Отнять стакан виски у пьяного? — это не отрезвит его. Очевидная истина, свойство человеческой природы, которое Запад, похоже, игнорирует, когда речь заходит о санкциях против России. Правда в том, что только экономические меры не стали и никогда не станут хорошим ответом на агрессию Владимира Путина.
Требуется показать способность не только наказывать, но и сдерживать. Санкции, не подкрепленные необходимыми инвестициями в оборонные возможности и готовностью их применить, никогда не увенчаются успехом. Последнее подтверждение этому — российские беспилотники, которыми Россия без всякого сомнения тестирует оборону НАТО.
Запад так же зависим реакции на энергетические санкции, как пьяница от своего скотча. И его подход отражает фундаментальное непонимание не только целей Путина, но и его образа мышления.
По сути, война на Украине для Путина — не вопрос эффективного экономического контроля над соседней страной. Это стратегическая и идеологическая игра, направленная против идеи, что по соседству с Россией может существовать процветающее демократическое общество; игра, смысл которой — восстановление доминирования Москвы, существовавшее на протяжении большей части XX века.
Но Европейский Союз продолжает вводить энергетические санкции против России – по трем основным направлениям: сокращение импорта, установление ценового потолка на энергоносители и вторичные санкции для нарушителей первых санкций. Эффект? в лучшем случае незначительный, это если не говорить о том, что западные правительства продолжают покупать российские углеводороды на миллиарды долларов в год, что лишает санкции морального смысла.
Убеждение, будто военную машину Кремля можно постепенно остановить с помощью энергетических санкций, несостоятельно. Это пустое тщеславие западных лидеров, которые видят мотивы Путина через призму собственных демократических ценностей и неверно понимающими мировой рынок нефти.
Лидеры Европы сделали выбор в пользу максимального соответствия санкций своей внутренней политической аудитории, а Путин придерживается иной точки зрения, для него «государственные интересы» неизмеримо важней общественного мнения.
Изъятие с рынка до 5 млн баррелей российской нефти и 2 млн баррелей нефтепродуктов так, чтобы не вызвать на нефтяном рынке шок, – задача с сомнительными шансами на успех. Именно поэтому западные лидеры не желают решать эту задачу, и для российской нефти по-прежнему достаточно места на рынках странах, где о войне в Украине думают, по печально известному выражению Невилла Чемберлена, как о ссоре в далекой стране между людьми, о которых мы ничего не знаем.
Единственный возможный подход к прекращению войны в Украине — постепенно наращивать давление посредством целенаправленных, скоординированных усилий.
Но пока числа не сходятся. Нефть по 70 долларов за баррель дает российскому федеральному бюджету в размере 60 млрд долларов, около 40% которых идут на финансирование войны. В настоящее время совокупные меры по изоляции российского энергетического сектора сокращают эту цифру примерно до 30-40 млрд долларов; вторичные санкции в отношении покупателей российской нефти могут сократить доходы бюджета еще на 10-15 млрд долларов.
Но даже потеря 40 млрд долларов в год из 400-миллиардного федерального бюджета, в который доходы от нефти и газа составляют не более 17%, не заставит Москву изменить ее милитаристский курс. Да, это существенное ограничение, но его явно недостаточно, чтобы заставить Путина сесть за стол переговоров. Он может легко компенсировать его, например, небольшой девальвацией рубля, и у него нет внутренних оппонентов, с чьими голосами ему нужно считаться.
В Европе дела обстоят иначе: там с самого начала с прохладцей отнеслась к резкому отказу от российских энергоносителей. Трамп справедливо упрекнул европейских лидеров в лицемерии в этом вопросе. Но хотя Белый дом, возможно, и надеется, что Европа заменит российские энергоносители американской нефтью и газом, транзакционный подход президента США ясно показывает, что это будет иметь финансовую цену, которую европейские страны, и без того находящиеся под давлением своих избирателей, платить не хотят.
Можно усилить технологические санкции, сосредоточившись исключительно на товарах, которые невозможно поставлять из Китая, — шаг, напоминающий о Координационном комитете по многостороннему экспортному контролю, который контролировал экспорт стратегических товаров и технологий в Советский Союз и другие коммунистические страны во времена холодной войны. Но за последние 35 лет мир неизмеримо изменился, и даже новый такой комитет имел бы ограниченный потенциал.
Проще говоря, санкции никогда не станут переломным моментом для Путина. Более того, они, возможно, даже не фигурируют в его мышлении: для его режима всегда были характерны уловки, беззаконие и обман. А обход санкций или смягчение их последствий создают лишь незначительное неудобство.
Итак, поскольку нефть и газ фактически сняты с повестки дня, единственный способ заставить Путина прекратить войну — это масштабное и постоянное наращивание военной мощи НАТО. Ничто другое не будет по-настоящему действенным. Но лидерам ЕС не удается убедить избирателей в необходимости постоянных финансовых и политических инвестиций в оборону. Их нерешительность и разобщенность воодушевляют Китай, и они уступают стратегическое лидерство исключительно Трампу — со всеми вытекающими последствиями.
Война против Украины — война, в которой все мы участвуем, вольно или невольно — стала решающим событием нашего времени. Недавние вторжения российских беспилотников в Польшу и Румынию продемонстрировали экзистенциальную угрозу, с которой мы все сталкиваемся. И такая угроза требует бескомпромиссного ответа.
Пора осознать, что, хотя энергетические и другие санкции могут быть шагом в правильном направлении, они лишь поверхностно отражают ту решимость, которая необходима, чтобы заставить Путина отступить, не говоря уже о том, чтобы победить его.
