Утром 18 мая 1920 г. корабли красной Каспийской флотилии во главе с эсминцем «Карл Либкнехт» (бывший «Финн»), на котором держал флаг Федор Раскольников (Ильин), подошли к порту персидскому Энзели на южном побережье, обстреляли береговые батареи и высадили десант. Британские войска в порту не пытались сопротивляться. Советские корабли и десантники под командованием 23-летнего Ивана Кожанова почти беспрепятственно заняли порт, захватили суда бывшей каспийской белой флотилии и начали учет имущества.
Местные жители восторженно встретили моряков и десантников. Сначала Раскольников заявил, что корабли вскоре вернутся в Баку, но уже 21 мая он передал губернатору Гиляна заявление, что «ввиду <…> раздающихся со всех сторон просьб, чтобы мы остались и не отдавали [людей] на растерзание англичан, красный флот останется в Энзели даже после того, как все военное имущество будет вывезено» (цитата по: Павел Аптекарь. Красное солнце. М. Пятый Рим. 2021. С. 65) У командующего флотилией были основания не любить англичан: в декабре 1918 г. эсминец «Спартак», на котором находился Раскольников во время рейда на Ревель (Таллин) сел на мель, команда попала в плен, во время которого революционер находился в британской тюрьме.
Под чужим флагом
Персидское правительство, узнав о случившемся, потребовало от Советской России очистить Энзели и покинуть территориальные воды. Нарком иностранных дел РСФСР Георгий Чичерин парировал:
«О совершившихся в Энзели фактах Российское Советское Правительство было поставлено в известность лишь после того, как означенная операция была доведена до конца… советскому десанту предписано очистить персидскую территорию, как только минует военная надобность». (Документы внешней политики СССР, далее — ДВП. Т. 2. М. 1958. С. 543
Чичерин лукавил. Большевики стремились найти варианты остаться в Персии, маскируя свое участие. Начальник штаба XI армии бывший генерал-майор Генштаба Александр Ремезов докладывал Реввоенсовету Кавказского фронта:
«По-видимому, решено твердо проводить политику освобождения Персии от шахского правительства и Англии, раскрепостить народ, наделить его землей. Вокруг Кучук-хана создалось прочно твердое здоровое ядро, которое не допустит ни шахства, ни махновщины». (Здесь и далее приведены цитаты из книги: Павел Аптекарь. Красное солнце. Секретные восточные походы РККА. М. Пятый Рим. 2021.).
В середине июня членом ЦК компартии Персии и ответственным сотрудником политотдела армии стал участник левоэсеровского мятежа в июле 1918 г. Яков Блюмкин.
25 мая Политбюро распорядилось передать Энзели и прилегающую территорию местным повстанцам и оказать помощь их вождю Кучук-хану вооружением, деньгами и добровольцами: моряки отныне служили Кучуку, а оставшиеся в персидских водах корабли подняли флаг Азербайджана. Этим маскировка интервенции не ограничилась: а начале июня Политбюро разрешило Кожанову и члену РВС Персидской Красной армии Батырбеку Абукову перейти в персидское подданство.
Тегерану на действия советских войск на севере Персии (к тому времени они заняли Решт — центр Гилянской провинции) и присутствие там комвойсками Казакова и его комиссара Обухова (так иранцы исказили фамилии Кожанова и Абукова) Чичерин ответил 20 июня:
«Лица, якобы являющиеся одно командующим армией, а другое — политическим представителем России, в действительности не занимают ни этих, ни каких-либо иных официальных русских постов, и их качество и место пребывания нам неизвестны… все утверждения, направленные Вами против нашего Правительства, основываются на ошибочных данных, абсолютно не отвечающих действительности.» (ДВП. Т. 2. С. 580).
Тем временем эйфория от первоначального успеха постепенно спадала, и в конце июня член РВС Кавказского фронта Серго Орджоникидзе резюмировал, что успех персидской революции зависит от помощи из Астрахани и Баку:
«Реактивного революционного движения в стране нет».
Ограниченные силы местных революционеров были ослаблены внутренней борьбой, обе стороны которой апеллировали к соседу с севера. 17 июля Кучук-хан отправил Ленину длинную телеграмму, где обвинял прибывших из Баку большевиков в непонимании местной ситуации и искусственном форсировании событий. 19 июля, опасаясь враждебных действий противников во главе с Эхсануллой, поддержанным «советскими товарищами», он покинул Решт.
Новое руководство персидской советской республики организовало наступление на юг в конце июля 1920 г. 31 июля персидская Красная армия заняла город Менджиль и планировала развивать удар на Казвин. Однако вскоре наступление было остановлено. Реввоенсовет армии сетовал:
«Большие переходы и тяжелые бои под Менджилем окончательно истрепали армию. Нет свежих резервов. Необходима немедленная присылка в Персию всех готовых к отправке пополнений, принятие зависящих мер для доведения общего числа русских бойцов в Персии до 3000 человек, ввиду того что в противном случае все революционное движение в Персии обречено на неудачу…»
Повторное наступление красных персов наткнулось на контрудар, переброшенные в Гилян азербайджанские части запаниковали, частью разбежались, частью сдались в плен.
«Получилось нечто безобразное»
Отошедшие из-под Решта, столицы Красной Персии, войска пытались организовать оборону Энзели. Штаб персидской Красной армии требовал немедленной помощи:
«Необходима безотлагательная присылка стрелковой бригады и саперной роты с инструментами».
19 августа Политбюро рассмотрело просьбу Орджоникидзе о выделении военной силы для отправки в Персию и отклонило ее. 20 августа эту точку зрения подтвердил Лев Троцкий:
«Не может быть и речи об отвлечении сил с Кавказа на Восток, так как центральная задача Республики разбить Врангеля. Ни один солдат, ни один патрон не должен быть отвлечен от той работы».
Однако под давлением Орджоникидзе Реввоенсовет XI армии все-таки отправил в Энзели 244-й полк 28-й стрелковой дивизии, насчитывавший около 900 красноармейцев и командиров, примерно треть штатной численности (в Гражданскую войну такое не было редкостью).
Его участие в боях позволило отбросить персидские войска и вновь занять Решт, но породило новую проблему. Историк Павел Аптекарь цитирует телеграмму персидского посланника Гаффар-хана Чичерину, где тот сообщил наркому о пленении красноармейца Михаила Шутова из Ставрополя, служившего в 244-м полку, который сообщил:
«Его полк, состоящий из 800 русских, пришел из Баку на судах и был высажен в Энзели. Командный состав весь русский, принадлежащий к составу Красной армии».
Раздосадованный Чичерин писал главкому Сергею Каменеву:
«Получилось нечто безобразное. Мы утверждаем, что нет наших войск в Персии и мы туда войск не посылаем. Между тем пленные показывают, что они входят в состав российских частей и что в Персии таковые имеются. Получается действительно нечто скандальное». Депеша наркома вызвала «разбор полетов» в высшем военном командовании.
Начальник Полевого штаба РВСР Павел Лебедев резюмировал результаты расследования:
«К сожалению, этот случай имел место. В то время, когда Персидская армия в панике отступала почти до Энзели, РВС, сознавая необходимость оставить за нами Энзелинский район, направил с ведома тов. Орджоникидзе 23 августа в Энзели 244 полк 28 дивизии… Главком поставил комфронту Кавказского на вид, что армии позволяют себе самостоятельно принимать решения, на которые даже фронт не имеет права без разрешения РВС республики. Во избежание повторения подобных инцидентов комфронту Кавказского приказано при возложении на фронт заданий соблюдать большую осторожность и предусмотрительность как при использовании живой силы, так и военных ресурсов, вообще избегая возможности протестов пограничных государств».
Это не означало прекращения помощи Персидской советской республике — ее стали лучше маскировать. 24 сентября Орджоникидзе просил отправить в Энзели корабли Каспийской флоталии. Из Москвы ответили:
«Посылка в Энзели судов азербайджанского флота под флагом этой республики возражения не встречает»,
хотя авторы телеграммы знали о принадлежности и национальном составе экипажей кораблей: эсминцев «Туркменец-Ставропольский» и «Карл Маркс».
Осенью 1920 и зимой 1920/21 г. боевые действия затихли. 26 февраля 1921 г. РСФСР и Персия подписали договор: РСФСР заявила о «бесповоротном отказе от насильнической в отношении Персии политики империалистических правительств России» (ДВП Т. 3. 1959. С. 535-545). Согласно 5-й статье Москва и Тегеран обязались «не допускать на своей территории образования или пребывания организаций или групп, как бы они не именовались, или отдельных лиц, ставящих своей целью борьбу против Персии и России… равным образом не допускать на своей территории вербовку или мобилизацию личного состава в ряды армии или вооруженных сил таковых организаций», что означало ликвидацию Персидской Советской республики.
6-я статья договора дала РСФСР право вводить войска на территорию соседнего государства в случае попыток третьих стран вести из Персии враждебную политику. Она сработала в августе 1941 г., когда СССР и Великобритания заняли обширную территорию Ирана, обеспечив его нейтралитет в войне и ключевой коридор ленд-лиза.
Однако новая политика Москвы не устраивала персидских революционеров, часть руководства Азербайджана и Реввоенсовет Кавказского фронта, стремившихся играть в Гиляне собственную игру и усиливать свои политические позиции. Как раз конце февраля ультрареволюционеры получили, казалось, новый шанс. 21 февраля рассерженные длительной задержкой жалования и довольствия персидских казаков под командованием будущего шаха Реза Пехлеви покинули фронт и заняли Тегеран. Новый командующий персидской Красной армией Николай Гикало уверял Реввоенсовет фронта, что столица Персии занята революционно настроенными войсками, и требуется лишь небольшая помощь им для их победы.
Этому не поверил даже Серго Орджоникидзе, он телеграфировал:
«Боюсь, что Ваши сведения недостаточно проверены. По нашим сведениям, в Тегеране правительство Сеида Зия. Надо тщательно проверить, чтобы не впутаться в авантюру… Нужна величайшая осторожность… Если обстановка покажет целесообразность вашего предложения, помощь добровольцами, но исключительно добровольцами, разрешу».
Гикало надеялся на более активное содействие после советизации Грузии, но вновь не встретил поддержки: ослабленная в ходе начатой демобилизации Красная армия едва успевала замирять недавно занятые территории бывшей империи. Новые интервенции также противоречили курсу Москвы на установление мирных отношений с Западом, особенно с Великобританией, внимательно следившей за активностью большевиков на Востоке. Нарком Чичерин требовал от Орджоникидзе в начале апреля
«железной рукой прекратить попытки срыва нашей политики в Персии, ибо этим срывается вся наша восточная политика. Не допускайте ни в коем случае новой авантюры».
Ремезов дополнил дипломатическую переписку директивой. Гикало приказали «немедленно приостановить все сепаратные действия и переговоры и первым отходящим пароходом прибыть в Баку, но не позже 5 апреля, за получением указаний и инструкций».
Бакинская игра
10 апреля полпредство РСФСР в Персии официально назвало вербовку в отряды для Советской Персии действиями безответственных лиц и подтвердило, что Совнарком намерен выполнять пункт договора о невмешательстве в ее дела. В тот же день, как пишет Владимир Генис (Владимир Генис. Красная Персия. Большевики в Гиляне. 1920-1921. Документальная хроника». М. МНПИ. 2000.), в Баку завершилось совещание по Красной Персии. Представители Азербайджана в ответ на требование Москвы ликвидировать гилянскую авантюру заявили, что, напротив, всемерно поддержат ее людьми и ресурсами. Идея, по словам сотрудников Наркоминдела, встретила сочувствие Орджоникидзе.
В конце апреля 1921 г. Орджоникидзе потребовал от Гикало не выдавать Эхсанулле «ни единого патрона» и полностью прекратить помощь красным персам. Однако вскоре тот помирился с Кучук-ханом, дав козырь противникам свертывания Гилянской республики.
Москва тем не менее настаивала на своем. 18 мая, в годовщину взятия Энзели Политбюро ЦК РКП (б) постановило провести эвакуации советских войск из Персии. В постановление включили тезисы главкома о небоеспособности находящихся в Гиляне советских войск и невозможности, а заменить их по политическим причинам:
«Удаление наших частей из Персии направит всю ненависть народных масс против иностранцев исключительно на англичан и сделает их положение в Персии гораздо более трудным. Момент и политическая обстановка увода наших частей из Энзели должны быть политически максимально использованы».
26 мая Каменев направил в Баку новую директиву — с копией для Орджоникидзе — о немедленном выводе частей Красной армии из Гиляна.
Однако Серго и Николай Гикало отважились на еще одну авантюру, разрешив красноармейцам переходить в отряды персидских революционеров добровольцами и обещали не считать их дезертирами. В начале июня революционные части вновь потеснили персидских казаков и продвинулись на запад вдоль побережья Каспия. В ответ на телеграммы Реввоенсовета XI армии Гикало утверждал, что персидские революционеры ему не подчиняются, а его личные усилия отговорить их от наступления не увенчались успехом. Тем не менее 9 июня командование XI армии подтвердило приказ об эвакуации и потребовало вывести азербайджанскую бригаду в Баку уже 12 июня. Эвакуация едва не сорвалась из-за задержки жалования: два полка бригады грозили поднять мятеж, который с трудом предотвратил Гикало.
Тогда новые лидеры Персидской Советской Республики пошли на подлог и организовали переброску в Гилян азербайджанской территориальной бригады, сообщив его командиру, что она согласована с наркоматом по военным делам Азербайджана. 15 июня бригада была перевезена морем в Энзели и далее на лодках вниз по реке Мурдаб перешла в район, где находились дженгелийцы Кучук-хана.
Эхсанулла тем временем продолжал питать надежды на успех и писал в Баку в середине июня:
«Мое последнее слово: с 2000 человек и 1000 лишних ружей, со 100 000 туманов мы возьмем Тегеран. Ведь это немного!».
А новые лидеры Красной Персии арестовали лично знакомого Орджоникидзе революционера Сардара Мухи и отказались выдать его уполномоченным из Баку. В этой ситуации части Красной армии 21 июня вернулись в Решт, чтобы вызволить пленника. Эвакуация затягивалась, что вызывало недовольство Тегерана. Персидский консул в Баку Мамед-хан передал 28 июня совнаркому Азербайджана и представителям РСФСР ноту, где отмечались факты перехода частей Красной армии в ряды революционеров и высадки «азербайджанских» и революционных войск с судов Каспийской флотилии. После этого 6 июля части сводной бригады окончательно вышли из Решта и возобновили эвакуацию.
Но этим дело не закончилось. 13 июля «Известия» опубликовали статью о ситуации в Персии, где указывалось, что наступление персидских казаков было остановлено «русскими властями» а также телеграмму Эхсануллы в Баку с просьбой о помощи.
Чичерин негодовал:
«Можно вывести, что в действительности мы продолжаем двигать Эхсануллу, Кучука и других инсургентов против персидского правительства… Так как нет никаких оговорок и этот документ опубликован в нашем официальном органе, получилось документальное подтверждение наших сношений с инсургентами».
Вскоре Эхсанулла попытался начать новый поход на Тегеран, но малочисленные отряды русских добровольцев, начавшие наступление без надлежащей разведки, потерпели поражение, вызвав обвинения революционера в измене. Вскоре Персидский ревком исключил Эхсануллу из своего состава и заявил, что намерен заняться общественным благоустройством и развитием экономики Гиляна. Новым предсовнаркома Республики стал Кучук-хан. Однако внутри республики продолжалась напряженная внутренняя борьба. В сентябре–октябре вспыхнули вооруженные столкновения между отрядами Кучук-хана, Эхсануллы и других лидеров революционеров, в которых первый потерпел поражение.
Воспользовавшись междусобной борьбой и сумев привлечь обещаниями и подкупом часть повстанцев на свою сторону, персидское правительство восстановило контроль над Гиляном. 7 ноября 1921 г., в день годовщины Октября, части казачьей дивизии заняли Энзели, завершив историю авантюры.
