Игорь Краснов стал кандидатом на высшую судебную должность в последний день приема заявок, 25 августа, и даже накануне успел сдать квалификационный экзамен на должность судьи. (А может, сдача экзамена состоялась каким-то чудесным образом: журналисты не видели, чтобы Краснов появился в Высшей квалификационной коллегии судей, где сдают этот экзамен.)
Хватка как у бульдога
Хотя экзамен Краснов мог и не сдавать — его от этого несколько заранее избавил лично Владимир Путин, присвоивший ему на прошлой неделе звание заслуженного (хотел написать — народного) юриста Российской Федерации. В общем, все произошло стремительно — и переназначенный только в январе этого года на очередной пятилетний срок генпрокурор через несколько недель станет самым главным судьей России. Подобной «прямой» ротации не было в истории ни России, ни Советского Союза, хотя в 1938 г. Иван Голяков, а затем в 1948 г. Анатолий Волин были утверждены в должности председателя Верховного суда СССР непосредственно после работы прокурором РСФСР, первый — скоротечной, а второй — многолетней.
Сама по себе произвольность и быстрота кадровых ротаций, казалось бы, не должна никого удивлять — но эта конкретная перестановка вызвала отклик, который не в полной мере отражает всех причин произошедшего. Большинство комментаторов отметили: Игорь Краснов, сделав быструю карьеру в следственных и надзорных органах, превратился в одного из идеологов путинской репрессивнойсистемы. По словам экспертов, он занял «позицию государственника, ориентированного только на президента, [которая] задала некий тон работе прокуратуры в целом», «очень креативно подходя к решению [ставившихся перед ним] задач». Многие вспомнили, что на пути к нынешним карьерным вершинам он отметился участием в массе резонансных уголовных дел, в пределах допустимого демонстрируя высокие профессионализм и способности. Адвокат Вадим Прохоров, оценивая работу Краснова во главе группы по расследованию убийства Бориса Немцова, характеризовал его как «хорошего сыскаря» и «профессионала с хваткой, как у бульдога». Все это, наверное, так и есть, и никто не спорит, что российская система становится всё более «силовой» и волюнтаристской — однако новое назначение в таком контексте порождает один вопрос, ответ на который вряд ли вписывается в череду рассуждений о новой ступени в карьере Игоря Краснова.
Синекура
Вопрос этот очень прост: неужели хоть кто-то сегодня в России считает, что в нынешней системе пост главы Верховного суда является более весомым, чем позиция генпрокурора? Достаточно взглянуть на выдачу в поисковых запросах этих двух чиновников за последний год, чтобы понять: Ирине Подносовой нужно было в прямом смысле умереть, чтобы внимание к ней на пару дней стало более пристальным, чем к Игорю Краснову. Позиция главы Верховного суда нередко упоминалась в качестве «места ссылки» Дмитрия Медведева, которого было сложно куда-то пристроить в ныне сложившемся паноптикуме — и вдруг на это место претендует один из самых влиятельных силовиков в стране.
Разве нужно реформировать высшие суды? Слава Богу, процесс их слияний и поглощений завершился всего несколько лет назад. Или судебная система ведет себя в последнее время слишком уж независимо? Вроде бы нет — копипасты из обвинительных заключений в судебных решениях давно стали обыденной практикой. Или Кремль решил наделить судебную систему более значительными полномочиями? Но всё это явно идет вразрез с той неосоветской практикой настоящего политического террора, которая быстро насаждается в стране.
А тогда хочется спросить — на основании каких обстоятельств можно сделать вывод, что новая должность генпрокурора Краснова означает карьерный рост (или на худой конец «движение в одной плоскости»), а не понижение? Вряд ли можно считать, что не достигшего даже 50-летнего возраста чиновника высшая судейская синекура прельщает тем, что его предшественники находились на посту до конца своих дней.
Кроме того, появление в списке самых ожидаемых претендентов на пост нового генпрокурора Александра Гуцана, однокурсника Медведева и Константина Чуйченко (и даже комсорга их курса) может свидетельствовать о желании сосредоточить ещё один ключевой пост в руках той крайне узкой группы, которая окружает Владимира Путина уже несколько десятилетий. А это добавляет оснований считать перемещение Краснова в судьи не самым большим его карьерным достижением.
Отнять и поделить
Почему же тогда оно произошло? Причина с высокой степенью вероятности кроется в той чрезвычайно активной работе по «возвращению активов» в собственность Российской Федерации, которой генпрокурор посвящал основные силы в последние годы.
Война стала поводом для огромного передела собственности в России — но в этом процессе отчетливо выделяются два этапа. На первом основным объектом «раскулачивания» стали иностранные компании из «недружественных» стран, выразившие желание уйти с рынка: их вынудили продать свои активы новым собственникам за копейки. В то время я назвал этот процесс «грабежом столетия», т. к. потери от него достигли $120-170 млрд. Под раздачу попали и некоторые российские бизнесмены, давно и безнадежно рассорившиеся с Кремлем.
Та волна пошла на спад в 2024 г., когда бóльшая часть собственности «неправильных» иностранцев уже перешла в руки «ответственных российских предпринимателей».
На втором этапе — и он-то как раз и выглядит детищем генпрокурора Краснова — пришло время уже российских бизнесменов, а основным выгодоприобретателем стали не друзья президента, хотя случаев последующей передачи актива некоторым из них не столь уж и редки, а государство — и тут характеристистика генпрокурора как «твердого государственника» совершенно оправданна.
Генпрокуратура с 2023 г. стала настаивать, что оспаривание сделок по приватизации на основании срока исковой давности может производиться только в случае, если этот срок истек с момента не самой сделки, а проведения прокурорской проверки её законности — и добившись поддержки Конституционным судом этой позиции, она фактически стала распорядителем всей собственности, в той или иной мере построенной на основе приватизации. С 2024 г. «второй этап» передела стал одним из определяющих черт российской экономики — а инициатива возбуждения дел, на основании которых активы могли быть арестованы, а затем обращены в доход государства, принадлежит почти исключительно прокуратуре.
При рассмотрении многих вопросов возникали стычки между прокурорскими работниками и влиятельными чиновниками или предпринимателями. Известно, например, что по кейсу аэропорта «Домодедово» друзья его собственников доходили непосредственно до Владимира Путина, после чего дело на время тормозилось, но потом снова набирало ход. Власти в последнее время перестали искать компромисса — прежде были часты случаи, когда после давления со стороны «органов» предприниматели откупались или допускали «нужных» людей до участия в бизнесе, но сейчас подобного уже не происходит. Но что наиболее важно — из 2,4 трлн рублей, в которые были оценены компании, изъятые у собственников в 2024 г., у Росимущества остались активы почти на 1 трлн, а активы более чем на 800 млрд рублей переданы разного рода госкомпаниям или госбанкам, в то время как новым частным собственникам досталось не более ¼ отобранного: из 12 крупнейших случаев национализации в течение 2023–2025 гг. 9 компаний остаются под контролем государства, а остальные перешли под контроль «Росатома», Россельхозбанка и ВТБ. Процесс лишь ускоряется: случаи «Домодедово» или «Южуралзолота» стали зримым тому подтверждением, повышающими градус паники в российских бизнес-кругах.
При Игоре Краснове прокуратура (на действия которой часто обращали внимание прежде всего в контексте ужесточения «политического» террора и подавления инакомыслия) превратилась в один из влиятельнейших экономических субъектов, уступающий по значению разве что Министерству финансов и Банку России. Я хотел бы обратить внимание также и на то, что с недавних пор ее не интересуют даже сомнительные аспекты приватизации, так как найден новый универсальный метод экспроприации.
На примере бурно разворачивающего дела «КДВ груп» можно видеть, как Генпрокуратура параллельно (в одном и том же суде!) инициирует сначала процесс о признании собственников бизнеса «экстремистами», а затем об обращении их собственности в доход государства — на основании того, что она выступает источником финансирования экстремистского объединения. В «деле КДВ груп» семьи Штенгеловых признаком «экстремизма» выступает украинское гражданство отца основного собственника — но обвинения в экстремизме можно сейчас предъявить миллионам россиян даже за их высказывания и посты в соцсетях, и поэтому мы можем наблюдать за рождением новой комбинации, которая призвана окончательно убедить российское бизнес-сообщество, что единственным человеком, который вершит его судьбы и которого дóлжно уважать и бояться, оказывается не полноправный член «питерской группы», а молодой и амбициозный выскочка из Архангельской области.
Смена трендов
Конечно, никто из смердов, далеких от высшей власти, не может говорить с уверенностью о причине резкой смены вектора карьеры Игоря Краснова, но его излишняя ретивость именно в экономической сфере (политический террор, напротив, ничего кроме полнейшего одобрения Кремля, вызывать не мог) наверняка начала смущать очень многих в российской элите — а в этой среде политика и бизнес давно и неразрывно связаны. Я готов поверить, что генпрокурор действительно видел себя очередным «пехотинцем Путина» (в нынешней России это звание значит не меньше генералиссимуса) и не имел никаких задних мыслей, хотя некоторые инсайдеры уже стали относиться к нему как к потенциальному преемнику нынешнего президента, — но слишком многие могли считать его непосредственной угрозой сложившемуся в России «договорному порядку».
Если я ошибаюсь, то Верховный суд (и судебную систему в целом) ожидают серьёзные перемены, ради которых «командировка» Краснова и задумана — но, повторю еще раз, я не слишком понимаю, чем именно в этой запредельно сервильной системе Кремль сегодня может быть недоволен. Так или иначе, индикатором причин происходящих перемен явится продолжение или приостановка процесса передела активов, а также рост или понижение роли Генпрокуратуры как экономического агента при новом хозяине здания на Большой Дмитровке.
И если тренд сменится, то, на мой взгляд, это произойдёт довольно – если не чрезвычайно – быстро...
