В начале апреля в Москве предстали перед судом четверо российских студентов — редакторы университетского журнала DOXA. Студенты Высшей школы экономики год находились под домашним арестом за «побуждение несовершеннолетних к занятиям опасной для жизни деятельностью» — то есть за ролик с призывом не наказывать студентов за акции протеста. Тем не менее газета продолжала работать. В первые недели после вторжения России в Украину сайт DOXA был важным источником независимой информации о войне.
«Мы перестали брать на себя ответственность за то, что происходит в нашей стране», — заявил на суде один из редакторов DOXA Володя Метелкин. Одна из его коллег, подсудимая Алла Гутникова, завершила свое выступление описанием свободы как процесса, посредством которого у людей вырабатывается привычка сопротивляться порабощению.
Ответственность и свобода — эти слова были дороги и советским диссидентам 1960-х и 1970-х годов. Это видно на примере демонстрации на Красной площади в августе 1968 года после советского вторжения в Чехословакию. Среди протестующих — их было всего восемь — были Лариса Богораз, активистка, Павел Литвинов, внук одного из сталинских министров иностранных дел, и Наталья Горбаневская, основательница самиздатского журнала «Хроника текущих событий». Большинство из них, в том числе Богораз и Литвинов, были арестованы и преданы показательному суду. Горбаневская была арестована в конце 1969 года и затем помещена в психиатрическую больницу.
В последнем слове в суде Богораз заявила, что если бы она не участвовала в демонстрации, то считала бы себя ответственной за действия правительства, так же, как все вместе несут ответственность за сталинско-бериевские лагеря.
Она объяснила, что ее решение провести демонстрацию было способом проявить ответственность за то, что произошло, хотя она знала, что протест, скорее всего, окажется неэффективным. «Я решила, что дело не в моей эффективности, а в моей ответственности», — заявила она.
В своем последнем слове Литвинов заявил, что чувствовал себя «должным» выразить свое несогласие с правительством, отметив при этом, что для страны жизненно важно, чтобы ее граждане были по-настоящему свободными. На самой демонстрации Литвинов развернул знамя с надписью «За вашу и нашу свободу» — лозунг, использовавшийся польскими повстанцами, протестовавшими против российского правления в XIX веке. Подразумевалось, что взять на себя ответственность за события в Чехословакии было важно для судьбы самого Советского Союза.
Конечно, немедленного эффекта демонстрация не произвела. Но в письме в западные газеты, написанном сразу после того, как это произошло, Горбаневская указала, что демонстранты преуспели в моральном, если не в политическом смысле.
Они прорвали поток «разнузданной лжи и трусливого молчания» и показали, что не все советские граждане согласились с насилием, совершаемым от их имени.
В деятельности диссидентов часто присутствовал экзистенциальный элемент в том, что они хотели освободиться от страха и чувства запутанности во лжи. В своих воспоминаниях правозащитник Владимир Буковский призвал людей сбросить отговорки, которыми они оправдывали соучастие в преступлении. Он заявил, что в каждом человеке есть «маленький стержень свободы»; это было «сознание личной ответственности», что означало «внутреннюю свободу». Буковский сыграл решающую роль в разоблачении советской карательной психиатрии в начале 1970-х годов.
Другой критик советского коммунизма, Надежда Мандельштам из более раннего поколения мыслителей, тоже имела что сказать об ответственности. По ее мнению, люди отказались от чувства ответственности за страну в 1920-е годы, когда установилась большевистская диктатура. «Каждый из нас отвечал за свою долю в случившемся, и нет смысла пытаться снять с себя ответственность», — писала она в своих мемуарах. По ее мнению, «внутренняя свобода» и «память» нужны каждому, кто хочет внести в мир позитивные изменения. Она думала, что даже самый обычный человек может повлиять на ход событий.
Диссидентам вообще не нравилось слово «диссидент»: его использование советским режимом подразумевало, что они фактически были предателями родины или второстепенными фигурами. Сегодня российский закон об «иностранных агентах» — это аналогичная попытка показать, что такие люди непатриотичны.
Но эти диссиденты конца 1960-х ставили вопросы государственной важности. Советский Союз отчаянно нуждался в новых идеях. Вторжение в Чехословакию было фактически способом уйти от вызова, поставленного чешскими реформаторами: задачи восстановления гуманного видения жизни в обществе, все еще страдающем от последствий ленинизма и сталинизма.
После выхода на пенсию многолетний советский посол в Вашингтоне Анатолий Добрынин писал, что, хотя чехословацкий кризис постепенно терял свою остроту после вторжения, военная интервенция дорого обошлась СССР в политическом и моральном плане.
В своем выступлении в начале апреля Алла Гутникова отметила, что еще до ареста благодаря учебе она прошла «школу умения говорить о действительно важных вещах». Возможно, развитие этого искусства индивидуально и коллективно само по себе является актом ответственности. Практика непростая и может дорого обойтись участникам: на суде Гутникову и ее коллег приговорили к двум годам исправительных работ. Но неспособность развить этот потенциал или его потеря могут иметь горькие последствия, как показывает война в Украине.
