Среди первых гостей оказались президент Аргентины Хавьер Милей, премьер-министр Италии Джорджа Мелони и премьер-министр Венгрии Виктор Орбан — ближайшие идеологические союзники Трампа в мировой политике. Кроме того, Трамп в полуофициальном статусе принял участие в торжественных мероприятиях, посвященных открытию после реставрации собора Нотр-Дам. Президент Джо Байден и представители его администрации на церемонию не прибыли: США представляла лишь первая леди Джилл Байден. В той поездке Трамп провел встречи с европейскими лидерами, в том числе с президентом Украины Владимиром Зеленским.
Стратегия национальной безопасности 47-го президента США пока находится на стадии подготовки, но основные контуры внешнеполитической доктрины Дональда Трампа уже можно обрисовать крупными штрихами.
Выгода прежде всего
Ее ключевая особенность — дипломатия транзакций, предполагающая отказ от долгосрочных стратегических планов в пользу решений, продиктованных сиюминутными национальными интересами. Трамп исходит не из идеологических установок, а из логики выгоды, и рассматривает международные отношения как цепь сделок, где эффективность измеряется не декларациями, а конкретными результатами.
Его единомышленники, как за рубежом, так и внутри США, – антиглобалисты и сторонники сильного национального государства. Их объединяет недоверие к наднациональным институтам и вера в приоритет национального суверенитета. Их внешняя политика основана не на общих ценностях, а на взаимной выгоде, именно поэтому их отношения с Трампом часто принимают форму прямых сделок, где идеология уступает место расчету.
Внешнеполитическое мышление Трампа – это смесь киссенджеровой реалполитик с либертарианской экономической философией. В этой системе внешняя торговля и тарифы превращаются в инструменты жесткой силы, служащие не только экономическим, но и политическим целям давления на партнеров. Для Трампа экономический интерес стоит выше традиционных политических соображений. Именно поэтому под удар попали даже ближайшие союзники США: Канада, Мексика, Великобритания и страны Европы. В его логике политический союз не освобождает от необходимости «честной сделки»: если партнер получает выгоду, Вашингтон должен получить не меньшую.
Уже в первый год нового срока результатом такой политики стало сворачивание избыточной внешнеполитической активности США. Одним из наиболее заметных шагов стало скандальное закрытие агентства USAID, а также ликвидация или сокращение ряда медиапроектов Американского агентства глобальных медиа, ранее служивших инструментами американского влияния за рубежом.
В основе новой внешнеполитической линии лежит скептицизм в отношении международных организаций и союзов, а также стремление к минимальному использованию военной силы. Для Трампа участие США в альянсах оправдано лишь тогда, когда оно напрямую служит американским интересам.
Даже в случаях, где предшественники прибегали бы к военному вмешательству, Трамп предпочитает ограниченные и целевые действия. Так, в отношении Венесуэлы он избегает прямого нападения на режим Николаса Мадуро, концентрируясь на точечных ударах по наркокартелям и их инфраструктуре. Если же вопрос о смене власти в Каракасе и встанет всерьез, то только при минимальных рисках для американских военнослужащих – как в случае с участием американских военных в уничтожении ядерных объектов Ирана.
В отношениях с НАТО Трамп последовательно продвигает формулу «мир через силу», призывая союзников укреплять собственные оборонные потенциалы и снижать зависимость от США. Акцент он ставит на развитии национального, а не коллективного оборонительного потенциала как главной гарантии безопасности.
Мир как противоположность войне занимает важное место во внешнеполитическом мировоззрении Дональда Трампа. По его мнению, военная агрессия способна привести к непредсказуемой эскалации и разрушить хрупкий баланс интересов. С его точки зрения, военные действия несовместимы с устойчивым экономическим сотрудничеством. Трамп проводит четкую границу между военным и невоенным конфликтом. Участие США в вооруженных столкновениях для него категорически неприемлемо, особенно если речь идет о конфликтах, не представляющих прямой угрозы национальной безопасности. Вместо этого он активно использует инструменты экономического давления: санкции, тарифы, ограничения на поставки и инвестиции. Именно эта форма принуждения становится для него предпочтительным способом защиты американских интересов, позволяя сочетать жёсткость с контролем над рисками.
Новое глобальное противостояние
По самым разным причинам, и во многом при его личном участии, уже в течение первых восьми месяцев после возвращения к власти в 2025 году Трампу удалось поставить точку (точку с запятой) во множестве затяжных конфликтов в мире.
По подсчетам Государственного департамента, в 2025 году Дональд Трамп заявлял о завершении или замораживании сразу нескольких затяжных конфликтов: между Камбоджей и Таиландом, Косово и Сербией, Демократической Республикой Конго и Руандой, Пакистаном и Индией, Израилем и Ираном, Египтом и Эфиопией, Арменией и Азербайджаном, а также Израилем и "Замасом". Характерно, что ни в одном из этих случаев Трамп не стремился к полной капитуляции одной из сторон. Его подход заключался в создании баланса сил, при котором стороны прекращают активные боевые действия, но сохраняют возможность для будущих переговоров. Трамп предпочитает не добиваться победы любой ценой, а фиксировать выгодный для США статус-кво, в котором Америка остаётся главным посредником и гарантом мира.
Сам Трамп, разумеется, позиционирует завершение конфликтов как собственное достижение, многие мировые лидеры поддержали в этом Трампа и номинировали его на Нобелевскую премию мира. В обмен на политические уступки участников конфликтов Трамп предлагает свои услуги посредника. Он заключает торгово-экономические сделки, которые служат своеобразными гарантиями выполнения политических договорённостей. Его логика заключается в том, чтобы поставить партнеров в экономическую зависимость от США.
Такой курс можно назвать своего рода «старой школой» экономического национализма, восходящего к идее борьбы с отрицательным торговым балансом. По Трампу, партнеры США должны покупать у Америки больше, чем Америка покупает у них, обеспечивая таким образом внутренний рост и занятость. В эту же концепцию органично вписывается и его жесткая антииммиграционная политика, направленная на защиту внутреннего рынка труда и сохранение социально-экономической стабильности.
Эта жесткость ускоряет движение США и Китая к глобальному противостоянию. Демократы стремились к тому, чтобы лишить Китай конкурентных преимуществ в сфере производства, связанного с высокими технологиями, делая ставку на свое превосходство в области микропроцессоров, искусственного интеллекта и квантовых вычислений, Трамп же ставит акцент на критических минералах, чтобы по возможности перенести производственные мощности на американскую землю и снизить зависимость не только от китайских, но и поставок из других стран. Его амбициозная цель — не просто выиграть технологическую гонку, а изменить саму структуру глобальных цепочек производства в пользу США.
«Обратный Киссинджер»
Что касается России и Украины, Трамп, так же как и в большинстве конфликтов, которые он закончил (или "закончил"), демонстрирует стремление «помирить» стороны, избегая давления и навязывания решений в интересах одной из воюющих сторон. Его позиция прагматична: Россия нужна США для восстановления стратегического баланса с Китаем. Многие аналитики называют этот подход «обратным Киссинджером». Если в конце 1960-х Генри Киссинджер сблизил Вашингтон с Пекином, чтобы эффективно противостоять Москве, то теперь Трамп пытается сблизиться с Москвой, чтобы противостоять Пекину. Сложно поспорить с тем, что с единственной страной, сопоставимой с США по запасам ядерного оружия, разумнее дружить, чем враждовать. Критики обвиняют Трампа в излишней мягкости по отношению к Владимиру Путину, однако в логике самого Трампа экономическое сотрудничество выступает гарантией выполнения политических обязательств. Для него торговая сделка — форма контроля, а не уступка.
В Украине Трамп, как и в других конфликтах, выступает за прекращение боевых действий без навязывания условий одной из сторон, полагая, что главная цель США – не победа, а стабильность, обеспечивающая контроль над ситуацией и возможность последующего экономического влияния.
В администрации Трампа работают некоторые представители американской академии и научно-исследовательского сообщества, взгляды которых влияют на политику президента. Интересный вопрос — как администрация видит роль США в мире, переживающем эпоху турбулентности и переформатирования центров силы?
45-я и тем более 47-я администрации явно расходятся как с глобалистами-демократами, так и с неоконсерваторами эпохи Джорджа Буша-младшего. В отличие от республиканцев начала 2000 годов, Трамп и его окружение не апеллируют к идее единого «демократического мира», который должен противостоять авторитарным режимам. В современной внешнеполитической риторике отсутствует привычный тезис о «миссии демократии» и ответственности Америки за демократизацию во всём мире. Трамп исходит из иного принципа: США должны заботиться прежде всего о себе, а характер политических режимов других стран не является поводом для вмешательства. Поэтому участие американских войск в вооруженных конфликтах при нём выглядит крайне маловероятным. Даже к самым жестким и авторитарным лидерам современности Трамп относится прагматично, стремясь установить с ними рабочие, «хорошие» отношения.
Трамп – это сила
Кирон Скинер, возглавлявшая в первой администрации Трампа отдел политического планирования Государственного департамента, – одна из ключевых фигур, оказавших влияние на формирование внешнеполитической доктрины Трампа. Основную часть карьеры она провела в университетских исследовательских центрах, специализируясь на эпохе Рональда Рейгана и изучении финального периода холодной войны. Ее интерпретация концепции «мир через силу», лежавшей в основе рейгановской внешней политики, получила заметное отражение в современном трамповском подходе к международным делам. Военная мощь это не инструмент агрессии, а способ сдерживания вероятной агрессии, гарантия мира и уважения к национальному суверенитету.
В докладе «Проект-2025» Скинер была автором главы, посвящённой реформе Государственного департамента. В ней она обосновала необходимость сокращения объёмов иностранной помощи, сворачивания деятельности агентства USAID и установления политического контроля над медиаструктурами, такими как Голос Америки и Радио Свободная Европа. Эти меры она рассматривала как часть усилий по возвращению внешней политики США под прямое руководство президента и по устранению идеологических элементов.
Мора Намдар занимает особое место среди архитекторов дипломатии второго срока Дональда Трампа как практик концепции, которую она сама и администрация определяют как «свободу через силу». Опираясь на опыт работы старшим советником Государственного департамента и исполняющей обязанности помощника госсекретаря по консульским делам, Намдар помогла сформировать внешнеполитическое видение, в котором идеологические крестовые походы заменяются стратегической твёрдостью и расчётом. Намдар стала одним из ключевых сторонников отказа администрации от политики смены режимов. Сегодня Намдар занимает должность помощника госсекретаря, курирует ближневосточное направление. В "Проекте-2025" она оказалась одним из ведущих идеологов модернизации Агентства США по глобальным медиа. Её программа реформ предусматривала превращение USAGM в современный центр стратегических коммуникаций XXI века, объединяющий цифровую дипломатию, использование искусственного интеллекта в языковом вещании и повышение прозрачности консульских сервисов.
Кристофер Миллер, автор главы о Министерстве обороны в докладе "Проект 2025", стал одним из ключевых идеологов военной составляющей новой внешнеполитической стратегии Трампа. Его подход основан на переориентации американских вооружённых сил на противостояние великим державам, прежде всего Китаю и России. Миллер утверждает, что эпоха антитеррористических кампаний завершилась, и теперь США должны развивать полноценные высокотехнологичные вооружённые силы, способные действовать в условиях глобальной конкуренции. В конце 2020 года, после того как Дональд Трамп отказался признать результаты выборов и в администрации началась волна отставок, Миллер был назначен исполняющим обязанности министра обороны США. Он занимал этот пост с ноября 2020 по январь 2021 года.
Особое внимание среди интеллектуалов, формирующих внешнеполитическое мышление администрации Трампа, заслуживает Элбридж Колби. Сын бывшего директора ЦРУ Уильяма Колби, руководившего ведомством в сложный период после Уотергейтского скандала и уволенного вместе с рядом сотрудников по решению тогдашнего главы аппарата Белого дома, недавно скончавшегося Ричарда Чейни, Элбридж Колби унаследовал традицию аналитического реализма, соединяющую разведывательную строгость с геополитическим расчётом. Колби — один из ведущих представителей современной школы реализма американской внешней политики.
В предыдущей администрации Трампа Колби уже работал в Министерстве обороны, он был одним из авторов Стратегии национальной обороны 2018 года. Колби отвергает как либеральный интернационализм, так и изоляционизм, предлагая стратегию баланса сил, направленную на обеспечение безопасности США через мощь, надёжное сдерживание.
По его мнению, главная угроза интересам США — амбиции Китая к региональной гегемонии в Индо-Тихоокеанском регионе. Американская стратегия должна быть направлена на предотвращение влияния Китая как в регионе, так и в мировой политике. Военно-политические альянсы, в которых участвуют США рассматриваются им как инструменты баланса сил, лишённые идеологической подоплёки. Надёжное сдерживание ядерными и обычными вооружениями — основа стабильности во «вторую ядерную эпоху», характеризующуюся увеличением количества государств, обладающих ядерным потенциалом. Наконец, Колби выступает за сокращение американского военного присутствия на Ближнем Востоке и в Европе, чтобы сосредоточить ресурсы на Индо-Тихоокеанском направлении.
Новый Киссинджер
Но центральной фигурой во внешней политике США в администрации Дональда Трампа является Марко Рубио. Он совмещает две важнейшие должности: возглавляет Государственный департамент и одновременно исполняет обязанности советника президента по национальной безопасности, руководя коллегиальным органом, где формулируются стратегические решения и разрабатывается доктрина национальной безопасности. Такое совмещение делает Рубио уникальной фигурой, объединяющей политическое планирование и его практическую реализацию. Подобная комбинация полномочий ранее наблюдалась лишь во времена Генри Киссинджера, что подчёркивает стремление Трампа к централизации принятия решений и усилению личного контроля над внешней политикой.
Мировоззрение Рубио прошло значительную эволюцию от идеализма эпохи холодной войны к неоконсервативному реализму. В своих ранних книгах 2010-х годов, написанных в начале его сенаторской карьеры, Рубио выступал как сторонник морально ориентированной внешней политики, уходящей корнями в его кубинское происхождение, представлении об американской исключительности, распространение демократии и поддержка демократических сил в противостоянии диктаторским режимам.
Постепенно его взгляды сместились к убеждению, что внутреннее экономическое обновление через образование, предпринимательство и укрепление среднего класса является фундаментом глобальной силы Америки. Этот тезис предвосхищает современную идею «национальной безопасности через экономическую безопасность», центральную для внешнеполитической философии Трампа.
В своей книге «десятилетия упадка» Рубио представляет зрелую критику либеральной глобалистской парадигмы периода после окончания холодной войны. Он отвергает фукуямовский «конец истории», утверждая, что такое восприятие привело к усилению Китая и отчуждению американских элит от национальной идентичности. В противовес этому он предлагает курс на экономический национализм, стратегическую реиндустриализацию, защиту границ, моральную уверенность и жёсткое сдерживание авторитарных держав — в первую очередь Китая и России. Его концепция сочетает скепсис к глобальным институтам, приоритет национального суверенитета, возвращение критически-важных отраслей экономики на американскую территорию и сдерживание через силу.
Арбитраж с интересом
В доктрине Дональда Трампа Америка не мировой жандарм и не гегемон, а сильное, суверенное государство, использующее свою мощь не для контроля и доминирования, а для арбитража международных конфликтов и, прежде всего, прагматической защиты собственных интересов. Соединённые Штаты остаются самой мощной державой мира, обладая военной силой столь значительной, что ни один противник не имеет мотивации для военной агрессии.
Однако Америка в этой системе координат больше не претендует на роль морального ориентира. Среди её партнёров могут быть и авторитарные лидеры, чтобы сотрудничать с Америкой не важен политический режим, главное — готовность к сделке. «Золотой век», по замыслу Трампа, заключается не в универсализации ценностей, а, наоборот, в противопоставлении американской исключительности остальному миру. Внешняя политика — максимально прагматична, основана на самодостаточности и опоре на национальные ресурсы.
США практически свернули программы иностранной помощи, а государственные СМИ, прежде служившие продвижению «американских ценностей» и влиянию на другие страны, теперь используются для информационной поддержки внешнеполитических сделок и защиты американского суверенитета.
Трамп и его внешнеполитическая команда проявляют глубокое недоверие в отношении многосторонних международных структур и институтов, предпочитая продвигать национальные интересы через прямые личные контакты на высшем уровне. Именно в таких форматах Трамп заключает свои знаменитые сделки — транзакции, которые становятся не просто дипломатическими успехами, но и механизмами политических гарантий.
