Но тут я получил вопрос, от случайного собеседника, известного русского ученого и литератора, который заставил меня передумать:
— У Вас, там, наверное, студенты только девушки?
И сразу после этого вопрос от другого знакомого:
— В Киеве работают продуктовые магазины?
И подумал, что все-таки надо написать. Если от того, что я напишу, в двух головах будет больше ясности, уже того стоит.
Совсем коротко — среди студентов моих курсов, это полторы сотни человек в общей сложности, примерно поровну девушек и парней. В Украине не призывают ребят до 25 лет, и Киев — один из самых студенческих и молодых городов сейчас. Продуктовые магазины там работают так же, как во всех европейских столицах, не считая комендатского часа, и продается в них все ровно то же самое. В отличие от Москвы, впрочем, и французский сыр в Киеве настоящий, и датская колбаса, и грузинское вино, и шведская детская литература.
Но вот так просто написать — в Киеве все прекрасно, весело и оптимистично — было бы тоже нечестно. Идёт война — самая кровавая война в Европе, да и во всём мире, почти за столетие, со времён Второй мировой. Киев находится за сотни километров от фронта, но это столица страны во время войны.
Самая доступная аналогия
Киев в мае во время войны похож на израильские города, особенно на Тель-Авив. С одной стороны — праздник без остановки, все молодые, веселые, оптимистичные, открытые. С другой — это город во время войны, где каждый знает, где бомбоубежище, никого не удивишь оружием и формой и у каждого есть родные, близкие или друзья на фронте. У каждого есть друзья и знакомые, погибшие на фронте или пропавшие на оккупированных территориях. В маленьком вузе, где я преподаю, — негосударственном, элитном, суперпрестижном — на войне погибло уже больше десяти выпускниц и выпускников. Да, это мое «выпускницы и выпускники» не дань политкорректности — среди тех, кто учился у нас, ушел на фронт и погиб, защищая свою родину, есть и девушки, и юноши.
Военный Киев хорошо представлен в мировом пространстве. Свободен доступ для всех мировых агентств и изданий, фоторепортеров и кинорежиссеров. Меня восхищают волонтеры-блоггеры и инстаграм-инфлюэнсеры, ведущие изо дня в день красочные, яркие репортажи. Эти репортажи вести, изо дня в день, из ночи в ночь очень тяжело. Это тяжелая работа — публиковать фото- и видеоматериалы, показывающие убитых и раненых мирных жителей, детей и их несчастных родителей. Но благодаря этому мир видит — какое это страшное преступление, война.
В предыдущие два приезда мне везло — налетов и ракетных обстрелов было мало. В этот раз налетов и бомбежек было много. В ночь на 31 мая был особенно сильный налет. В ночь на 17 июня в Киеве погибло 28 мирных граждан — российские ракетные и дроновые удары были нанесены по жилым кварталам.
Что я могу сделать, чтобы это прекратить?
Что я заметил в этот раз
Как тяжело читать лекции, даже во второй половине дня, после ночи с военной тревогой, звуками летящих дронов и работающей противовоздушной обороны. Спускался ты в убежище или нет — все равно бессонная ночь. (В университете мы спускались в убежище во время каждой воздушной тревоги — это обязательно; там оборудованы классы для занятий, так что потери времени небольшие.) После такой ночи читать теорию игр непросто. Студенты сильные, математики в лекциях довольно много, голова у меня работает плохо. Представляю, каково студенткам и студентам понимать то, что я рассказываю.
Но это как раз то, зачем я приехал. Мои коллеги, университетские профессорки и профессора, работают в таких условиях все три с половиной года войны. Три с половиной года они читают лекции на высочайшем уровне — наш вуз на уровне лучших вузов Восточной Европы и по многим показателям сильнейший в Украине. Но, конечно, устают гораздо сильнее, чем их коллеги по всему миру. Соответственно, мой приезд — это пусть небольшая, зато прямая помощь. Каждая прочитанная мной лекция замещает лекцию, прочитанную преподавательницей или лектором, живущими в Киеве. И для студентов лучше — это же лучше, чем зум.
На самом помощь еще состоит в другом — усталые люди мрачнее. Не специально в Киеве, а вообще. А человек посторонний, сытый, розовощекий, приехал из Америки, уедет через несколько недель обратно — это как батарейка, источник хорошего настроения. Даже если этот человек такой слегка социопатичный интроверт, как я. Все равно источник, от которого можно питаться.
Мне тоже самое рассказала волонтерка, русская американка, работающая в киевском госпитале. Она делает вполне стандартную медсестринскую работу — подает инструменты, обмывает, вытирает, зашивает, убирает — не знаю точно, что там операционные сестры делают. От этого две пользы — во первых, в хирургическом отделении, как и в хорошем университете, лишних рук не бывает. А во-вторых, человек посторонний, приезжающий из мирной страны и уезжающий потом туда — это источник энергии и хорошего настроения для окружающих. Прямая польза.
Я там не один такой. За годы войны несколько моих друзей, экономистов и политологов, съездили в Киев ненадолго — прочитать лекции, поддержать коллег. Кое-кто прочел и полноценный курс. Это прямая помощь. Про иностранцев, которые работают в вузе, я и не говорю, их много, но они-то чем отличаются от киевлянок и киевлян?
У друзей или за ужином встречаются разные люди
То, что я родом из России, на людей действует по-разному. Ужинал с теми, кто вернулся с фронта, все нормально. А кто-то на фронте не был, но ненависть выплескивается через край. Это я еще в Америке видел — человек в Украине не был уже лет десять, но не будет с тобой разговаривать, потому что ты родился в Москве.
Бывает смешно. Например, разговариваем в Киеве про Путина. Собеседник называет российского президента «хуйлом», как бы мимоходом, и смотрит на меня — как я отреагирую? Да как… Я его и сам там называю — и в разговорах, и про себя. Конечно, украинцы Путина ненавидят — ночные бомбежки каждый день подогревают эту ненависть. Беженцы с оккупированных территорий подогревают ненависть, новости с фронта. Но у меня-то она вдвойне — он и мою родную страну об стену уебал, в дополнение ко всем преступлениям, совершенным его армией в Украине.
Иногда, говоря со мной, собеседник употребляет слово «русня», оскорбительный этноним, примерно как «хохол». Но я заранее решил — пока идет война, пока российские войска бомбят Киев, Одессу, Харьков и другие города, пока оккупируют территорию Украины, не нужно обижаться. Кончится война, выведут российские войска с оккупированных территорий, начнется компенсация ущерба — тогда буду обижаться. Чего же проще — кончится война, стану обижаться внимание на такую ерунду, как слова.
Столица грузинской кухни
Мой основной по киевским ужинам — веган, поэтому рестораны приходилось выбирать специально. Мы ходили и в интересные веганские места, хипстерского плана, но это не для меня. Так что главный фокус был на грузинской кухне.
Киев — мировая столица грузинской кухни, я подозреваю. В Тбилиси и традиции поглубже, и разнообразие, я уверен, побольше, но Тбилиси — маленький город по сравнению с Киевом. В эти два месяца мы посетили семь или восемь грузинских ресторанов, но это в основном потому, что нам некоторые очень понравились и туда мы ходили раз за разом. Я — по мясному кавказкому разнообразию, спутник — по пхали и другим вегетарианским блюдам, а соленья мы ели вместе. И вино вместе.
А в одиночку я, конечно, в реберную на Арсенальной. Там рядом целый микрорайон фэнси-ресторанов, но реберная — это совсем просто. Там ребра и соленья, которые нужно есть руками, и вино. Еще книжку — и мне больше ничего не надо. В этом мае я там прочел историю Гизов, три истории французской революции (Палмера, Лефевра и Попкина), «Мавзолей Ленина» Ремника, опубликованный в 1994 году, и «Перспективы украинской революции» Бандеры. Помимо работы и художественной литературы.
Бандеру я смело взялся читать по-украински, но оказалось трудно. В отличие от других книг, эта была в бумаге, так что приходилось иногда прибегать к Google Lense. Насколько я могу уловить, язык Бандеры, когда он пишет о текущих событиях в СССР — в 1950-е, — это примерно тот же, в понятийном плане, язык, на котором писали русскоязычные политобозреватели за границей. Но у украинского языка другая морфология и даже тексты на знакомые темы (про политику, например) даются мне с трудом. Не сильно проще, чем на польском, скажем.
Сходил на книжную ярмарку на Арсенале
Это огромный книжный праздник. В украинской литературе — бум, а еще бум — в переводе мировой литературы на украинский язык. Не просто все переведено, но, главное, сегодняшние мировые бестселлеры переводятся очень быстро, и художественные, и документальные, и публицистика, и особенно детские книги.
Сравнить с московской «Нон-фикшн», до войны, конечно. Людей столько же и примерно те же, разве что здесь читающая публика помоложе. Помещения постильнее оформлены, но, само собой, денег вложено поменьше. Книг так же много, но в Киеве, понятно, свободы гораздо больше — и представлена вся мировая литература, а не подцензурная, как в Москве. Там и перед войной уже чувствовалось напряжение. Я купил себе альбом про ЛГБТ-бойцов в сегодняшней украинской армии, моя спутница — книги по истории и пару томиков украинских поэтов, Симоненко и Жадана, кажется.
Представлена вся мировая литература… кроме, конечно, русской. С одной стороны, для украинцев это не потеря сама по себе — если где-то в мире зайти в большой книжный, кто там будет из русских? Толстой и Достоевский в какой-нибудь серии классики, два тома из пятидесяти, Чехов в пьесах, «Жизнь и судьба» в художественной литературе. Акунин, конечно, может быть, или Бродский, но это уже реже. Но мне как человеку, выросшему на русской литературе, обидно.
Год назад я имел честь обедать с Борисом Акуниным. Он был недоволен, расстроен, огорчен тем, что в Украине не продаются его книги. Ни на русском — это после начала войны запрещено, ни на украинском — это не запрещено, но переводов с русского я не видел никаких. С одной стороны, я целиком понимаю Акунина. Как и все крупные русские писатели, он прямо и четко выступил против войны с Украиной, помогает словом и делом и беженцам, и защитникам, его преследуют, травят и запрещают в России. Почему бы его книги не могли продаваться в Украине? С другой стороны, я понимаю украинцев, которые уважают и любят романы Акунина, но во время войны, бомбежек, оккупации не хотят покупать ничего, связанного с Россией. Закончится война, будут продаваться русские писатели в переводах на украинский язык.
Но не надо придумывать «ненависть ко всему русскому». На карте киевского метро, в каждом вагоне, есть и бульвар Высоцкого, и улица Булгакова. Есть в Киеве и улица Ахматовой. Не знаю, если я бы выбирал — скажем, две улицы в Киеве, в честь каких русских поэтов назвать? Может, Ахматову и Высоцкого бы и выбрал.
Многие вещи трудно объяснять на русском языке
Но особенно трудно объяснять про политику в тех странах, которые не похожи на Россию. То есть примерно весь западный мир, включая Украину.
Вот отношение к Зеленскому. Если это кратко формулировать, я бы сказал так: украинцы хорошо относятся к президенту, потому что он хорошо выполняет свою президентскую работу. Для русского человека чувство неведомое — у нас либо политика любят независимо от того, что он делает, либо ненавидят, тоже независимо. Украинцы оценивают его работу во время войны и, очевидно, подавляющее большинство оценивает на «удовлетворительно» или выше. Я подозреваю, что если он будет работать хуже, то отношение сменится. Но пока то, что он делает, их устраивает.
И отношение к тому, что происходит на фронте — ровно такое как в Израиле. Конечно, украинцы расстраиваются, что российская армия ценой невероятных потерь продолжает наступать. Что очередной украинский городок превращается в развалины — как превратились Северодонецк, Бахмут и Часов Яр. Что гибнут на фронте родные и близкие, знакомые и незнакомые, знаменитости и никому неизвестные девушки и ребята. Но это горе, разочарование, фрустрация никак не приблежают желание сдаться.
Это как в Израиле. В октябре 1973 года, в первые дни после неожиданного нападения Сирии и Египта, ситуация была настолько плохой, что, по некоторым данным, правительство обсуждало эвакуацию за границу. Падение Иерусалима казалось возможным. И что, в этот момент израильтяне всерьез рассматривали возможность интеграции в «Великий Египет» или что там планировалось на оккупированных арабскими армиями террриториях? Конечно, нет.
Точно так же когда русский десант высадился в киевском аэропорту и танки подошли к окраинам Киева в первые дни войны, не было вопроса у украинцев — сдаваться или нет. Как не было у евреев в Иерусалиме и Тель-Авиве в октябре 1973-го. Как не было у советских людей в декабре 1941-го, когда немецкие танки вышли к окраинам Москвы.
Между прочим, в первые дни войны в Киеве раздавали автоматы всем желающим, кто хотел вступить в территориальную оборону. Важный сигнал — правительство Зеленского совершенно не боялось выдавать оружие населению. Если бы в Украине была бы хоть какая-то перспектива народного восстания против Зеленского, «за Россию», это было бы опасно. Сталин даже в критические дни, во время паники 15 октября 1941 года или в декабре, так и не решился на свободную раздачу оружия. А в Украине вопрос о свержении не стоял — стоял вопрос только как защититься от оккупантов.
Про Израиль я в этом году в Киеве вспоминал часто — каждый день нужно было проверять, как там друзья и знакомые, под ракетными обстрелами. А они про меня часто вспоминали, как я понял.
Если кто думает про Украину
Проще всего перевести деньги. Они нужны повсюду, можно выбирать направление. Нужны Киевской школе экономике — я с гордостью увидел, что на стене, где выбиты фамилии крупных и средних жертвователей — сразу несколько моих бывших студенток и студентов. Или их фирм, или их анонимные пожертвования, некоторые — очень крупные. (Я в первые два года пожертвовал примерно 15 тысяч, а крупные — это сотни тысяч долларов.) Деньги, которые получает университет, идут на самые разные вещи — и на строительство бомбоубежищ для школ, и на оборону, и на то, что происходит в самом университете.
Но если кому хочется пожертвовать деньги на поддержку украинской культуры и искусства — я знаю человека, который делает чудеса. Она организовывает выставки, концерты и фестивали каждую неделю. Здесь несколько тысяч долларов — это разница между проведенной выставкой украинской художницы, и непроведенной. Есть разница.
В университете я читал лекции по-английски
Когда в школе выступал — само собой, старшеклассницы и старшеклассники и понимают по-английски хорошо и сами говорят. В магазинах и ресторанах обращался ко всем сначала по-английски. Если человек моложе меня, то английский однозначно ОК. Поскольку молодежь до 25 в армию не берут, Киев заполнен как раз молодежью, а она вся говорит по-английски. Если кто по-английски не говорит и готов был перейти на русский (в старшем поколении таких много), говорили по-русски. Каких-то возражений против русского я сам ни разу не видел.
С теми, у кого русский родной, говорим на том языке, какой они предпочитают. Хочет собеседница говорить по-английски — конечно. Тем более по работе или по науке это и проще. Хочет говорить по-русски — мне-то что стесняться?
Вот в чем я реально ограничивал себя — это в темах разговоров. А именно: старался вообще ничего не спрашивать. В какой другой ситуации я был бы рад познакомиться и с политиками, и с известными журналистами — и, конечно, в Киеве нашлись бы общие знакомые с кем угодно. (Если кому интересно, я через три рукопожатия и с Гитлером знаком, и со Сталиным.) Но я специально ни с кем известным не пытался разговаривать — не хочу, чтобы меня за шпиона приняли.
Единственная знаменитость, с кем я встретился, — с Александрой Матвейчук, создательницей и руководителем правозащитного центра, который первым стал собирать данные о жертвах российской оккупации, ещё после 2014 года, и получил Нобелевскую премию мира в 2022-м. Она в жизни такой же великий человек, как и на сцене, и на экране — все три года войны она бесконечно выступает по всему миру, чтобы помочь Украине остановить войну.
В курсе много примеров из истории международный конфликтов. Теория игр, раздел прикладной математики, началась в экономической науке, но следующий большой рывок был в политических науках. И сейчас целые разделы политологии — это теория игр. Понятно, что надо было осторожно выбирать примеры — в стране, где идет война. Тем более что у меня были студентки и студенты, выросшие в тех местах, которые сейчас оккупированы российскими войсками. Но в тех заданиях, где нужно было самим подбирать примеры из реальной жизни, русско-украинская война встречалась в студенческих работах. Они это спокойно обсуждали.
Помимо лекций, написал целую мини-книжку «Методологические комментарии к преподаванию теории игр» — в прошлом году это была серия постов, а теперь собрал в единый текст. Надо только литературу добавить.
Русский в Киеве
Один раз выбрался погулять со мной знаменитый хирург-травмотолог Андрей Волна. Ему труднее, чем мне, быть «русским в Киеве» — потому что он делает гораздо больше, чем я. Не только оперирует, но преподает — это гораздо важнее во время войны, потому что на глазах строится целая новая отрасль медицины — и, как всё связанное с военным делом в Украине, строится сразу на мировом уровне.
Андрей — популярный блогер, активно занимающий позицию по поводу тех, кто поддерживает путинскую войну. Когда пишет о политике, волнуется. Ну, я это понимаю: политический комментарий в эпоху Трампа — это тебе не хирургия, здесь нужны железные нервы.
Ездил в Бучу
Когда я приехал первый раз во время войны, в марте 2023-го, на окраинах ещё были заметны следы боев — те места, где украинцы остановили наступающие российские войска. Сгоревшие бензоколонки, разрушенные дома. Сейчас на основных магистралях следов уже нет — кроме тех, которые появляются от новых ударов.
В прошлом году съездил в Бучу — пригород Киева, который был оккупирован, в течение марта 2022 года российскими войсками. Оккупационные войска убили без суда и следствия десятки военнопленных и просто мирных жителей, стариков, мужчин, женщин, детей. Поскольку российские войска отступили из-под Киева очень быстро, улицы и подвалы, на которых лежали трупы убитых мирных жителей, оказались неубранными. Вместе с войсками в Бучу прибыли корреспонденты всех мировых агентств, так что преступления оказались быстро расследованы и хорошо документированы. Известны номера бригад и полков которые там стояли и имена их командиров, отдававших приказы об убийствах. Тут же всплыли и видео, и фотосвидетельства бессудных расстрелов.
Сейчас в том месте, где российские солдаты расстреливали мирных жителей Бучи — небольшой мемориал. На стальных плитах нанесены имена, фамилии, отчества всех убитых. Около мемориала — новый храм. В России путинский режим приговаривает к реальным срокам за «фейки про Бучу» — по официальной российской версии, этих убийств не было. Ну, сталинская нечисть и его последыши отрицали Катынский расстрел (по решению советского руководства в 1940 году было расстреляно почти двадцать тысяч пленных польских офицеров, чиновников и интеллектуалов, захваченных на оккупированных территориях) почти 40 лет, перед тем как признали очевидное. Точно так же будет и с Бучей, и с Ирпенем, и с Херсоном и со всеми преступлениями, совершенными оккупантами на территории Украины.
Чего в Киеве нет
Это, понятно, ночной жизни. Трансляция финала Лиги чемпионов начиналась в 22 часа, а комендантский час в Киеве — в полночь. Выяснилось, что все футбольные бары закрываются в 23 часа, чтобы персонал мог добраться до дома. Ничего страшного, посмотрел в гостиничном номере, с восхищением. ПСЖ выдал мастер-класс, что редко случается в важных финалах. Для мастер-класса нужен внимательный ученик, и «Интер», целая команда отличных футболистов, роль ученика исполнил на «пять».
Зато! Зато я сходил на футбол, на «Динамо» Киев! Долго объяснить — я родился и вырос в Москве и впервые оказался в Киеве в двадцать лет, но уже с десяти лет прочно болел за киевскую команду. Любовь началась в те два года, когда они не были лучшей командой СССР. Ну ничего, потом снова стали. За первые десять матчей, на которые я сходил в Москве, «Динамо», гости, не проиграли ни разу! Пять ничьих, одна из которых, кто понимает, была равна победе, в 1986-м, и пять побед, включая два финала Кубка СССР. Из них один — лучший финал в истории Кубка СССР, 1987-го, а другой закончился 6:1 в пользу моей команды. Но это можно бесконечно описывать, лучше в другой раз.
Короче, попал на футбол, «Динамо» — «Колос» из Ковалёвки. Это был тридцатый тур, последний, а в предыдущем, двадцатом девятом, «Динамо» стало чемпионом Украины в 17-й раз, после двухлетнего перерыва.
Скажем в скобках — сердце и ум у меня здесь расходятся: ум говорит, что правильно президент Зеленский изводит олигархов, богатых дядь, которые, среди прочего, могут тратить сотни миллионов евро в год на футбольный клуб. А сердце болельщика ноет — где же ты, условный Абрамович, который купит, перестроит и перезапустит… Я не говорю, что нынешние владельцы — бедняки, нет, конечно. И футбол они любят не меньше, чем Абрамович. Но чтобы конкурировать в Европе, нужна ещё пара ноликов у их капитализации.
Ладно, сверчок, это все пустое. Матч закончился 1:1, потому что ничего не решал. К концу матча вышли звезды — Ярмоленко! — и команда зашевелилась, забегала, пытаясь, как-то порадовать зрителейс, мокнущих под дождем. Ну я-то привык к «Динамо» 1980-х, которое став чемпионом, сливало остальные матчи…
Две вещи. Во-первых, Киев — во многих отношениях чистая Европа, а не Москва, но на трибунах это было особенно видно. Помимо хардкорных фанатов, все остальные зрители были семьями. Жены, маленькие дети — в том возрасте, когда они знают, что это праздник, но еще не знают, почему.
И во-вторых, — а то многие спрашивают, как в Киеве относятся к русским вообще. Не к ракетам и дронам, не солдатам и интернет-пропагандистам, а к нормальным. К Пушкину там, к Колмогорову, к Стрельцову, условно. Про Стрельцова я не знаю, но после матча, перед церемонией награждения, был видеорассказ, на огромном табло, про 30 чемпионств киевского «Динамо». Юбилей — к 13 чемпионствам СССР (рекорд) прибавились 17 чемпионств Украины (рекорд). Так вот, рассказывая о каждом чемпионстве, показывали фотографии главных тренеров — в том числе и Виктора Маслова, и Александра Севидова, и всех остальных, до Юрия Семина, который сделал «Динамо» чемпионом в 2009 году. И русских тренеров приветствовали точно так же радостно и громко, как и своих украинских. Вот те самые фанаты, которые время от времени скандировали по ходу матча «Путин — хуйло!», апплодировали и Маслову, и Севидову, и Семину. Так что я бы за Шаляпина, Гагарина или Боброва не беспокоился бы.
Когда в начале весны я только собирался в Киев
Я думал, что там придется извиняться теперь не только за Россию (что не сумел остановить это безумие), но и за Америку. Хотя я и не голосовал за Трампа, все-таки он президент, за которого проголосовало большинство избирателей. Тогда, в марте–апреле, казалось, что он — на стороне Путина, как бы это ни было дико и как бы это не противоречило, на мой взгляд, интересам Америки.
Оказалось, что моих знакомых украинцев позиция Трампа мало волнует. Еще раз — я там не занимался ни социологией, ни антропологией, так что никого специально не опрашивал. Но из разговоров я делаю такой вывод, в целом — украинцы считают, что их защищает от уничтожения не Трамп и не Макрон, не Америка и не Европа, а украинская армия, рядовые бойцы, добровольцы, офицеры, генералы — те, кто сражается на фронте. Конечно, лучше с американским оружием, чем без, лучше бы, чтобы оружия было больше, но никто реально не рассчитывает ни на кого со стороны.
Украинцы знают, что если они не остановят российскую армию и не заставят Путина прекратить войну, то никто другой не остановит и не заставит.
Столица кофе
Вот чего Киев определенно мировая столица — это кофе. У меня лично вкус очень широкий — основной кофе в «Старбаксе» — это, считай, минимум по качеству для меня, но это же и норма. Специальные кофейные места и специальные кофейные подруги и друзья с джезвочками и другой специальной атрибутикой — тоже прекрасно, но достаточно и простой джезвы и френч-пресса, если сорт хороший.
Так вот: в Киеве такой кофе, качественный и ароматный, есть вообще повсюду. Его варят юные девушки и парни в мини-будочках на автобусных остановках, в киосках на улицах и подворотнях, в мини-кафе, рассыпанных по всему городу, а не только в центре.
Если вам кажется, что вы видели нечто подобное в другом городе, — вы не видели. В последние годы я был и в Лондоне, и в Париже, и в Милане, и в Тель-Авиве, и в Москве, и в Риге, и в Стамбуле, и в Барселоне, и в Стокгольме, и в Нью-Йорке — ни в какой из мировых столиц, ничего подобного нет. И в городах поменьше нет. Не знаю, в чем глубокие социологические корни этого явления, но сейчас Киев — самый кофейный город в мире. Такие кофеварочные автоматы, которые стоят в кафе в Париже или Амстердаме, у них в Киеве стоят у лифтов в многоквартирных домах. Ну, действительно, вышел из квартиры, спустился в подъезд, а до уличного киоска ещё не дошел, а хороший кофе тебе нужен не через десять минут, а прямо сейчас? Вот тут автомат, стаканчики, крышечки…
В парках их по нескольку на одной площадке. Кофе сопровождается орешками и вафельными трубочками, заполненными вареной сгущенкой. Это обязательно и это везде. Сердце советского ребенка делает лишний удар при каждом взгляде на трубочку со сгущенкой, само собой. Но и для тех, кто уже продвинулся дальше «двух секретов бабушкиной кухни», есть что-нибудь — целая палитра мегаполезных супермодных конфет из шкурки финика, посыпанной миндалево-кокосовой пудрой.
Немосква
Отправился на трамвае, в парк «Пуще водицы» на краю города. Привлек меня трамвай — по этой линии ходят старинные чешски трамваи из моего детства и, главное, маршрут от станции метро «Оболонь». Этот маршрут известен всем любителям инстаграмм-аккаунтов типа #уютебеней или #заброшенное. Волшебный зелёный туннель, по которому идут красно-желтые трамваи. Однако и сам парк оказался прекрасным местом — плитка на парковых дорожках такая, что любому собянину на зависть. Только обновляют ее здесь раз в десять лет, а не каждый год.
Вот это отношение, в котором Киев — это, определенное, Немосква. Кое-что есть похожее, в архитектуре, в дизайне, в устройстве — и в центре, и на окраинах. Конечно, нет этой безумной радиальности Москвы, в которой все вообще отсчитывается от Красной площади — Киев организован не от единого центра, а куда более хитро. Определенно нет такого правила, что самое лучшее — в богатых районах, которое есть в Москве. Парк на непрестижной окраине так же красив и чист — и кофе также ароматен — как и парк в престижном районе. Детские площадки, тренажеры, беговые и велосипедные дорожки — на мировом уровне.
Вообще я бы приехал сюда с семьей на подольше, когда кончится война.
