Как лапидарно сформулировала Хиллари Клинтон,
Выдвинув ультиматум о капитуляции Украины перед Россией, Трамп наконец-то получает награду: премию имени Невилла Чемберлена за предательство мира, свободы и справедливости.
Если предложенное Белым домом соглашение будет заключено — вероятность чего куда больше, чем полагают многие противники путинского режима, — его последствия существенно изменят (не в лучшую сторону) ситуацию в мире. Прежде всего потому, что это соглашение легитимизирует перекройку государственных границ военной силой, чего не случалось со Второй мировой войны. Оправдывать, а тем более приветствовать это невозможно; обвинять в чем-либо Украину и посмеиваться над не сумевшими ее защитить союзниками — тоже. Однако это не означает, что не стоит задумываться над последствиями решения, которое вполне может быть принято в ближайшие недели.
Сейчас не 1938 год
И тут я бы начал с того, что сравнение Дональда Трампа с Невиллом Чемберленом будет неполным, если ограничиться только Мюнхеном — потому что история, начавшаяся в сентябре 1938 г., имела продолжение: Великобритания и Франция, позволившие «отжать» у Чехословакии Судеты, не предприняли ничего ни тогда, когда дополнительные территории страны захватили Польша и Венгрия, ни тогда, когда Германия оккупировала всю Чехию, ни даже тогда, когда — через год — она напала на союзную им Польшу.
Сегодня я не вижу оснований предполагать, что история может повториться: ни Украина не намерена разоружаться после «мирного соглашения», ни Европа не готова забыть об опасности российской агрессии. Есть еще важное отличие: Гитлер в 1938 г. лишь делал первые шаги, испытывая свои армии в европейской кампании, тогда как Путин в 2025 г. отчетливо демонстрирует истощенность российской армии и ее неспособность заметно расширить зону наступательных действий.
Поэтому я полагаю, что в случае заключения мирного договора в форме, похожей на ныне предлагаемую, наиболее вероятный ход развития событий не будет напоминать историю 1938–1940 гг.
Остановка войны по линии фронта или даже по формальным границам Донбасса не снизит ни подозрительности Европы в отношении Путина, ни желания украинцев противостоять российским притязаниям. Поэтому главными вопросами станут готовность быстро интегрировать Украину в ЕС и на протяжении неопределенно долгого времени финансировать ее вооруженные силы — даже 600-тысячная армия, требующая обновления материальной базы и современного оснащения при поддержании постоянной боевой готовности — непосильное бремя для Украины и может существовать только при условии внешнего финансирования.
Если и то, и другое будет обеспечено, у меня нет сомнений, что успехи Путина на этом закончатся. Реваншизм и милитаризация, которые он сделал основой политики в последние десятилетия, составят отныне элементы украинского и европейского арсеналов, тогда как Кремлю потребуется изобразить результаты войны как победные — и потому снизить градус нынешней риторики. Это вытекает хотя бы из того, насколько Москва стремится к отмене санкций, возрождению экономического сотрудничества с Западом и даже восстановлению своего статуса в Семерке (Восьмерке). Не нужно недооценивать и еще одного момента: на мобилизацию (в широком смысле слова — от идеологической до частичной военной) российского общества у Путина ушло более десятилетия — и провести ее снова, если он того пожелает, в относительно короткие сроки будет решительно невозможно. Заметьте, что Кремль так и не решился на полномасштабный перевод экономики на военные рельсы и введение чрезвычайного положения.
Поэтому я рискну предположить, что — опять-таки, в случае проявления достаточной ответственности со стороны Европы — для Украины такой мирный договор станет опцией, которая, с одной стороны, позволит ей интегрироваться в западный мир формально, а не на словах, и, с другой стороны, развивать свои экономику и вооружённые силы с учетом сохранения российской угрозы. Как я повторяю с 2015 г., такой подход может позволить европейцам пережить Путина — их неспособность его победить вполне ясно продемонстрирована на протяжении последних лет.
И тут не стоит обвинять Дональда Трампа: за два с половиной года войны, в течение которых США возглавлял столь ныне любимый всеми Джо Байден, перелома на линии фронта не случилось.
Как показывает история войн, мирная передышка почти всегда идет на пользу обороняющимся, и сейчас нет оснований считать, что будет иначе. Конечно, если западные партнеры тотчас же после заключения мира забудут про все свои обещания, события пойдут по худшему сценарию, но это-то как раз не слишком вероятно: все-таки логика Лондона и Парижа 1938–1939 гг. обусловливалась отчасти тем, что Гитлер смотрел на восток.
Путин явно намечает свои цели на западе.
Следующий – Тайвань?
Однако сказанное не означает, что «мирный договор Трампа» не запустит другие процессы, которые могут нанести серьезный ущерб мировой безопасности в целом, с одной стороны, и породить существенные проблемы у тех, кто занял последовательно проукраинские позиции, — с другой.
В первом случае я, разумеется, имею в виду Китай и вопрос Тайваня. Если западный мир признает переход под контроль России военным образом отторгнутых у Украины территорий — территорий, принадлежность которых суверенному государству никем до 2014 г. не оспаривалась, — сложно будет найти аргументы против «воссоединения» с КНР отколовшегося от нее острова, чья независимость даже не признана формально ни одной западной державой. Путин не зря самоотверженно исполнял роль «минного трала» впереди китайского «танка»: после войны в Украине товарищ Си поймёт, чего может ожидать от Запада ядерная держава, ведущая ограниченную войну в своем «ближнем зарубежье». И это понимание будет означать только одно: на захват Тайваня имеется полный карт-бланш.
Тут я бы вспомнил никогда почему-то не обсуждающуюся другую историческую аналогию: мировая война, полномасштабно разразившаяся в Европе в 1939-м, зарождалась в Азии еще с 1931 г., когда японцы (все сходства событий, разумеется, случайны) создали в Китае марионеточное сепаратистское государство (своего рода ЛДНР), а затем начали полномасштабную агрессию против Китая, который не был поддержан в этой борьбе никем из великих держав. Не исключено, что в новом столетии бумеранг может вернуться — и кампания в Европе 2014–2025 гг. станет таким же предваряющим масштабный конфликт всполохом, каким была японская кампания в Азии 1931–1938 гг. Значение тихоокеанского региона сегодня похоже на место и роль региона атлантического в политике первой половины ХХ века, так что я бы советовал внимательно относиться именно к такому варианту развития событий — при котором путинская Россия, запустившая возрождение милитаризма в новом столетии, естественно перемещается в арьергард более крупной силы, когда выполнит свою историческую миссию.
Во втором случае я хотел бы обратить внимание на неизбежное изменение отношения Запада к России в случае нормализации ситуации в Украине. Не случайно в плане Путина – Трампа уделено много внимания снятию санкций и развитию экономического сотрудничества — это означает, что Россия вновь станет для Европы обычным партнёром, пусть даже не преференциальным. Последнее не предполагает ни искреннего потепления, ни восстановления упрощенного визового режима, ни многого другого — но явно предусматривает отношения с Россией, здесь я использую бессмертную фразу Дэниэла Трейзмана, как с «нормальной страной».
Эмиграция завянет
Этого достаточно, чтобы «обнулить» всю антипутинскую эмигрантскую оппозицию, существование которой сейчас зависит от западного финансирования даже в большей степени, чем деятельность ВСУ. Было бы странно стремиться всячески подрывать позиции властей, с которыми ты только что примирился и которые убедил прекратить агрессию против соседа. Ещё более странно подыскивать на место российских представителей в ПАСЕ эмигрировавших активистов — куда логичнее пригласить вернуться в ассамблею «законно избранных» депутатов путинского «парламента». Да и, собственно, любые рассуждения о «нелегитимности» самого Путина и тоталитарном российском режиме окажутся в новой ситуации радикально девальвированными.
Предположу, что на этапе переговоров о мире в Украине западные политики и если и поднимут вопрос о российских политзаключенных, что им рекомендуют сейчас сделать оппозиционеры-эмигранты, — но в последний раз. Не приходится сомневаться, что поддержка Западом антипутинских сил была в последние годы обусловлена враждебностью его к путинской России и надеждами, что эти силы могут помочь в изменении сложившейся в России режима. Но восстановление отношений вкупе с пониманием прочности путинской системы сделают свое дело: антипутинская эмиграция 2030-х годов в точности повторит судьбы антисоветской эмиграции 1930-х.
Соглашение о прекращении войны в Украине — которое в нынешней ситуации выглядит неизбежным и разные варианты которого могут, как показывают переговоры в Женеве, отличаться только малозначительными деталями — с гораздо большей вероятностью не разбалансирует, а стабилизирует ситуацию в Европе. Украина получит возможность собраться — как нация, избавившись от тяготевшего к России населения восточных территорий и вернув беженцев из Европы до того, как они интегрируются в европейские общества, — и стать членом Европейского Союза, что даст шанс как на ускорение экономического развития, так и на преодоление коррупционно-олигархического уклада, сложившегося в стране с 1990-х годов.
Европа сможет осмыслить опыт российской агрессии и приспособиться к эпохе новой «холодной войны», научившись противостоять пропаганде и гибридной агрессии и постепенно преодолевая иллюзии наступления «вечного мира». Явно прибавится проблем у США, так как эстафету конфронтации с западным миром перехватит Китай, и центр ее стремительно переместится из Европы в Азию — что станет важнейшим трендом 2030-х годов и будет усилено осознанием того, что демократии впервые не смогли добиться решительной победы над авторитарными державами, будучи вынуждены пойти им на уступки.
Для Путина такой исход войны станет огромным успехом: ему удастся добиться почти всех целей, удержать экономику от краха, перезапустить ее «конструктивное взаимодействие» с Западом, вывести российские элиты из-под угрозы всемирной обструкции – и избавиться от любой внутренней оппозиции, идентифицировав её с внешним врагом.
Время мира поэтому не станет намного более простым, чем эпоха войны — но от новых реалий не нужно отмахиваться, как не нужно и полагать, что они стали результатом некоей случайности. К новому дню нас привели все преж-ние дни, а также усилия и ошибки каждого из нас. И рассуждая о наступающем периоде в истории, нам всем нужно почаще вспоминать мудрые слова Екклесиаста: «Не говори: „отчего это прежние дни были лучше нынешних?“, потому что не от мудрости своей ты спрашиваешь об этом» (Еккл. 7:10)…
