Падение курса юаня сократило резервы России на $6,9 млрд за неделю, но ЦБ ничего не собирается с этим делать, да и не может. После блокировки почти половины ЗВР на $300 млрд (эту цифру называл министр финансов Антон Силуанов) у Центробанка остались лишь золото и в юани. И дополнительно диверсифицировать их регулятор не планирует, заявила председатель ЦБ Эльвира Набиуллина.
«Если вкладывать резервы в нерезервные валюты, они перестанут быть резервами, это же нерезервные валюты, даже если валюты дружественных стран», – объяснила она. Стоимость международных резервов всегда менялась из-за переоценки, отметила Набиуллина, даже когда структура резервов была сбалансированной. После начала войны ЦБ перестал раскрывать эти данные, последняя информация есть на начало 2022 г. Тогда в юаневых активах было размещено 17,1% резервов (полугодом ранее доля была 13,1%). На доллар, евро и фунт приходилось 51%, а с учетом иены, швейцарского франка, австралийского и канадского долларов — около 60%. Еще 21,5% приходилось на золото.
После блокировки резервов была пересмотрена структура Фонда национального благосостояния (ФНБ, он входит в международные резервы): было разрешено вкладывать в юани до 60% активов (в золото – до 40%). Экзотических валют в нем не предполагается. Впрочем, даже юань ограниченно конвертируем, с чем российские власти уже столкнулись. Год назад Россия хотела выпустить облигации в юанях, но не смогла — Китай не разрешил выводить деньги из страны.
Рубль тогда аномально укреплялся, и власти рассматривали покупку в резервы валют «дружественных» стран на $70 млрд – не только юаней, но также дирхамы ОАЭ и турецкие лиры. И если курс дирхама привязан к доллару, то лира за год подешевела на треть, а за два года – более чем вдвое. Но до реализации не дошло: рубль вскоре начал падать, и сейчас власти решают противоположную задачу – как остановить девальвацию.
«Для нас очень важно, что наличие юаней в резервах позволяет обеспечивать финансовую стабильность в случае необходимости, если будут нужны какие-то валютные интервенции на валютном рынке», – подчеркнула Набиуллина. Именно юани ЦБ продавал для Минфина из ФНБ по бюджетному правилу и продает для зеркалирования инвестиций фонда.
К тому же сама суть резервов подразумевает, что они должны не только приносить доход, но прежде всего соответствовать структуре валютных операций страны. А они переходят на юани. «Раньше, когда значительная часть экономики в валютной части была долларовой и евровой, спроса на юани не было, сейчас есть спрос на юани. С помощью юаней можем решать все задачи, которые стоят перед золотовалютными резервами. Поэтому планов по диверсификации нет», – сказала Набиуллина.
Альтернативные резервы
ЦБ предельно рационален в своих экспериментах с резервами. В годовом отчете он рассказывал, как пытался спасти резервы от санкций. О том, что их можно потерять, он задумался после аннексии Крыма и первых санкций, и с 2014 г. начал ускоренно наращивать вложения в активы, которые не могут быть заблокированы: золото, юани и даже наличную валюту. ЦБ обналичивал столько резервов, сколько мог: завоз наличной валюты из-за границы «осуществлялся в объемах, ограниченных возможностями логистики».
К началу войны примерно половина резервов была размещена в ключевых резервных валютах, преимущественно в евро, и находилась за рубежом. Это было необходимо на случай финансового кризиса и обеспечения расчетов, к тому же в валюте хранилась около 30% сбережений граждан, объяснял ЦБ: «Отказаться от хранения резервов в долларах и евро было невозможно из-за того, что эти валюты продолжали активно использоваться не только в международном платежном обороте, но и в экономике и финансовой системе нашей страны. Структура резервов должна была учитывать потребности граждан и бизнеса в получении доступа к денежным средствам в конкретных резервных валютах».
Золотой запас в слитках и наличная валюта хранятся в России, а активы в юанях — в Китае, в основном в виде вложений в китайские госбумаги, писал ЦБ, называя это своей «подушкой безопасности»: эти «альтернативные резервы» менее ликвидны и удобны в обычной жизни, но более надежны при «реализации жесткого геополитического сценария».
