Говорят, что Лавров в разговоре с госсекретарём Марко Рубио якобы повёл себя некорректно, сказав нечто такое, что американцы расценили как неготовность России к компромиссам. Из-за этого, мол, саммит и сорвался. Владимир Путин, якобы сильно разгневанный, лишил министра своей милости. Этим объясняют, почему Лавров не возглавил российскую делегацию на нескольких международных мероприятиях и даже не участвовал в заседании Совета безопасности по вопросам транспорта, где внезапно (рояль в кустах) обсуждалось в том числе и возможное возобновление ядерных испытаний.
Что можно сказать на этот счет? В целом, версия, будто Сергей Лавров подвергся какому-то немилосердию со стороны Путина, имеет право на существование — хотя никаких достоверных свидетельств этого нет.
Стоит освежить в памяти предысторию. 15 августа в Анкоридже (Аляска) состоялась встреча Путина и Трампа. Саммит планировался из трех частей: встреча тет-а-тет, затем переговоры в расширенном составе и обед. Однако в последний момент американцы изменили формат: вместо разговора один на один состоялась встреча «три на три». В делегацию США, помимо Трампа, вошли Уиткоф и Рубио; к Путину присоединились Лавров и Ушаков.
Американская сторона, очевидно, сочла встречу Трампа и Путина с глазу на глаз слишком рискованной, понимая, что Трамп может дойти до неприемлемых для США договоренностей. Основания для этого были и есть. Анкоридж продемонстрировал заметное изменение позиции самого Трампа по вопросу Украины: если до встречи он придерживался относительно проукраинской линии — необходимости перемирия как первого шага к урегулированию, — то после разговора с Путиным Трамп, по сути, вышел с российской позицией: что перемирие не нужно, нужно сразу договариваться о «долгосрочном мире», параллельно продолжая военные действия.
Такая внушаемость американского президента явно не могла порадовать его более рациональных сторонников — Марко Рубио в первую очередь. В Госдепартаменте понимают, что российская позиция после саммита никак не изменилась. Москва по-прежнему требует от Украины и стран Запада огромных уступок: ухода с Донбасса, отказа от вступления в НАТО, предоставления особых статусов русскому языку и «русскому населению», изменения внутреннего законодательства, отмены санкций, пресловутой «демилитаризации с денацификацией» и так далее — всего того, что давало бы России мощные рычаги для подчинения Украины и достижения стратегических целей Путина.
Поэтому отсутствие желания у американской стороны организовывать новые встречи с Россией вполне объяснимо: разговаривать не о чем, если Москва не готова ни на какие уступки.
Тем не менее вскоре после этого состоялся телефонный разговор Трампа и Путина, на котором президенты договорились о новой встрече — уже в Будапеште. После этого началось обсуждение технических вопросов и деталей организации саммита на уровне министров — нормальная дипломатическая процедура. Возникает вопрос: что же такого сказал Лавров в разговоре с Марко Рубио, что вынудило американцев отменить новую встречу?
Ответ очевиден: ничего, чего американцы раньше не слышали, Лавров не сказал. Еще до телефонного разговора президентов российская сторона направила в Вашингтон памятную записку, где излагалось видение итогов анкориджской встречи. Это была утвержденная Путиным позиция, соответствующая тому, что он и его министры озвучивают постоянно.
Логично, что в США сочли бессмысленным проводить новую встречу: о чем говорить второй раз, если после первого ничего не изменилось?
Рубио, очевидно, использовал разговор с Лавровым, чтобы ещё раз показать Трампу бесперспективность диалога с Россией и сумел убедить американского президента отменить (или хотя бы отложить) саммит. Но можно ли в этом обвинять Лаврова?
Лавров делал то, что делал всегда: исполнял задачи, поставленные Путиным, и так, как он это делал всегда: ровно в тех границах, которые устанавливает руководство.
Однако именно это и может служить неким объяснением версии об «опале». Эта идея — что Лавров якобы виноват в срыве саммита — вполне логично вписывается в систему внутриполитических отношений на российском верху. Путин, очевидно, рассчитывал на встречу с Трампом, чтобы попытаться добиться от него хотя бы символических реверансов. Но Трамп отказался, и перед Путиным встал вопрос — как объяснить это окружению?
Реальная причина — в самой путинской политике: абсолютно негибкой, не предусматривающей компромиссов и требующей ломать интересы других государств через колено. Но объяснить это вслух в Кремле невозможно: Путин никогда не ошибается. Следовательно, нужен виновный — пусть им будет Лавров.
Это позволяет рассматривать версию о «путинской обиде» на Лаврова как рабочую. Однако помимо этих сугубо теоретических соображений верифицируемых подтверждений данной версии никем не приводится.
Министр никуда не делся из общественного пространства: дал большое интервью российским СМИ 11 ноября, в котором вполне профессионально прошелся, в частности, по заявлениям американской стороны о возможном возобновлении ядерных испытаний. Лавров подчеркнул, что американцы сами не понимают, что подразумевают под «возобновлением испытаний» — полноценные ядерные взрывы или лишь тесты носителей.
Сергей Лавров остается министром иностранных дел, руководит МИДом, и слухи о его «опале» явно преувеличены. Более того, сама дискуссия о том, «в опале он или нет», уходит он с поста или остается, не имеет практического смысла: любой новый министр будет проводить ту же политику, что и Лавров, потому что ее проводит Путин.
Если завтра Путин решит прекратить войну с Украиной и «помириться» с Западом — как это было до 2014 года, — Лавров мгновенно сменит риторику и станет говорить о «новой дружбе». В России министры — не политики с собственной программой, как на Западе, а лишь исполнители воли одного человека.
Вот пример: министра обороны Сергея Шойгу сменил Андрей Белоусов. Изменилась ли военная политика России? Нет. Война продолжается в том же виде. Почему от смены министра иностранных дел стоит ожидать чего-то иного?
Более того, вероятно, станет только хуже. Новый министр, стремясь доказать Путину правильность своего назначения, будет вынужден демонстрировать еще большую лояльность и агрессивность, замещая этим отсутствие дипломатических прорывов. Вполне можно ожидать, что лавровская риторика, все еще остающаяся на сравнительно высоком профессиональном уровне, окончательно уступит место медведевско-захаровской с их специфическим лексиконом.
И тогда, вероятно, мы ещё вспомним Сергея Лаврова — вежливого, воспитанного человека и настоящего дипломата.
