Нет сомнений в том, что немалую роль в признании Палестины каждым отдельным государством играют внутриполитические факторы, характерные именно для конкретной страны или даже для определtнного правительства. Стоит попытаться вывести некую общую основу. Какую именно «Палестину» признают акторы международной политики? Каковы «коллективные» причины этого шага европейских государств? С какими рисками связаны эти действия?
Признание непонятного
В дискуссиях о признаках государства как такового обычно принято ссылаться на Конвенцию Монтевидео. В 1933 году на конференции стран американского континента было принято решение взять за основу определения «государства» как такового четыре критерия. Три из них (постоянное население, территория и правительство) уже ранее были выведены австрийским юристом Георгом Еллинеком и считались общепризнанными. На совещании к ним добавился четвертый: способность вступать в отношения с другими государствами.
С течением времени в XX веке в правовой оборот вошли и другие признаки: суверенитет, единый язык общения или государственный язык, монополия на применение силы, то есть контроль со стороны государства, наличие собственных вооруженных сил, нормативно-правовых актов, символики, валюты и другие, хотя они не были в полной мере закреплены в международных соглашениях.
Уже применение только одних критериев Монтевидео к «палестинскому кейсу» вызывает вопросы.
Во-первых, значительная часть палестинцев проживает за пределами заявленной территории, от Сирии и Египта до Иордании и Ливана. Многие из них постоянно находятся вне Палестинской автономии уже на протяжении нескольких поколений, а например, в Иордании смогли получить и гражданство страны. Таким образом, они скорее соответствуют определению «диаспоры», а не «постоянного населения».
Во-вторых, неясны территориальные границы. Формальные претензии палестинцев распространяются на сектор Газа, западный берег реки Иордан и восточные кварталы Иерусалима. Но Израиль, контролирующий часть этих регионов, не согласиться с «палестинской юрисдикцией», а Иерусалим и вовсе был признан столицей Израиля в момент основания страны в 1948 году. Соглашения 1993–1995 годов определили лишь «Зону А», то есть отдельные, отрезанные друг от друга островки, как однозначно находящуюся под палестинским военным и гражданским контролем.
В-третьих, и это самое важное, на палестинских территориях нет единого руководства, стабильного правительства и институций, которые могли бы осуществлять управление внутри государства и представлять его на международной арене. В немногих регионах Западного берега, где не присутствует израильская армия, существует Палестинская национальная автономия (ПНА), в собственной трактовке «Государство Палестина», под властью ФАТХ. Именно ее руководство и считается для большинства иностранных государств легитимным представителем «Палестины» как таковой. Формально лидер ПНА Махмуд Аббас распространяет свою юрисдикцию и на сектор Газа, то там власть по-прежнему удерживает «Хамас», считающийся на Западе террористической организацией, в том числе и теми странами, которые признали Палестину.
Так возникает парадокс. Президент Франции Эмманюэль Макрон заявляет о готовности открыть французское посольство в Палестине лишь после освобождения всех израильских заложников, захваченных в ходе нападения в октябре 2023 года. Но на практике ПНА никак не может повлиять на этот процесс и не имеет рычагов воздействия в Газе.
Есть у Палестины серьезные проблемы и с другими признаками государственности. С 2007 года не функционирует парламент. Проект конституции, предложенный к рассмотрению еще в 2003 году, до сих пор не принят. Нет собственных вооруженных сил. Паспорт Палестины признают всего 29 государств, что гораздо меньше, чем количество стран, признавших палестинское государство.
Иными словами, в мире фактически признается некая «виртуальная» Палестина, не существующая в природе, но удобная западным демократиям политически. ПНА, полностью контролируя лишь над одну из зон Западного берега (17–18% территории, в основном такие города, как Рамалла и Вифлеем, и примерно половину населения) и дистанцируясь от ситуации в Газе, в действительности мало напоминает «правительство Палестины».
«Парад признаний» со стороны государств Европы скорее носит символический характер.
Сочувствие и безысходность
Палестина является членом ЮНЕСКО, наблюдателем ООН и признана более чем 150 государствами мира, то есть подавляющим большинством членов ООН (всего 193 страны). Пики признаний пришлись на период до распада СССР, непосредственно после провозглашения государственности Палестины в 1988 году (тогдашние социалистические и идеологически близкие им страны, арабские и азиатские государства), 2010-е (страны Южной Америки и Африки) и 2020-е годы (преимущественно государства Европы). Если у первых трех групп стран мотивация такого шага понятна без лишних объяснений (противостояние Западу, поддержка союзников, религиозная солидарность, соответствующее понимание антиколониализма), то причины признания Палестины европейскими государствами не столь ясны.
Во-первых, во многих европейских столицах искренне полагают, что многолетний палестино-израильский конфликт можно разрешить исключительно после придания Палестине статуса полноценного актора международной политики, возможности вести переговоры с Израилем на равных. Желание создать такую конструкцию усилилось в последние несколько лет. Именно так европейские политики рассчитывают прийти к миру. В мае 2024 года, комментируя признание Испанией Палестины, премьер-министр страны Педро Санчес подчеркнул:
Это историческое решение, единственная цель которого — помочь установить мир между израильтянами и палестинцами.
Годом спустя эти слова почти дословно повторил Макрон, выразивший мнение, что независимое палестинское государство может принести мир в регион, прекратить конфликт между израильтянами и палестинцами.
Во-вторых, часть европейских политиков считает, что символическое признание должно укрепить позиции умеренных политических игроков, как в Израиле, так и в Палестинской автономии, и тем самым, опять же, способствовать мирному урегулированию или, по крайней мере, «холодному миру»: стороны взаимно откажутся от силовых акций, пусть отношения и останутся напряженными. Подобное мнение высказывал министр иностранных дел Норвегии Эспен Барт Эйде после того, как его страна признала Палестину в 2024 году. О том же рассуждали и представители Швеции, которая обнародовала признание еще в 2014 году.
В-третьих, в Европе сильны симпатии к палестинцам, «простым гражданам, страдающим от бомбежек». Израиль проигрывает информационную войну. Медийную картинку формируют институции, НКО и лидеры общественного мнения, высказывающие солидарность с палестинской стороной. На Западе проводится четкая грань между террористическими организациями и большинством населения Газы, «оказавшихся в заложниках, пребывающих между двух огней: «Хамасом» и израильской армией». Позиции гражданского общества и СМИ традиционно сильны именно в парламентских демократиях. Публикации, репортажи, акции протеста, символические студенческие забастовки — все это давит на лиц, принимающих решения в европейских столицах, и понуждает к действиям.
Наконец, в-четвертых, Европа лихорадочно ищет выход из той череды войн, которые разразились на континенте и у его границ. Многим ближневосточная проблема кажется пусть и более давней, но не такой сложной, как война России против Украины. Израиль для европейцев — единственная демократия в регионе, привычный партнер, с которым можно иметь дело. Одним из «виновников эскалации» считают правительство Беньямина Нетаньяху, в то время как его оппоненты в Израиле имеют репутацию более способных к компромиссу. Изменение статуса Палестины должно подтолкнуть ее лидеров к началу переговоров и, возможно, стать успехом европейской дипломатии, смягчить напряженность в мире.
Риск
С позицией этой части европейской элиты согласны далеко не все. Израиль и США в унисон заявляют, что череда признаний палестинской государственности лишь укрепит «Хамас», который не упустит шанса представить себя «победителем», причем как в борьбе с Западом, так и в противостоянии с «умеренной» администрацией ПНА. Так и произошло. Представители «Хамаса» уже успели поприветствовать сентябрьскую волну признаний Палестины.
В Европе иную позицию демонстрирует Италия. Премьер-министр Джорджа Мелони заявила, что ее страна может рассмотреть вопрос о признании Палестины, но только при двух условиях: освобождении всех заложников и исключение любого участия «Хамаса» в будущем палестинском правительстве. Первое требование Мелони идентично требованию Макрона, но с ключевой разницей: если Франция все же признала Палестину и потребовала освобождение заложников для дальнейших шагов, то Италия фактически отказалась признать Палестину в качестве субъекта международных отношений. С итальянским лидером солидарны многие эксперты.
Декларативные признания, возможно, и принесут странам небольшие дивиденды в виде улучшения отношений с мусульманским миром, но таит в себе намного больше угроз: нарушение связей с Израилем, включая кооперацию в области высоких технологий и оборонных проектов, что уже ощутила на себе Испания, трещина в единой позиции Евросоюза, а также разобщенность граждан, так как даже не все европейцы, сочувствующие палестинцам, считают верным дипломатическое признание Палестины.
При всем различии оценки рисков признания Палестины в качестве самостоятельного актора международной политики, ясно одно: оно не приблизит мир на Ближнем Востоке. Те силы, которым европейцы хотели бы придать дополнительные импульсы и повысить их значимость, не имеют шансов получить контроль над ситуацией в секторе Газа. Гуманитарные стремления объяснимы, но эфемерные признания без определения границ, единой юрисдикции, устойчивых институций, борьбы с террором внутри палестинских территорий, взаимных обязательств и готовности к диалогу не послужат стимулом к движению вперед по пути прекращения кровопролития в регионе.
