Я напросилась к урбанистам – поехать в Нагорный Карабах. Поехать с молодыми, не старше тридцати, красивыми армянскими людьми.
«Вокруг Азербайджан»
Мы выехали из центра Еревана, из-под нарядной елки. Пересекли границу по Лачинскому коридору – и тут же спустился густой туман. В нем исчезло все и снаружи, и внутри, в том числе веселое настроение. Я вглядывалась в это молоко - ничего не видно. «Кто местный, – спрашиваю, – расскажите, что вокруг - красота, пустота, обрыв?» Отвечают мрачно: «Азербайджан». По программе мы должны посетить много разных мест – а потом обсудить, что можно быстро внедрить, чтобы возникло ощущение жизни, у которой есть будущее.
Я недавно переехала в Армению по контракту и точно понимаю, что ничего не понимаю про историю. В Москве у меня были друзья из Армении и Азербайджана. Мы сидели за одним столом.
Я вглядываюсь в молоко тумана – и из него выплывает танк. Это российские миротворцы, они проверяют у россиян документы – разрешения на въезд. Анкету россияне заполняют на границе, другим иностранцам надо это сделать заранее, за 2 - 3 недели, их долго проверяют.
В наш автобус входит солдат и говорит, что видео и фото съемка запрещена на протяжении всего коридора. Длина коридора 6 км, мы проезжаем 8 постов.
«Подарите нам надежду»
Степанакерт – светлый красивый город в фонарях, я про себя шучу – Ярославль. Правда, похож.
И как тут принято, большой стол – ужин: к нам пришла арцахская интеллигенция обсуждать, кто что думает. Большинство из тех, кто за столом, – не местные: их дома остались в Шуше, занятой Азербайджаном в 2020 году. Я спрашиваю: должно быть, это очень сложное чувство, когда дом рядом, но недостижим? Мне отвечает гость, когда-то, при Горбачеве, высокопоставленный чиновник: «Зачем думать о прошлом? тогда можно было просто давно умереть», – и добавляет: «Подарите нам надежду»!
Через призму надежды я провожу следующие два дня. Я никогда прежде так не формулировала: а действительно, из чего состоит надежда?
«Давай про жизнь»
Мы приезжаем высоко в горы, холодно и красиво – невыносимо, нас везут к пчеловоду и виноделу в город Мартуни. Около пчеловода наш автобус застревает, и пока его откапывает городская администрация, пчеловод рассказывает, что каждому, кто выходит на пенсию, власти Арцаха помогают сделать бизнес. Он сообщает, сколько стоит улей и сколько зарабатывает здесь пчеловод, а я смотрю за ограду: в 100 метрах от сада из земли торчит неразорвавшийся снаряд. «Да ну их, – говорит пчеловод, проследив за моим взглядом, – лучше давай про жизнь!»
Я иду с представителем местной администрации, мужчиной старше 50 лет. Он в камуфляже. Спрашиваю: в каком вы звании? Он отвечает: в каком-то, а вообще-то я профессиональный винодел, я знаю землю и вино, и ты поймешь, что твой новозеландский совиньон – ерунда. Смеемся. Я сама немножко разбираюсь в вине и люблю новозеландский совиньон.
Мы пробуем местное вино: ну точно не хуже.
Кладбище с запасом
Утром нас везут в центр Степанакерта к мемориалу. Это большое кладбище с запасом, на будущее, из черных гранитных плит; заполненная часть его – мальчишки, 2000–2004 года рождения. Моему сыну 19 лет, так что я – на детском кладбище. В этот момент я понимаю, зачем нужна местнаят утовая водка крепостью 60 градусов. Я ее не пила, а то местные говорят, что нам можно не больше трех рюмок, иначе из сознания уйдем в подсознание.
Экскурсовод подробно рассказывает про героев войны. Я спрашиваю: «Мы про мальчишек говорим?» – а он молча кивает. Показывает новую больницу. В Мартуни вообще все крыши новые, все заново отстроено местными жителями, они работали бесплатно.
«У меня классные игроки»
Роскошный стадион. Дети играют в футбол. Тренер показывает след от огромной воронки – ее оставил черт знает какой снаряд, а он ее закопал. Говорит: «Привези ко мне соревнования – у меня классные игроки». И неловко смеется, понимает: я никого не привезу.
Я сижу на очередном прекрасном ужине в красивом месте. Напротив меня Диана, она занимается социальными проектами. Мы классно болтаем весь вечер –говорим одними и теми же нормальными словами. Мы обсуждаем современный подход к сиротству, к людям с особенностями.
Против золота
А Лачинский коридор перекрыли экологи из Азербайджана. Экологи отрезали Арцах от Армении, прервали единственную дорогу, по которой поступает все. Экологи кричат, что единственная промышленная компания в Нагорном Карабахе, золотодобывающая, нарушает экологические нормы. Я не знаю, насколько экологически добывается золото в Нагорном Карабахе, но кажется, в сравнении с войной – это последняя проблема в регионе. Возможно, это не экологи, а «экологи», но я не буду настаивать на кавычках, у меня нет никаких свидетельств, кроме армянского негодования. Во всяком случае экологи очень хорошо экипированы и фотографируются в соцсетях с военными жестами.
Это выглядит крайне неэкологично.
«Надо просто быть сильными»
Сейчас и всегда к Нагорному Карабаху нет воздушного коридора. Сейчас нет и наземного. Больные умирают, никто никуда не может поехать. Почему нет воздушного коридора? – а просто воздух вокруг принадлежит кому-то. Почему нет наземного – экология!
Что это значит, когда у тебя нет пути выехать и вывезти детей, стариков, больных? Когда ты живешь много веков на земле, а на нее претендует соседнее государство и воздух не твой? А народы так долго привыкли друг друга ненавидеть, что вытесняется ценность жизни, встает ценность земли.
Мы все-таки вернулись в Ереван – и не я, а Диана мне написала: «Как вы?» Отвечаю: «Я в Ереване, а как вы и что дети?» «Дети не ходят в школу, потому что газа нет и надо экономить, но ходят к репетиторам, потому что надо учиться».
А еще написала: «Мы больше не верим в цивилизованный мир. Надо просто быть сильными».
