Поразительно (и демонстративно) уже само объяснение причин снижения ставки:
Устойчивые показатели текущего роста цен значимо не изменились и остаются выше 4% в пересчете на год. Экономика продолжает возвращаться к траектории сбалансированного роста. В последние месяцы активизировался рост кредитования. Высокими остаются инфляционные ожидания, —
такими словами в своем пресс-релизе ЦБ начинает описание мотивов решения.
Это намек?
Здесь буквально каждое утверждение противоречит произошедшему. Если рост цен по-прежнему устойчив и ни на йоту не приближает экономику к таргету в 4% инфляции, то почему решено ставку снизить? Это что, приблизит желаемое? «Экономика продолжает возвращаться к траектории сбалансированного роста». То есть хорошеет и при ставке 17%? Тогда зачем ее снижать? Ну, а упоминание того, что в последние месяцы кредитование растет, а инфляционные ожидания, которые и двигают участников рынка к росту потребления и повышения цен, остаются высокими, прямо кричат, что нужно ставку увеличивать — а то не все поняли, что пора быть скромней.
Складывается впечатление, что пресс-релиз подготовлен в расчете на рост или прежнюю ключевую ставку, а когда пришлось ее (символически) снизить, текст нарочно решили не менять. Хотя на пресс-конференции председательница ЦБ Эльвира Набиуллина сказала, что вариантов на совете директоров обсуждалось три: как было, 17%; снизить на половину процентного пункта, до 16,5% или на один пункт, до 16%.
Но выступление Набиуллиной получилось столь же противоречивым, что и пресс-релиз:
Ситуация развивается в целом в рамках нашего прогноза. Денежно-кредитные условия остаются жесткими, что создает предпосылки для снижения инфляции. Поэтому мы приняли решение продолжить смягчение своей политики. В то же время с прошлого заседания реализовались существенные инфляционные риски.
Если проще: в ЦБ предполагали, что инфляция после традиционного августовско-сентябрьского сезонного снижения возобновит рост, понимали, что только жесткая денежно-кредитная политика не дает ей разгуляться, поэтому политику… смягчаем ввиду новых рисков роста инфляции. И Набиуллина ничтоже сумняшеся перечисляет эти риски: увеличение дефицита бюджета, рост цен на топливо, повышение налогов.
И она совершенно права. Более того — ни один из этих рисков нельзя считать кратковременным; нет никакого понимания, когда эти риски не то что исчезнут, а хотя бы уменьшатся.
Это политика
Дефицит бюджета — закономерное следствие того, что военные расходы никто сокращать не планируют (не стоит радоваться чисто арифметическому снижению цифр в проекте бюджета — во-первых, их в любой момент можно увеличить, а во-вторых, есть сильное подозрение, что просто не смогли освоить все деньги в этом году из-за чисто физического ограничения оборонных производств), а доходы расти не хотят даже после повышения налогов, потому что оно наложилось на деградацию гражданского сектора и достижение потолка возможностей сектором оборонным.
Рост цен на топливо подталкивают и будут подталкивать санкции США и ЕС, ограничивающие доходы экспортеров, и удары украинских дронов по НПЗ и прочей нефтегазовой инфраструктуре. А новый рост налогов (НДС +2 процентных пункта) приведет не к краткосрочному росту инфляции, как говорит Набиуллина, а просто к росту инфляции, по-другому и не бывает. Перебить этот рост может только расширение собственного производства и импорта — ничего подобного пока нет и в долгой перспективе.
Объяснить противоречие между словами и делами ЦБ нельзя экономическими факторами, но легко — политическими. Проект федерального бюджета на 2026 и 2027–2028 годы показал: доходы никак не хотят сходиться с расходами. Расходы в общем-то сведены к минимуму — самая малость социальных, чтобы народ не взбунтовался, инвестиции откладываются или уменьшаются. Только война, только хардкор — не до жиру сейчас. «Время затянуть потуже пояса», — как призывал народ с плакатов один весьма корпулентный чиновник. Кстати, плохо кончил.
Доходы никак не получается увеличить настолько, чтобы удовлетворить военные аппетиты власти. Решили увеличить НДС — бизнес в ужасе. Решили увеличить количество плательщиков НДС за счет малого бизнеса — малый бизнес откликнулся намерением закрыться к такой-то матери, да так резко, что пришлось думать, как варить эту лягушку на медленном огне, снижая планку доходов, при которой придется начать платить НДС, постепенно. Более того, НДС не заставят платить сельпо — хочу надеяться, что и дальнобойщиков не заставят, и тогда герой моего рассказа Сашка сможет продолжать кормить семью.
Это стагфляция?
Но денег-то не хватает. Уже сейчас. А экспортеры вместо того чтобы жаловаться, что экспорт падает из-за санкций, которые, в свою очередь, вызваны продолжением войны, жалуются, что рубль слишком крепок. Оно и понятно: жаловаться на войну — это уголовка, а жаловаться на Набиуллину, которая своей ставкой укрепляет рубль, — безопасно, легко и социально приемлемо.
И нельзя сказать, что жаловаться совсем уж не на что. Жесткая ДКП действительно замедляет экономику и промышленность. Но есть нюанс — замедляет гражданский сектор экономики. Оборонный сектор и госзаказ живут своей жизнью, там жесткостью не пахнет: кредиты по ставкам 2-8% годовых с возможностью реструктуризации, авансирование госзаказа, рост цен и пр.
Но ведь и ВПК тормозит! Собственно, единственное, что продолжает расти, — это производство беспилотников, простое сборочное производство, скрытое в статье «прочие транспортные средства». А даже для производства снарядов, не говоря о ракетах и танках, нужны новые цеха (а их надо строить), нужны высокоточные станки (а их надо импортировать), нужны люди (а их надо набрать и обучить).
И когда прокремлевский Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования пишет, что российская промышленность находится между стагнацией и рецессией, он неправ только в одном: российская промышленность, да и экономика в целом, находится между стагнацией и стагфляцией — сочетанием стагнации с высокой инфляцией. Не исключаю, что российская экономика умудрится сочетать падение экономики, рецессию, с высокой инфляцией — наверное, это можно будет назвать рецефляцией.
Это конец независимости ЦБ?
Если у компании дела идут в гору, акционеры склонны закрывать глаза на причуды топ-менеджмента. Когда дела идут неважно — начинаются поиски виноватого. И если настоящего виновника назвать никак нельзя, весь гнев обращается на козла отпущения.
ЦБ и стал таким козлом отпущения. С одной стороны — ругать его можно невозбранно, за базар, как говорят, не ответишь. С другой — у Эльвиры Набиуллиной, как говорят во властных коридорах, один начальник — Владимир Путин. Потому можно не сомневаться, что брань у нее на вороту не повиснет.
Однако незадолго до решения по ставке пришел весьма неприятный для Набиуллиной сигнал, что карт-бланш, выданный «начальником», может быть отозван. Минфин подготовил проект поправок к закону «О валютном регулировании и валютном контроле», где записана возможность регулирования отношений в валютной сфере в России наряду с федеральными законами также указами президента, в частности, по введению в одностороннем порядке валютных ограничений.
Настораживают сразу две вещи.
Во-первых, появление таких полномочий у президента — это конец независимости ЦБ.
Во-вторых, инициатива Минфина означает, что ведомство, до этого дружно работавшее с ЦБ в одной связке, теперь перешло к конфронтации. Причина понятна: Минфин отвечает за бюджет, который не сходится, за доходы, которые не растут. Унять желающего воевать президента никто не может, а вот надавить на ЦБ, чтобы тот ослабил узду ДКП, — вполне.
Да, снижать ставку в нынешних условиях — разгонять инфляцию, но за инфляцию отвечает как раз ЦБ, а не Минфин.
Окончание дружбы двух этих ведомств — скверный знак. Потому что, остроумно объяснял мне один экономист, корабль даже тонуть может по-разному. Может опрокинуться, увлекая с собою всех, а может — медленно опускаться на дно, сохраняя устойчивость. Пока Минфин и ЦБ работали в связке, корабль российской экономики тонул равномерно. Теперь может и опрокинуться.
Это уступка
Вот с такими исходными данными ЦБ и пришел ко дню заседания о ставке. И стоит признать: сделал все, что мог, опустил ставку минимально – четверть процентного пункта при двузначной ставке выглядела бы издевательством.
И сигнал получился очень ясный: Набиуллиной пришлось уступить. Она это сделала со всем достоинством, на которое была способна. Вплоть до того, что на вопрос журналиста о курсе рубля в случае окончания войны ответила:
Любой сценарий, который предполагает улучшение внешней конъюнктуры, будет дезинфляционным. Это будет способствовать тому, что мы быстрее будем снижать ключевую ставку.
Яснее о том, что именно стало причиной жесткости ЦБ, не скажешь. Но «начальник» Набиуллиной давал ей карт-бланш вовсе не для того, что она ему объясняла пагубность войны для российской экономики, а для того, чтобы она ему обеспечила возможность эту войну вести. И если начальник решит, что продолжать войну он может и без помощи ЦБ, то никакие соображения экономического порядка не заставят его сохранить свое покровительство.
И к сожалению, велика вероятность, что он так и решит. Если ЦБ утратит независимость и перейдет к политике фискального доминирования, цены будут расти, а бизнес гибнуть, у граждан появится гораздо больше мотивации пойти на войну. Даже в условиях, когда регионы сокращают доплаты за контракт. В армии точно кормят.
