2 сентября 1945 года закончилась Вторая мировая война, и одним из ее итогов стало рождение новой сверхдержавы – Соединенных Штатов Америки. США занимали первое место среди мировых производителей нефти, стали, авиатехники, автомобилей и электроники. Они владели двумя третями мировых запасов золота и более чем половиной всех производственных мощностей мира. В 1947-м на долю США приходилась треть мирового экспорта, по стоимости он превышал американский импорт более чем вдвое. Доллар стал мировой резервной валютой, а Америка — мировым кредитором.
Первые во всем — ни одна империя прошлого не достигала таких высот. «С экономической точки зрения, мир лежал у ног Америки», — пишет историк Пол Кеннеди. Казалось, что и с военной — тоже. США располагали самыми мощными в мире ВВС — 85 тыс. самолетов, второе место с большим отрывом занимал СССР — 18 тыс. Американский флот многократно превосходил все остальные вместе взятые. Америка единолично обладала атомным оружием.
В умах очень многих людей возникло представление о США как о бездонной бочке материальных и людских ресурсов. Положим, насчет материальных это на тот момент было почти правдой, а вот с людскими — уже тогда нет.
Синергия «Оверлорда» и «Багратиона»
К концу войны США располагали вооруженными силами численностью 12 млн человек. Для страны с населением 132 млн — очень неплохой показатель, не превзойденный даже СССР, в котором по переписи 1939 года проживало 170 млн. Проблема заключалась в структуре американской военной машины. Флот и ВВС поглотили колоссальные людские ресурсы — 3,3 млн и 2,4 млн. человек соответственно. Из оставшихся у армии 8,3 млн непосредственно в сухопутные войска (Army Ground Forces, AGF) — то есть дивизии и придаваемые им части усиления — попало всего 2,8 млн. Остальные, по едкому замечанию командующего AGF генерала Макнейра, превратились в «невидимую орду людей», занятую гарнизонной службой и тыловым обеспечением на огромных логистических цепочках по всему миру.
Что это означало на практике?
Когда в 1941-м США вступили в войну, американское командование, все еще опасаясь краха СССР, рассчитало, что в таком случае для победы над Германией и Японией потребуется 334 дивизии. Вполне разумная цифра, ведь немцы в годы Второй мировой имели в действующей армии 250-270 дивизий (всего сформировав их порядка 550), а японцы к концу войны располагали 145 дивизиями. Но выяснилось, что с наличными людскими ресурсами американцы и близко не приблизятся к этим цифрам. Невозможно иметь сразу «все самое большое» — и флот, и авиацию, и армию.
США ограничились формированием 89 дивизий (плюс 6 дивизий морской пехоты), из которых в Европе воевали 68. С учетом 26 британских этого хватило, чтобы сломить сопротивление немцев на Западном и Итальянском фронтах. Но это при условии, что 60-70% сил вермахта оттягивал на себя советско-германский фронт.
А если бы его не было? Рассмотрим эту альтернативу на одном примере.
Успешно начатая 6 июня 1944 года операция «Оверлорд» быстро вылилась череду тяжелых позиционных боев в Нормандии, и лишь 25 июля американцы сумели, прорвав немецкие оборонительные позиции у Сен-Ло, выйти на оперативный простор. 25 августа был освобожден Париж и союзники устремились к границе Третьего рейха. В этих летних боях немцы задействовали 37 дивизий против 35 у союзников, из которых 20 американских. Эти цифры не дают полного представления о противостоящих группировках, поскольку англо-американские дивизии были заметно «жирнее» немецких, а кроме того, располагали массой частей усиления, так что реальное численное соотношение, по подсчетам историка Никласа Цеттерлинга, составляло 3,8:1. Но тут важно другое: даже при таких вводных немцы успешно удерживали фронт семь недель, а рухнул он лишь потому, что их стратегические резервы в этот момент отправились в совершенно противоположном направлении — в Белоруссию.
23 июня там началось стратегическое наступление Красной армии (операция «Багратион»), в ходе которой группа армий «Центр» была разгромлена в считанные дни. В попытке кое-как сшить расползающийся фронт немцы перебросили туда 35 дивизий, включая 12 танковых и моторизованных. Не нужно большого воображения, чтобы спрогнозировать результат их появления в Нормандии и удвоения противостоящей союзникам группировки — никакого прорыва у Сен-Ло не получилось бы.
Справедливости ради, то же самое касается и «Багратиона»: яркий успех операции был обусловлен тем, что у группы армий «Центр» на 900-километровый фронте в резерве оставалась всего одна танковая дивизия. В это время восемь немецких танковых дивизий сражались с союзниками на маленьком пятачке под нормандским городом Кан. Окажись эти подвижные соединения в июне 1944-го в Белоруссии, «Багратион» имел бы куда более бледный вид, а может, и провалился бы полностью.
Словом, летом 1944-го одновременные действия Западного и Восточного фронтов обеспечили необходимую синергию для нанесения вермахту поражения, от которого он уже не оправился. Именно это имел в виду главнокомандующий союзными войсками в Европе генерал Эйзенхауэр, когда еще в 1942 году в качестве ключевой для США задачи определил удержание СССР в войне. «Если Россия выйдет из нее, он не видит для нас ничего лучшего, чем патовая ситуация», — записал его слова военный министр США Генри Стимсон.
Миф о «мощи Левиафана»
Но даже в сложившихся в реальности весьма благоприятных условиях американская армия в Европе осенью-зимой 1944 года испытывала острый кадровый голод. С момента высадки и по конца сентября она потеряла 152 тыс. человек, включая 36 тыс. убитыми и пропавшими без вести. Сравнительно небольшие по меркам Восточного фронта потери, но поскольку 95% из них приходилось на пехотинцев и танкистов, то вскоре оказалось, что американским дивизиям банально некого посылать в атаки.
К этому моменту армия США уже получила всех людей, которых можно было изъять из экономики страны, не ставя под угрозу ее задачу быть промышленным арсеналом для всей Антигитлеровской коалиции. Свободных людских ресурсов на гражданке не осталось, до самого конца войны в Америке отмечалась полная занятость. Военным предложено было справляться с «пехотно-танкистским кризисом» своими силами. И на передовую стали пачками бросать связистов, зенитчиков, писарей, поваров. В AGFперевели даже 24 тыс. курсантов училищ ВВС. О пехотном бое весь этот контингент имел представление весьма туманное, а обучать его было некогда — что логично привело к новому витку потерь.
Вот типичная история из мемуаров Белтона Купера, офицера ремонтного батальона американской 3-й бронетанковой дивизии. В разгар Арденнской битвы он получил приказ укомплектовать экипажами 17 новых танков, для чего было прислано 17 механиков-водителей, только что выпущенных из учебки, и 35 свежеиспеченных пехотинцев, большинство из которых до этого даже не видели танк вблизи. Но приказ есть приказ: каждого мехвода снабдили двумя солдатами, которым наскоро показали основные детали оборудования и дали по три раза выстрелить из башенного орудия. После нескольких часов такого «обучения» танки отправились на фронт, и вскоре Купер обнаружил 15 из этих 17 машин подбитыми и сгоревшими. Уцелел ли кто-то из экипажей, и сколько? — осталось ему неизвестным. «Увы, подобной трагедии предстояло повторяться еще не раз», — резюмирует он.
А ведь Арденны — это бросок уже смертельно раненого немецкого зверя, в расцвете сил он был много ужаснее. «Учитывая ситуацию с системой пополнений американской армии, представляется крайне маловероятным, что она смогла бы справиться с проблемой перемалывания дополнительных 5,5 млн. немцев (которых вермахт потерял на Восточном фронте в 1941–1945 гг.), неся при этом соответствующие потери», — заключает Цеттерлинг. Иными словами, при всей мощи Америки, выпиливание из войны любого из двух остальных ее ключевых союзников, Англии или СССР, приводило к пату: Остазия вечно воюет с Океанией, но окончательно победить не может ни та, ни другая. (Конечно же, это верно и в отношении США, без участия которых во Второй мировой безоговорочной капитуляции Третьего рейха на исторически обозримом горизонте не просматривается.)
Однако в 1945 году мало кто сумел отрефлексировать эту проблему. После победы над Германией и Японией все остальное казалось американцам детскими задачками. В США, выражаясь словами историка Теодора Уилсона, родился «миф об американской мощи, сравнимой с мощью Левиафана, — неистощимой и необъяснимой, как сами источники демократии».
Очень скоро этот миф подвергся первому испытанию.
Одна полупобеда на одно поражение
Уже через год после начала Корейская война (1950–1953 гг.) превратилась в ту самую патовую ситуацию. Быстро разгромив армию Ким Ир Сена, американцы попали под контрудар внезапно появившегося «миллиона китайских добровольцев»; фронт вернулся на исходную 38-ю параллель, где и замер. Именно здесь американское техническое превосходство, усугубленное запретом Сталина использовать советскую и китайскую авиацию над большей частью Кореи, оказалось бессильным против упорного и мотивированного противника, да еще глубоко зарывшегося в землю.
В попытке найти выход из корейского позиционного тупика военные несколько раз предлагали Белому дому расширить войну на территорию Китая, нанеся по нему атомные удары. Это предсказуемо приводило к вступлению в войну СССР, имевшему тогда с Пекином военный союз, — а вот что будет дальше, никто предугадать не мог. Особенно учитывая, что отправив в Корею 7 дивизий, для обороны Европы Америка оставила всего 6.
Неудивительно, что Эйзенхауэр, вступивший должность президента в январе 1953 года, предпочел плохой мир хорошей мировой войне. Собственно, на обещании мира и была построена его предвыборная программа. Еще в 1944-м Генри Стимсон жаловался: «Как только приходят известия о наших победах, все хотят надеть пиджаки и уйти со службы. Любопытная особенность наших великолепных людей в США в том, что они вовсе не чувствуют себя участниками войны и не видят необходимости в каких-либо жертвах — совсем как дети». В еще большей степени это относится к войне, зашедшей в тупик: в первый же год число одобрявших отправку войск в Корею, согласно опросам, скатилось с 78% до 38%.
То же самое к концу 1960-х произошло с войной во Вьетнаме. Но если в первом случае американцам удалось отстоять хотя бы Южную Корею, то во втором все кончилось куда хуже.
«Революционное движение было готово вести тридцатилетнюю войну, — пишет о вьетнамской кампании историк Джон Колдуэл. — Немногие демократические общества обладают достаточной силой духа, чтобы вести и выиграть такое длительное противостояние, не предложив сначала своему населению убедительной концепции, почему победа стоит таких жертв». И, добавлю от себя, не предложив убедительной стратегии победы.
Техническое превосходство американцев над Вьетконгом было абсолютным. Они использовали его, чтобы усеять территорию страны, сравнимой по размерам с Сирией, 26 миллионами воронок от 105-мм снарядов и авиабомб — и ни на шаг не приблизились к победе. Американская армия хотела вести ту войну, для которой была обучена, а не ту, которая требовалась для успеха в Южном Вьетнаме, и напоминала человека, отгоняющего донимающих его москитов молотком.
Как заявил на допросе один пленный офицер-вьетконговец: «Мы знаем, что не можем вас победить военным путем. Но мы выиграем эту войну политически». Так и получилось: американское общество не собиралось до бесконечности жертвовать своими парнями в сомнительном предприятии, а правительство Южного Вьетнама так и не смогло объяснить своим гражданам, ради чего они должны бороться и умирать. Результат был немного предсказуем.
Успехи и провалы контрактной армии
Война в Заливе 1991 года полностью восстановила траченное вьетнамской молью реноме армии США. Перед началом операции «Буря в пустыне» она на всякий случай заготовила 16 тыс. мешков для трупов, однако на деле потери коалиционных войск оказались мизерными (294 человека, из них 219 американцев), а результат быстрым и впечатляющим: полный разгром иракской армии Саддама Хусейна и освобождение Кувейта.
После чего, за исключением осечки в Могадишо (1993), американцы шли от успеха к успеху — принуждение Сербии к миру одними бомбежками (1998), моментальное свержение режима талибов в Афганистане (2001). В 2002 году военный обозреватель Макс Бут писал, что вооруженные силы США достигли совершенства, «которое намного превосходит возможности таких прежних гегемонов, как античный Рим, Великобритания и наполеоновская Франция». Через год, когда американские войска с триумфом вошли в Багдад, он заявил, что армия США «по эффективности превзошла даже вермахт, а его легендарные военачальники Эрвин Роммель и Гейнц Гудериан выглядят дилетантами по сравнению с нашими генералами».
Но скоро выяснилось, что американцы одерживают эффектные победы, только когда противник любезно сражается с ними на их условиях. Как только он переходит к неконвенциональным методам, старые (новые) проблемы армии США встают во весь рост.
В 1970-е Америка сменила призывную армию на контрактную, что историк Эдриан Льюис назвал «самым значительным преобразованием в ведении войны США со времен Второй мировой и изобретения атомной бомбы».
С одной стороны, это резко снизило накал антивоенных протестов, поскольку теперь американским парням не грозило помимо своей воли оказаться под огнем в каком-нибудь богом забытом уголке земного шара. Именно это позволило США вести двадцатилетнюю (2001-21 гг.) войну в Афганистане — самую длинную в их истории.
С другой стороны, профессиональная армия стоит громадных денег, но критически ограничена в размере — количеством желающих послужить. В современных США у молодых людей полно других возможностей для самореализации. А затяжная война с неизбежными потерями отнюдь не повышает популярность армейского контракта.
До начала партизанской войны в Ираке и Афганистане считалось, что качественное превосходство американских войск в любой ситуации компенсирует недостаточную численность. Оказалось, что не в любой. Опытным путем было найдено нужное соотношение для победы в контрповстанческой войне: 1 солдат (полицейский) на 50 местных жителей. К 2011 году с привлечением местных сил этой формулы худо-бедно удалось достичь в Ираке, откуда американцам удалось уйти, более-менее сохранив лицо. В Афганистане, где ситуация была чуть сложнее, не получилось и этого.
Почему?
Возьмем для примера операцию по зачистке окрестностей Кандагара от талибов. В августе 2010 года сюда были направлены пять американских, один канадский и семь афганских батальонов — всего около 10 000 военнослужащих, что стало беспрецедентным для этой войны сосредоточением сил. Окрестное население насчитывало примерно 150 000 человек, но поскольку именно здесь находилось «родовое гнездо» Талибана, американцам пришлось еще и побрасывать сюда подкрепления.
К осени 2012 года американское командование смогло отчитаться о немалых достижениях: провинция Кандагар стала в основном безопасной, было развернуто более 600 аванпостов, 15 тысяч военных и полицейских патрулировали местность, в самом городе возобновили работу школы, на дорогах перестали рваться мины, а талибы отступили в горы на границе с Пакистаном.
Но в Вашингтоне подсчитали цену этого успеха и прослезились: два с половиной года тысячи американских и афганских солдат были привязаны к этому району; пришлось строить авиабазу размером с небольшой город в США; 650 млн долларов ушло только на восстановление гражданской инфраструктуры и т. д. И это одна провинция!
К 2020-м население Афганистана достигло 39 млн человек. Исходя из формулы 1:50 для окончательной победы необходимо было противопоставить талибам 780 тыс. военнослужащих. На пике войны американские войска в стране насчитывали 100 тыс., и каждую дополнительную бригаду генералам и так приходилось буквально выцарапывать у Белого дома. Даже если бы удалось довести совокупную численность афганской армии и полиции до планируемых 352 тыс. человек, остальных должны были прислать сами США. А это было столь же нереально, как 334 дивизии во Второй мировой.
Не было уже в 2010-х ни такого количества пехоты, ни такого количества денег.
В разгар войны США тратили в Афганистане около 110 млрд долларов в год, что заметно превышало федеральные расходы на образование. Американская экономика — уже далеконе та, что в 1947 году — с трудом тянула такие траты, поэтому пришлось урезать и воинский контингент, и расходы. Но сокращение контингента, в свою очередь, автоматически переводило войну в стадию бесконечной, а значит бессмысленной.
Наконец, в апреле 2021-го президент Джо Байден объявил об окончательном выводе американских войск к знаменательному юбилею — 11 сентября того же года: «Вместо того чтобы возвращаться к войне с талибами, мы должны сосредоточиться на стоящих перед нами задачах… противостоять жесткой конкуренции со стороны все более напористого Китая». Талибы, имевшие свое мнение о графике, взяли Кабул уже 15 августа, после чего кадры афганцев, цепляющихся за шасси улетающих американских самолетов, обошли весь мир.
Легче стало? Пока нет
Судя по весеннему номеру American Affairs за 2025 год, с выводом американской армии из Афганистана ей не слишком полегчало. В одной из статей журнал рассказывает об эпидемии самоубийств в воинских частях, особенно в бронетанковых. Именно они, «постоянно ротируемые по всему миру в попытке продемонстрировать, что вооруженные силы США готовы и способны сражаться, когда и где бы это ни потребовалось», испытывают огромную нагрузку: «Постоянная череда развертываний, учений и бесконечного технического обслуживания быстро изматывает как технику, так и людей». Вполне вероятно (официальные данные расследования пока не оглашены), что именно это в марте 2025 года стало причиной гибели четырех американских солдат на полигоне Пабраде в Литве, когда их спасательная машина M88A2 Hercules утонула в торфяном болоте.
В той же статье описываются практики приписок и фальсификаций, характерные для позднего СССР (с которым журнал не преминул провести аналогию): «Командир подразделения заставляет солдата с острыми суицидальными мыслями отправиться за границу только для того, чтобы включить его в статистику готовности. Как только он прибывает, его немедленно отправляют обратно в США, так как он не может легально участвовать в учениях и даже не может быть допущен к огнестрельному оружию».
В такой ситуации и с учетом растущего вызова со стороны Китая, заставляющего США концентрировать свои усилия на Тихом океане, шансы на проведение таких дерзких операций как «Свобода Ирака» в 2003 году или потенциальная наземная операция против Ирана, сильно потуснели. Во всяком случае, не к ночи помянутые Максом Бутом прежние гегемоны — Рим, Британия, Французская империя — рухнули как раз от перенапряжения сил, пытаясь одновременно воевать сразу на нескольких фронтах.
