Оба шага вызвали бурю комментариев в СМИ и соцсетях, где разговоры о «приближении войны» соседствуют с оценками того, как меняется логика сдерживания.
Важно понимать, что американские стратегические ракетоносцы постоянно находятся на боевом дежурстве, патрулируя океаны и регулярно меняя маршруты. Их передвижения — рутинная часть деятельности ядерной триады, а не признак надвигающейся войны.
Шантаж и договор
Для Кремля, как и для Пентагона, это обыденность. Информационный шум вокруг их «движения» не имеет большого военного значения. Куда существеннее политико-психологический аспект: заявление Трампа прозвучало как напоминание, что ядерное оружие есть не только у Москвы. Такой сигнал способен ударить по уязвимому элементу путинского мировоззрения, построенного на убеждении, что Запад слаб, разобщен и боится эскалации.
Кремль беззастенчиво использует ядерный шантаж как инструмент внешней политики. Угрозы «последствий, которых мир ещё не видел», сопровождали вторжение в Украину и регулярно повторяются в адрес НАТО, Европы и США. В риторике фигурируют сценарии ударов по западным столицам, а официальные лица вроде Медведева сделали угрозы применения ядерного оружия рутиной. Россия разрушила систему контроля над вооружениями, приостановив участие в договоре СНВ-III (ограничение стратегических наступательных вооружений), а в конце 2024 года представила новый ракетный комплекс «Орешник», позиционируемый как средство поражения целей по всей Европе. Эти шаги встроены в картину устрашения, которая должна парализовать волю Запада.
Столкнувшись с явной ядерной угрозой со стороны Вашингтона, московские стратеги оказались вынуждены срочно изобретать ответные шаги, которые показали бы, что с Россией нельзя разговаривать языком ядерного шантажа — ведь в Москве уже привыкли, что только им позволено вести себя таким образом. Мыслительный процесс привел к решению отказаться от добровольного одностороннего моратория на производство и размещение ракет средней и меньшей дальности (РСМД) в России.
История этого моратория уходит в 1987 год, когда президент США Рональд Рейган и советский лидер Михаил Горбачев подписали Договор о ликвидации ракет средней и малой дальности (ДРСМД). Он уничтожил целый класс наступательных вооружений и стал одним из символов международной разрядки. Однако в 2010-х США заподозрили Россию в нарушении договора из-за испытаний ракет 9М729 (для «Искандера») и «Рубеж», а Москва, в свою очередь, обвиняла Вашингтон в установке универсальных пусковых установок Мk-41 в Польше и Румынии, способных запускать не только ракеты-перехватчики системы ПРО SM-2, но и крылатые ракеты большой дальности «Томагавк», в том числе и с ядерным боеприпасом.
В 2019 году администрация Трампа вышла из договора, сославшись на постоянные нарушения его российской стороной, а также на его неактуальность: ракеты такого класса уже имели Китай, Иран, Индия и другие государства. Россия ответила односторонним мораторием, пообещав не размещать такие системы, пока этого не сделают США. С одной стороны, это была попытка продемонстрировать миролюбие — на контрасте с односторонними шагами Вашингтона, с другой, — очевидные усилия замаскировать разработку своих РСМД.
Теперь мораторий официально снят, и Москва заявила, что может развернуть ракеты в любом месте, которое сочтёт нужным.
Хотя формально это открывает путь к установке комплексов на западных рубежах, включая Калининград, стратегический баланс уже давно неблагоприятен для Европы: российские «Калибры», Х-101/102 и другие системы и так способны поражать европейские столицы.
Нужна стратегия
Политические последствия очевидны. Размещение российских РСМД почти неизбежно приведет к росту напряженности и ответным шагам. Европейским странам придётся создавать эшелонированную оборону от этих угроз, включая новые элементы ПРО и ПВО, что потребует значительных расходов. Одновременно начнется ускоренная милитаризация самой Европы: уже обсуждаются планы размещения американских ракет наземного базирования как минимум в Германии.
Континент столкнется не только с ростом оборонных бюджетов, но и с появлением на своей территории новых ударных систем, прямо нацеленных на Россию. Таким образом, действия Кремля вызывают противоположный эффект — вместо повышения безопасности они провоцируют расширение военного присутствия НАТО и стимулируют собственные разработки европейцев.
Байденовская «стратегия», основанная на страхе перед эскалацией, не продемонстрировала силы, необходимой для эффективного сдерживания российской агрессии против Украины и враждебных действий в формате гибридных операций против некоторых стран Запада. Трамп, сделавший громкое заявление о подлодках, стремился не столько напугать Путина, сколько показать, что американская армия готова защищать национальные интересы. Его слова, как представляется, носят оборонительный характер. Тем самым пока рано говорить, что Трамп занял более жесткую, чем Байден, позицию в отношении «своего друга» Владимира Путина.
Но Россия продолжает играть в эскалацию, манипулируя страхами противников и оставляя себе пространство для отступления, когда это выгодно. Российское заявление о снятии моратория носит обтекаемый характер: Кремль не говорит, что ракеты будут размещены прямо сейчас, оставляет за собой право действовать тогда, когда посчитает нужным. Это позволяет Москве использовать угрозу как инструмент давления, держа противника в напряжении.
Эскалация становится нормой. Кремль считает себя мастером игры, а Запад — учеником, боящимся перейти красные линии. Однако стратегическое сдерживание должно работать в обе стороны. Сигналы, напоминающие Путину, что в эту игру могут играть двое — как заявление Трампа о подлодках, например, — могли бы сыграть позитивную роль. Но для успеха необходима целостная стратегия — последовательная, логически выстроенная политика, в которой слова подтверждаются действиями, а шаги не противоречат друг другу. Сегодня на Западе такой стратегии все еще нет.
