск.
Корреспондент Reuters, недавно приехавший в Москву, выскочил из зала и помчался обратно в отель, где стояла одна на всех телетайпная машина, и немедленно отправил срочную новость. Когда мы вернулись чуть позже, нас уже ждали возмущенные сообщения из наших редакций с вопросом: почему мы ничего не пишем о грандиозном прорыве — окончании войны в Афганистане?
Мы написали свои материалы — рассказали о банальной пресс-конференции, на которой не прозвучало ничего нового. Каждый из нас приложил пояснение, почему репортаж Reuters попросту неверен. Разговоры о выводе войск были обычным делом — и всегда оказывались ложью. Сама мысль, будто марионеточное правительство в Кабуле что-то решает или участвует в серьезных переговорах о завершении войны, была абсурдна. Самый меткий комментарий дала репортерка Agence France-Presse, она написала в редакцию, что материал Reuters — просто merde (говно).
Советские войска ушли только в феврале 1989 года, спустя более двух лет, — и исключительно по собственному графику.
Многие публикации о России и Украине в трамповские времена сильно напоминают мне тот «информационный прорыв» в Афганистане 1987 года. Кремль не был тогда и не стал теперь стороной, заинтересованной в переговорах или компромиссах. Точно так же как при советском коммунизме, при Путине дипломатия — игра с нулевой суммой, а ее цель — восстановление гегемонии России в Восточной Европе. Американская пресса и дипломаты, похоже, и сегодня так же наивны, как и во времена афганской авантюры СССР. После саммита на Аляске они с воодушевлением сообщили, что мирного соглашения достигнуто не было, хотя всем с самого начала было ясно: сделки и быть не могло.
Разумеется, Путин хочет «сделку» по Украине. Ту же самую, ради которой он 24 февраля 2022 года в очередной раз нарушил международное право и вторгся в соседнюю страну. Он хочет перекроить границы Украины, присвоить еще больше территорий, чем захватил, и добиться, чтобы Украина оставалась вне НАТО и находилась под военным контролем Москвы — как это произошло с другими бывшими советскими республиками вроде Грузии, в которую он вторгся в 2008 году сразу после того, как та лишь намекнула на интерес к НАТО.
Последняя выходка Путина — требование, чтобы Россия участвовала в любых послевоенных соглашениях по безопасности. Он хочет, чтобы страны НАТО перестали относиться к нему как к военному преступнику и воспринимали его как равноправного участника международных переговоров — наряду с НАТО и особенно США.
Этого он в избытке добился от Трампа — начиная с самого факта встречи на Аляске. Трамп пригласил Путина в США в момент максимальных ограничений, наложенных на российского диктатора, чем тут же подарил ему огромную пиар-победу. Вдобавок встреча прошла в единственной стране НАТО, где Путина официально не разыскивают за военные преступления.
А теперь взгляните на сводки из Украины до, во время и после саммита на Аляске: Россия с удвоенной яростью уничтожает украинские города и пытается захватить максимум территорий. Каждый клочок этой земли — в том числе и тот, который Кремль еще не успел занять, — станет предметом «сделки», которую Путин готов одобрить. Сам Трамп говорит о «территориальных обменах» (он, к слову, говорил о них с самого начала войны) — что абсурдно, если учесть, что украинская земля — это суверенная территория, а Россия пытается поменять украденное.
Блестящая Маша Гессен, пожалуй, лучший знаток диктатур, в своём эссе в New York Review of Books после выборов 2016 года написала: «Правило № 2: не поддавайтесь иллюзии нормальности».
Американский и российский лидеры выходят из-за стола переговоров и делают громкие заявления о прогрессе — звучит вполне убедительно, возможно, даже обнадеживающе, особенно если помнить об историческом упадке в американо-российских отношениях. Но когда речь идет об этих двух людях, стоит помнить: их слова ничего не значат. А может быть, даже хуже — они заставляют нас гадать, что именно Трамп отдал Путину в обмен на разговоры о «территориальных обменах».
