Первый из этих фильмов — документальный, «Несвятая святая» Марии Сандлер. Такое название дал священник Алексей Уминский, причем не этому фильму, а церкви, более конкретно — Русской православной церкви Московского патриархата (РПЦ МП). Этот фильм, по сути — интервью с тремя московскими и подмосковными священниками (двое других — Петр Мещеринов и Джованни Гуайта). Все они известны образованностью и широтой взгляда, к ним ходят думающие и ищущие люди, но не в том же дело, что именно они трое — хорошие люди.
Церковь с человеческим лицом
Мы слишком часто видим в последнее время руководителей и официальных спикеров РПЦ в роли пропагандистов «патриотизма» в его казенно-казарменном варианте. Многие считают, что русская или вообще православная церковь в принципе такая и есть, а кто-то отнесет эту характеристику к любому традиционному варианту христианства (тут удобно будет вспомнить крестовые походы, сожжение ведьм, истребление индейцев и тому подобные истории). Спорить с этими оценками глупо, но можно просто показать: в церкви есть, и всегда были, не только такие люди.
Эти трое не просто помягче характером и пошире кругозором, дело в ином: они в христианстве, как это ни странно для кого-то прозвучит, ищут прежде всего Христа. И признаются: если церковная жизнь начинает этим поискам противоречить, значит, нужно что-то менять, как на личном уровне, так и на институциональном. И перемены действительно заметны, как сказал тот же Уминский, хотя он же и добавил: слишком уж медленно для двадцать первого века они протекают. Но ведь для кого-то будет откровением, что возможны в церкви именно что реформы, а не просто порча от века установленного порядка.
А еще оказалось, что в наши дни в России можно снять и даже выпустить такой фильм о церкви. Не знаю, какой будет его прокатная судьба, но в ютубе он уже есть, и вряд ли его выкинут оттуда.
«Восход» во время заката
Другой фильм, о котором я хочу рассказать, в российский прокат не выйдет точно, хотя был вполне легально снят и еще в 2021 году получил прокатное удостоверение (сегодня в это уже трудно поверить). Он называется «Восход», его снял Вячеслав Ширяев, и вы, наверное, ждете, что я расскажу, какая там прекрасная актерская игра, отличная операторская работа, завораживающая музыка, сногсшибательные спецэффекты. Но ничего этого в фильме нет и в помине, это не второй «Аватар». Более того, если бы создатели фильма постарались всего этого добиться, он бы, наверное, не был никогда снят.
Фильм снимали на смартфоны, чтобы не привлекать внимания людей в погонах. Звук писали на микрофоны прямо во время съемок. Актеров не гримировали и в кадре просили не играть, а просто жить (не уверен, что это реалистичное пожелание, но так рассказывал сам режиссер).
Что же интересного в этом фильме? Безусловно, сюжет. Он рассказывает вымышленную историю, которая очень напоминает нам дело «Нового величия»: в провинциальном городке существует подростковый страйкбольный клуб, ребята круто тусуются, городят пафосную чушь, как и положено подросткам, а некий чин засылает к ним провокатора с целью создать экстремистскую организацию, чтобы довести дело до суда и так получить повышение.
Механизм, как именно это происходит, конечно, интересен, но в целом он нам и так понятен: один принес воззвание, десятеро подписали, кто не хотел, того взяли пацаны «на слабо», и всё закрутилось. Но интересно в фильме совсем другое: отношения между людьми, которые прямо или косвенно создают это дело или потом реагируют на него. Вот, например, директор школы и руководитель того класса, в котором учатся двое из арестантов: как они беседуют с ребятами после визита следователя, как они смотрят в глаза своим ученикам и друг другу? А о чем, кстати, беседует столичный подполковник с местным майором, открывая в неслужебное время бутылочку элитного вискарика?
Вы можете сказать, что нас это совершенно не касается, в отличие от конечного результата их деятельности, т. е. приговора. Но я не соглашусь. В очередной раз массовое безумие и беззаконие творятся руками неплохих в общем-то людей, которые при другом раскладе занимались бы полезным и разумным трудом, в том числе и в полиции, должен же кто-то ловить воров и убийц. Но как работает эта система, которая всех их, разумных и совестливых, заставляет работать на себя, да еще при этом думать, будто таково наименьшее из возможных зол?
Если мы не поймем этого, если не опишем в деталях, на очередном витке истории страна построит новую диктатуру. Да, уже давно существуют книги Ясперса и Арендт, да, выступают социологи, философы и политологи, только… только ведь нужно и такое кино снимать, которое увидят потом и обсудят за тем же вискариком, или что у них окажется на столе, те, кто подобное творил. И очень важно, чтобы до них дошел смысл произошедшего, а не только решение люстрационной комиссии.
При чем тут «Эрика»?
Мне скажут, что все это далекое будущее, а когда понадобиться, то очередное великое кино нам снимет великий Михалков за великие государственные деньги, а всю эту мелочевку сегодня практически никто не увидит. А я вспоминаю, как пел Александр Галич в семидесятые: «Эрика» берет четыре копии, вот и всё, но этого достаточно». Молодежи уже непонятно, кого зовут «Эрикой», копии чего она берет, куда и зачем.
Поясню: это пишущая машинка марки «Эрика», инструмент бессмертного самиздата. Другой множительной техники в свободном доступе у граждан не было, набивали тексты через копирку, четвертую копию еще можно было более-менее читать. И разве можно сравнить эти убогие тиражи с многомилионными изданиями всякой официальной трескотни, вроде речей Брежнева, которые к тому же заставляли изучать и в школе, и в институтах, и даже на работе? «Но гремит напетое вполголоса, но гудит прочитанное шёпотом», — отвечал на это Галич. Гремит, потому что содержит важные для людей смыслы.
И когда при Горбачеве открылось окно возможностей, оказалось, что советское пространство — не ледяная пустыня, что в нем есть множество прекрасных и совестливых людей, что у них есть общие песни и фильмы, а значит — общий язык. И четверть века относительной свободы мы тогда получили. Вы скажете, наверное, что это слишком мало — четверть века. А я спрошу — а когда на Руси ее бывало больше, свободы-то?
Сейчас у нас есть несравнимо больше технических возможностей, чем в эпоху пишмашинок (их, кстати, в СССР даже регистрировали, брали образцы печати), коротковолновых приемников и кассетных магнитофонов. И пример этих двух фильмов показывает, что всю эту технику вполне можно использовать, пусть с оглядкой, вполголоса, но — можно.
Новый 2022-й год мы встречали в ожидании надвигающегося ужаса. 2023-й, наверное, будет еще труднее, но, но, но… У меня есть смыслы. Я вижу возможности. Я понимаю цели. И значит, есть у меня и надежда.
