Это отклик на нашу публикацию.
Сама по себе история российских реформ — как, кстати, и реформ во всех постсоветских странах — указывает на важнейшее обстоятельство: они могут быть успешными только в случае, если эти страны не предоставлены самим себе, а интегрируются в тот мир, в котором демократия и правовой порядок выглядят нормой, а не временной девиацией. Именно так и разошлись пути России, Белоруссии, государств Центральной Азии и Азербайджана, с одной стороны, и стран Балтии и отчасти Молдовы и Украины — с другой. Грузия, некогда образец успеха, и Армения, вечно колеблющаяся между «полюсами» современного мира, не нашли окончательного пути.
Ни за сто, ни за пятьсот дней реформаторы не изменят Россию изнутри — причем как минимум по двум прчиинам. С одной стороны, власть в России никогда не была отделена от денег — и чем радикальнее оказываются реформы, тем больше соблазнов возникает у реформаторов. Причин полагать, что в России высадится десант инопланетян, радеющих об интересах народа и не интересующихся ничем иным, у меня, увы, нет. С другой стороны, легко заявлять о необходимости люстрации всех и вся — но такие шаги выглядят сколь-либо реалистичными, только если власть меняется в ходе народной революции, а ее противники бегут из страны как после Октябрьского переворота и Гражданской войны. Развитие политической ситуации в нынешней России говорит скорее о том, что бегут из нее сторонники прогрессивных перемен, а не их противники.
Как не делать реформы
Поэтому мне кажется, что «сто дней после Путина» станут совсем иным временем: периодом, когда вследствие естественной кончины диктатора его бывшие соратники попытаются выяснить отношения между собой и понять конфигурацию будущего устройства власти. За это время пострадавшие от репрессий не то что не будут восстановлены в правах, но даже не изменят свой статус узников или эмигрантов.
Вопросы войны в Украине, прекращения таковой или компенсации за нанесенный ущерб вряд ли окажутся в центре внимания, так как к середине 2030-х, когда сам транзит власти станет реален, конфликт закончится, а его итоги будут тем или иным образом закреплены.
На это у Бориса Грозовского есть ответ: рецепты даются для общества, намеренного
«вести Россию к демократии и миру — если же оно не хочет двигаться в этом направлении, то нет и повода для разговора».
Это красивая фраза, но я бы, напротив, подумал скорее о том, как вселить в российское общество интерес к реформам и создать коалицию в их поддержку.
Если размышлять на эту тему, то мне кажется, что центральное значение имеет вопрос, насколько «нормальный» путь России будет поддержан внешним миром и какие условия для этого будут выставлены.
Я уже писал о том, что одной из главных проблем постпутинской России окажется проблематичность призыва ее к ответственности за преступления, совершённые Кремлем как против собственных граждан, так и против стран, подвергшихся российской агрессии за годы путинского правления.
Первое вызовет исключительно глубокие внутренние расколы (мы знаем, что таких чисток в стране не проводилось ни после первого разоблачения сталинизма, ни после демонтажа коммунистических порядков) — тем более масштабные, что в этот раз они будут касается не только власти и статуса, но собственности и денег.
Второе станет основанием для сплочения широкой части населения против репараций, так как возложит на миллионы граждан материальную ответственность за решения, которых они не принимали и от которых многие из них пострадали (я в данном случае не оспариваю юридические основания подобного решения — говорю только о политических последствиях). Поэтому мне кажется более основательной иная парадигма.
Как не делать реформы
Она могла бы быть основана на признании того, что демократические и прозападные силы в России не в состоянии изменить путь развития страны. Важнейшей силой, которая может добиться этого, остается внешний мир, в сотрудничестве с которым в той или иной степени заинтересована большая часть населения, включая высшие слои российской «элиты». Европейцы также заинтересованы в инкорпорировании России в западные структуры, так как опыт последних лет показывает — ни в каком ином случае Запад не в состоянии гарантировать собственную безопасность (история, которую Александр Янов описывал в сценариях «Веймарской России», реализовалась с невероятной точностью), даже если кто-то сегодня и делает вид, что готов «вооружиться до зубов» и построить неприступные точки обороны на эстонской границе. Поэтому именно на власти западных стран и стоит ориентировать анализ, предполагающий закрепление позитивных перемен в России.
В конце мая я и мои коллеги из центра CASE представим наши соображения на этот счет в виде структурированного доклада, к обсуждению которого пригласим всех неравнодушных.
«Сто дней после Путина», чтобы они могли изменить Россию, должны быть наполнены инициативами европейских политиков (желательно высказанными не истерически и вразнобой, а сформулированными задолго до того, как Россия начнет меняться) в сфере интеграции и инкорпорирования страны в западные альянсы и институты — и как раз с минимальными условиями, например, такими, как выдача нескольких десятков [даже не сотен] лиц, определенных в качестве военных преступников судом, занимавшимся расследованием агрессии России против Украины.
В остальном Западу стоит объявить о готовности инкорпорировать Россию во все евроатлантические структуры без многолетних переговоров, если российские власти подпишут и ратифицируют базовые договора о создании и функционировании ЕС и признают юрисдикцию Европейского с уда на территории РФ. Особенность процесса может быть подчеркнута только «хронометражом»: если в обычной процедуре уже на стадии получения статуса кандидата страна оказывается связанной многими обязательствами, вытекающими из ожидаемого членства, Россия могла бы быть принята в члены Европейского Союза с определенным графиком обретения тех или иных прав и возложения на себя тех или иных обязанностей, но без возможности пересмотреть её статус. У меня нет иллюзий относительно скорости полной «притирки» России и Европы — таковая, мы полагаем, займет не сто дней, а хорошо бы чтобы не сто лет после Путина — но я убежден, что Россию можно реформировать только дружеской внешней силой, которая будет постепенно контролировать большое число элементов российской властной системы.
Более того: мне кажется, что большинство проектов «спасения России», которые представляются российской эмиграцией, не учитывают интересов значительной части населения, которое — как мы видим по ходу политических процессов в России после 2000 года — легко «обменяло свободу на колбасу и безопасность», и потенциальное разочарование нынешним режимом может возникнуть не из-за утраты свободы, а из-за того, что ни вкусной колбасы, ни настоящего порядка люди не получили. Если режим сменится, то население будет снова хотеть благосостояния и правового порядка, а не защиты жертв репрессий или свободных выборов — именно поэтому я полагаю, что более всего шансов на перемены появится в случае, если Запад заявит о готовности сделать Россию своей составной частью и обменять на колбасу и безопасность уже не бесполезную с точки зрения многих россиян свободу, а даже менее понятный им государственный суверенитет.
(Только) заграница нам поможет
Российское государство — самый большой враг российского общества. Вся наша история – бесконечное подтверждение этого обстоятельства. Очередная попытка выстроить нечто приемлемое там, где сотни лет получался только постоянно ухудшающийся результат — и силами тех, кто с бóльшим или меньшим энтузиазмом более или менее долго поддерживал ту «демократизацию», которая и привела нас к сегодняшнему положению вещей, — не вызывает у меня особого доверия.
Прекрасную Россию будущего я вижу только как такую страну, которая (как и Германия после Второй мировой войны) включена в альянсы и структуры, ограничивающие возможности проявления ее иначе неискоренимого безумия. Почему бы не попытаться убедить Европу в том, что только в этом и может состоять путь вперед? – вместо того, чтобы в очередной раз убеждать самих себя в том, что мы можем исправить то, что не смогли изменить наши предшественники, почти «за ручку» приведенные в Кремль и его окрестности Михаилом Горбачёвым, величайшим из когда-либо родившихся в России людей?
Мы можем помочь европейцам найти те точки в российском обществе, «нажатие» на которые способно вызвать его реакции; мы можем быть участниками формирования стратегий взаимодействия Запада и России; мы можем попытаться убедить европейских политиков, что пришло время готовиться к тому, чтобы в любой подходящий момент, когда Россия снова обратится к Западу, разрушить стены на Востоке, а если когда-то и заняться строительством новых, то по Амуру, а не по Бугу или Днепру.
Преобразование России — дело десятилетий, а не недель. Конечно, никто не может запретить мечтать, но делать мечтания своим главным занятием выглядит сегодня непозволительной роскошью…
