Как заведено в странах с крепкой вертикалью, наказ так называемого президента был исполнен ударными темпами. 18 сентября Путин встретился с лидерами парламентских фракций, где обмолвился, что было бы неплохо. Через три недели законопроект был принят в первом чтении, а еще через три — в редакции, которая примет форму закона. И нет никаких сомнений, что это матрица, которую в дальнейшем можно будет распространить на любое направление обучения.
Зато безработицы не было!
В советские годы, с которым у нынешнего руководства связаны самые розовые грезы, распределение гарантировало специалисту работу, хотя и без учета его пожеланий. С 1933 года действовала 131-я уголовная статья за «неисполнение обязательств по договору с государственным учреждением». Ее усиливал «мягкий» финансовый аргумент: обучение в вузе и старших классах школы с 1940 по 1956 годы было платным, а при наличии договора с предприятием оно и оплачивало обучение в кредит — под гарантии дальнейшей отработки. У обычных граждан денег почти не водилось, так что для многих это была единственная возможность «выбиться в люди».
При Хрущеве «уголовку» отменили, но мобилизационную экономику, умевшую не зарабатывать, но только выжимать деньги из недр и людей, никто не отменял. Сам Хрущев, чтобы развеять впечатление о каком-то своем особом либерализме, хотел ввести порядок, при котором диплом выдавался бы человеку на руки лишь после трех лет отработки там, куда послали. Но в 1964 голу пленум ЦК снял Хрущева со всех постов, и очередная версия крепостного права в СССР не была реализована.
В 1970-е годы принудительное распределение в зачастую непригодные для жизни места сменилось тем самым «целевым обучением», на которое еще с предыдущего десятилетия с воодушевлением глядит Минобрнауки РФ. Это значило, что крупные предприятия, а иногда и целые регионы (в основном национальные республики) направляли на учебу своих абитуриентов с условием их возвращения и отработки в течение трех лет.
В региональных центрах инфраструктура к тому времени была относительно налажена, а в некоторых республиках жизнь в чем-то была более привлекательна, чем в Москве и Ленинграде. Неудивительно, что усилиями старшего поколения и при поддержке пропаганды в России воспроизводится представление о том, как это все было прекрасно и придумано «для людей». Хотя люди имели с того крайне выборочный профит, а уж о самореализации можно было и не вспоминать.
Как перебежали через рынок
В первом постсоветском законе об образовании, принятом в 1992 году, не было ни слова ни о целевом поступлении, ни о последипломном распределении. Речь шла о свободной в идеале стране, где рынок все решит и сбалансирует сам. Рынок это, безусловно, делал, делает и будет делать. Другой вопрос — как адаптировать к его деятельности людей, которые десятилетиями либо плыли по течению, в которое их погрузили, либо суетились, чтобы попасть из одного течения в другое, где им будет спокойнее, теплее и безопаснее.
До второго пришествия Путина в Кремль в 2012 году российские вузы следовали спросу и внедряли плату за обучение на самых популярных специальностях. Ими были и до сих пор остаются экономика и юриспруденция, несмотря на очевидное перепроизводство кадров. Понятно, что эти факультеты просто помогают людям «найти своих» и при наличии энергии попасть в нужную компанию.
Юристы должны быть поближе к ментам, а экономисты — к олигархам, сросшимся с государством. Еще неплохо могут чувствовать себя дипломаты и чиновники, за штамповку которых отвечают академии госслужбы.
Остальные в пролете.
Насилие и популизм — две вожжи, которыми управляется тройка-Русь. Когда с ее управлением было не очень, комический премьер Черномырдин сетовал, что «учителя и врачи хотят есть практически каждый день». Когда Россия встала с колен и уже оттяпала Крым, также по-своему харизматичный премьер Медведев советовал учителям идти в бизнес, если им зачем-то нужны хорошие зарплаты. И только Путин с его майскими указами 2012 года не устает почти каждый год веско говорить, что учителя и врачи — это главная сила страны и уж они-то должны быть в полном шоколаде. В 2014 году обещал к 2018-му, в 2020-м — к 2024-му и т. д. Но как, как же именно?
Где врачи нужнее
Близится к завершению четвертый год войны в Украине. Экономика едет по военным рельсам, но так, чтобы люди с пеной у рта это отрицали. Однако самые насущные потребности рано или поздно дадут о себе знать. И если раньше душераздирающее положение в сфере здравоохранения РФ еще могло худо-бедно компенсироваться платной медициной, всяческими не- или, точнее, полугосударственными структурами, теперь этот спектр даже самых скромных альтернатив должен схлопнуться. Медицина массово встает под ружье — причем в буквальном смысле.
Нехватка врачей — серьезная проблема, особенно на фронте. Не все должны разделить судьбу почти безоружного пушечного мяса. Есть же и начальство, и элитные подразделения. Есть, наконец, не только те, кого «обнуляют» в случае отсутствия денег или влиятельных связей, но и те, кто это делает, для кого война — «мать родна». Представителей этих привилегированных групп и призваны спасать медики, которые при нынешних законах могут заартачиться и даже выиграть по суду снижение штрафа за отказ от работы по целевому контракту.
Эти лазейки пора прикрыть, а подготовку специалистов замкнуть на заказчиков, среди которых и до всяких «вечных февралей» большой процент составляли ведомственные лечебные учреждения.
Так называемое «целевое обучение» постепенно внедрялось еще до пандемии — в конце 2010-х годов. Но тогда оно носило более или менее «мирный» и выборочный характер, то есть до поры не показывало свои мобилизационные возможности. В новой реальности подготовка врачей должна проходить быстрее — и поэтому в законе смягчили требования к наставничеству в ординатуре. А поскольку текучка личного состава вплоть до реальных потерь возрастает, необходимы гарантии того, что больницы, скажем так, в глубоком тылу будут принимать граждан.
Этого можно добиться только в принудительном порядке. И уже без эвфемизмов.
