При всей кажущейся локальности и маргинальности — какой-то там парень кого-то убил или не убил в рязанском лесу задолго до украинской войны и не из-за Путина — все это имеет прямое отношение к дню сегодняшнему, к нашим спорам о легитимности режима, о ближайших выборах и будущем России, об оставшихся и уехавших, о том, что это вообще за система, которой мы проиграли 24 февраля. Сейчас попробую объяснить.
Дело по статье
Я занимался «делом Сети» с самого начала, а «рязанским делом», можно сказать, даже раньше, чем его завели. И хорошо помню детали. Осенью 2017 года, то есть шесть с половиной лет назад, одного за другим задержали около десятка парней в Питере и Пензе. Кто-то называет их антифашистами, кто-то анархистами, кто-то антиавторитариями, это все очень условно.
Их обвинили в создании террористического сообщества. На бумаге это выглядит неправдоподобно абсурдно, что-то вроде «планировали планировать теракт» (мыслепреступление), «договаривались с неустановленным лицом в неустановленном месте и неустановленное время о противоправных действиях». То есть, может, и договаривались, кто их знает, но толком ничего не доказано и в принципе такое обвинение можно предъявить любому гражданину РФ.
Адвокаты доказали несостоятельность улик, многие из которых сфальсифицированы следствием, а главное — неопровержимо установили факт пыток нескольких обвиняемых. Это значит, что и признаниям их нельзя верить.
Тем не менее их осудили. Сроки чудовищные — от 6 до 18 лет.
Пока все это происходило, поднялась мощнейшая волна поддержки и возмущения. Не так часто факты пыток со стороны ФСБ выплывают наружу. Митинги на Лубянке, коллективные обращения, представителя РФ в ООН спрашивали об этом деле, Путину задавали вопросы, в общем, все довольно серьезно, реально громкое дело. И вдруг на самом пике шум стих. В издании «Медуза» появилась статья, где пересказывались слова некоего Полтавца, бежавшего из РФ, о двойном убийстве, якобы совершенным им, Полтавцом, и Максимом Иванкиным, проходящим по «делу Сети». И опять никаких доказательств, только слова, причем в пересказе. Но — крайне редкий случай в судебной практике — на основании статьи было открыто дело. И поддержка отвалилась: «Мы-то думали, что они борцы с режимом, а они, оказывается, убийцы».
Это было краткое содержание предыдущих серий. А теперь тезисы о «рязанском деле».
Тезис первый
Доказательств по-прежнему никаких.
«Обвинение, — сказал мне адвокат Иванкина Константин Карташов, — основано на показаниях свидетелей, которые не являются очевидцами событий. Они рассказывают о том, что видели до предполагаемой даты убийства или после. Даже сама дата убийства не установлена. Орудие убийства не установлено и не найдено. Обвинение построено на мнениях и намерениях, а не на фактах. Мы слышим от свидетелей: „Как мне кажется, на мой взгляд и т. п.“ Полтавец по делу не допрошен, интервью, которое взяла у него „Медуза“ (если оно действительно было), не тянет даже на первоначальный опрос, существенных обстоятельств у него не выяснили. Более того: мотивы убийства, изложенные в интервью, не совпадают с обвинением».
К слову, в суде выступил и журналист Максим Солопов, автор статьи в «Медузе», — с правдивым, возможно, но совершенно неубедительным рассказом о том, как он писал эту статью.
Карташов продолжает:
— Из трех экспертиз о причине смерти две не смогли ответить на этот вопрос, а в третьей эксперт отвечает, что если было так, как написано в протоколе допроса, то от этого правда можно умереть. Очень сильная экспертиза.
— Насколько убедительны свидетельские показания стороны обвинения?
— В основном это показания с чужих слов. Солопов ссылается на Полынову и Хесина, Хесин на Полтавца и Аксенову. Вот только Полынова, Аксенова и Полтавец не допрошены и мы не можем узнать, правду ли говорят свидетели. Еще есть такая форма показаний: свидетель Хесин пояснил, что ему сказала Шалункина, что ей сказала какая-то женщина, которая видела, как при ней Иванкин и Полтавец резали себе вены и говорили, что кого-то убили. Этакая спираль показаний. Как у Нойза МС: «Друг подруги телки брата что-то видел краем уха, что-то слышал краем глаза и забыл».
Я и сам изучал материалы дела. Там действительно доказательства на уровне: старушка в окрестностях Рязани на огромном расстоянии разглядела человека, похожего на Иванкина. Причем, по ее словам, шел он в группе, но разглядела и помнит она одного его. При внимательном рассмотрении все это гроша ломаного не стоит, рассыпается. Почему же тогда это принял во внимание суд? Ответ: обвинительный уклон. Тут снова процитирую Карташова: «Удовлетворяли все ходатайства обвинения, почти во всех наших ходатайствах отказано. К нашим доводам не прислушивались, оглашали показания свидетелей, с которыми у нас не было очных ставок».
— Связь с «делом Сети» важна для обвинения?
— Очень важна. Один из пунктов обвинения: Дорофеев и Левченко были убиты в связи с исполнением общественного долга — хотели сообщить правоохранительным органам о преступной (в т. ч. террористической) деятельности Иванкина и Полтавца.
Это ответ на вопрос, зачем вообще властям «рязанское дело». Одним делом хотят подкрепить другое, чувствуя его нелегитимность, даже сейчас, после приговора. Потому что планировать-то, может, планировали, но нет ни одной жертвы и вообще ноль ущерба. То же самое сказала мне Оксана Маркеева, адвокат Дмитрия Пчелинцева, получившего 18 лет по «делу Сети»: «Они хотят закопать ребят поглубже, в три слоя».
Тезис второй
Остается признание Иванкина. Вот как оно было получено.
В сентябре 2021 года Максим исчез из колонии, где отбывал срок. Обнаружился он во владимирском СИЗО-3, который имеет устойчивую репутацию пыточной тюрьмы. Через какое-то время он смог передать мне длинное письмо, свой дневник. Я опубликовал его в «Новой газете», сейчас оно, видимо, удалено с сайта, не могу его найти. Думаю, что удалили по цензурным соображениям. Оно очень страшное, а закон о фейках в России действует в полный рост.
Не буду пересказывать все, что писал Максим, но суть такова. Его били, угрожали пытками, и он дал признательные показания (от которых впоследствии отказался). Почему мы должны верить этому письму, спросите вы. А почему мы должны верить признанию, которым оперирует прокурор? Это слова против слов.
Тезис третий
Когда началось «рязанское дело», главный редактор сказал мне: «Ты больше не можешь защищать их. Ты проиграл, два трупа всё перевесят, тебе никто не поверит». И ведь действительно: кто-то же убил Артема Дорофеева и Катю Левченко.
У меня нет ответа на этот вопрос, я не следователь. Иванкин утверждает, что его там вообще не было. На суде он сказал следующее: у меня алиби, я был у друга, но не могу назвать его имени, потому что уверен, что он пострадает от наших правоохранительных органов.
Выглядит как отмазка.
Но совершенно случайно мне стало известно, что друг, о котором говорит Максим, — реальный человек, он действительно существует. И это значит, что Иванкин сказал правду. Желание не подставлять друга тоже объяснимо, мы знаем, что бывает с неугодными властям свидетелями. Заведут дело по любому, первому попавшемуся поводу, а потом он просто исчезнет. Этот человек — смертник.
Источнику, который сообщил мне это, я сразу же сказал: «Это смертельно опасная информация. Ты можешь огласить ее только после смены режима, да и то, когда окажешься вне РФ. Максиму ты не поможешь, а тебя просто убьют».
Можете сколько угодно считать нас трусами, но очень не хочется, чтобы из-за тебя кого-то пытали. И даже просто чтобы к нему пришли, это плохо кончается.
Тезис четвертый
Есть еще одно соображение. Если внимательно изучать материалы, а я изучал их очень внимательно, видно, что и в Рязани, и в Пензе действовал кто-то третий. Его след обнаруживается и в свидетельских показаниях, и в экспертизах, и в переписках. Этот человек, а скорее всего, несколько, не установлен следствием. И они вполне могли совершить то, что приписывают Иванкину и его друзьям.
Я не знаю, что это — игра спецслужб (вполне может быть, в этом деле провокаторов и так называемых «секретных свидетелей» больше, чем обвиняемых) или реальные заговорщики, заметающие следы. После свирепой атаки ФСБ все, кто мало-мальски имел отношение к фигурантам, или сели, или уехали. Если проводить аналогии: Волков уехал, а Навальный сидит.
Кто эти люди, могло бы легко выяснить профессиональное и беспристрастное следствие, но у следствия были другие задачи.
Тезис пятый
Но, допустим, я неправ и Иванкин действительно совершил это страшное преступление. Тогда единственное, что у него остается, — право на справедливый суд. Но откуда ему взяться в РФ? Известный адвокат Алексей Федяров (которому недавно тоже было предъявлено обвинение) говорил: «Практически каждого судью в России можно судить за вынесение заведомо неправосудного решения». Иными словами: не суди, тебя самого судить надо.
Есть простое правило: если в деле присутствуют пытки, его надо прекращать, отправлять на пересмотр, виновных наказывать. Даже если есть полная уверенность, что подсудимый виноват. Потому что не бывает так, что тут у нас не по закону, но зато тут по закону. Система или легитимна, или нет. В данном случае — нет.
Уже в эмиграции мы обсуждали с армянским правозащитником, главой ванадзорской Хельсинкской группы Артуром Сакунцем проблемы выдачи РФ граждан России, которые находятся под следствием или судом. «С политическими все ясно, их преследуют, — сказал я. — Поймают и будут уничтожать. Но есть ведь мошенники, коррупционеры и прочая гадость. Они же правда преступники».
«Нет, — сказал Сакунц. — Выдавать нельзя никого. Отдавая человека, даже очень плохого, России, ты обрекаешь его на мучения, неправедный суд, пытки (сюрприз: пытают не только политических) и содержание в нечеловеческих условиях. Как можно отдавать людей бандиту и убийце, надеясь, что он поступит с ними справедливо?».
В 2018 году я говорил с Олегом Навальным, только что вышедшим из колонии, отсидевшим три с половиной года по сфабрикованному делу. Вот несколько цитат из нашего разговора примерно на ту же тему:
«Меня ведь тоже не на митинге взяли. Формально это экономическая статья…»
«Ты попадаешь в место, где тебя должны исправлять. По идее, в этом месте закон должен соблюдаться идеально, а там адское беззаконие. Все видят, как выбивают показания, как берут взятки. Зэки говорят: "Мы понимаем систему, где есть закон. Я совершил преступление и за это сажусь. А могут посадить вообще ни за что, подкинуть наркотики, правил никаких нет"».
«Сотрудники искренне считают, что единственный способ заставить зэка вести себя в их понимании нормально — это бить его. Никто не считает себя садистом. Все уверены, что совершают благое дело».
«Невиновных и случайно туда попавших не больше 1-2 процентов. Но ведь пытают не только их. Просто блатной, которого мучают, никому не интересен, хотя это не меньший беспредел и ужас. Люди думают: "Ну, они же преступники. Конечно, плохо, что их пытают, но они же, типа, плохие"».
«700 тысяч совершили преступления против 140 миллионов, и страна на это отвечает гораздо более тяжким преступлением. Все общество это видит, все знают, но никто ничего не делает. Это молчаливое пособничество».
И так далее. Комментировать тут нечего, все и так ясно.
***
Каждый раз, когда я слышу разговоры о том, что надо прекратить войну, убрать Путина, устроить честные выборы и все будет нормально, я вспоминаю Иванкина. Эти перемены скорее всего не коснутся таких, как он. Не Путин посадил Максима, его посадили винтики системы, обычные люди, наделенные чудовищной властью, а уж война тут совсем ни при чем. Не получится слегка подправить преступную систему, оставив за одними право мучить других. Через какое-то время все снова пойдет по кругу, как произошло после 1991 года. Система нелегитимна, нельзя играть на ее поле, ее надо полностью, до основания демонтировать и попробовать жить по-другому.
