О природе империи я думал последние три месяца. Сам латинский термин «империя» означает командование или властвование. Так что даже недолго думая, можно предположить, что само устройство этой политической структуры предполагает некую иерархию, где кто-то над кем-то доминирует. Это определение остается важным и характерным для любого понятия империи, вплоть до наших дней.
Для большинства из нас, если не для всех нас, особенно на Западе, под империей по умолчанию подразумевается Римская империя. Мне кажется, она по сей день служит отправной точкой в размышлениях о любых империях. Римская империя и империя вообще предполагают определенный универсализм. Под универсализмом я здесь подразумеваю то, что имперское мышление, имперская логика требует мыслить обо всей вселенной.
Неважно, насколько большой подданные или граждане империи представляют себе эту вселенную; сама логика империи требует, чтобы мы думали о вселенной в целом и представляли себе один порядок, применимый ко всей этой вселенной.
Но какова цель этого универсализма? Я думаю, что общим термином для этого будет мир. Империя декларирует, что хочет порядка и мира во всем мире. И главное, что, с ее точки зрения, мешает установлению порядка и мира, это то, что этот универсализм еще не реализован.
А отклонения от порядка создают то, что противоположно порядку и миру, то есть хаос и войну. Так что империя в этой логике даже в чем-то благожелательна: она пытается добиться мира и порядка в мире, но всегда на этом пути борется с препятствиями — и никогда не достигает своей цели.
Из этого следует, что империя не только находится в постоянной борьбе с этими агентами хаоса, агентами войны, но и постоянно расширяется. Империя должна иметь в себе эту логику расширения. Всегда есть кто-то или что-то, какой-то враг или агент хаоса, которые должны быть подчинены этому порядку, чтобы достичь мира. И империя не может считать себя стабильной, потому что всегда есть что-то, что работает против нее.
Империя расширяется, борется с врагами и пытается подчинить все своему порядку, чтобы добиться мира, но никогда не достигает своей цели.
Другой интересный аспект современной империи — аспект экономической эксплуатации. Его не было (или он был не столь доминирующим) в предыдущих двух итерациях империй, о которых я говорил. Он подразумевает, что коренное население не имеет права голоса в том, как будут распоряжаться их землей. Субъекты колоний при этом в целом рассматриваются как низшие существа, как люди, как имеющие меньшую свободу воли, как имеющие меньшее право жизнь. Но при этом они стали неотъемлемой составляющей личности самих колонизаторов. В том смысле, что колонизаторы не могли бы мыслить себя полностью реализованными, если бы у них не было этих колоний. Так что их идентичность стала зависеть от тех, кого они колонизировали. Колонизаторы не были заинтересованы в гомогенизации и ассимиляции; странность и инаковость местного населения использовалась ими для того, чтобы иметь возможность говорить о себе.
Римляне дали нам представление о том, на что это могло быть похоже, но они также дали нам опыт Pax Romana — двухсот лет золотого века Римской империи, когда она была на пике своего развития и представления о достигнутом мире. Теперь это то, к чему так или иначе стремятся все империи.
В Средние века появился другой тип империи — присущий ей универсализм остался, но в иерархическом устройстве империи появился трансцендентный бог, находящийся на вершине этой вселенной. Это можно анализировать или интерпретировать, но по сути это просто еще одна форма идеологического мышления. Но когда твоя империя организована по трансцендентным принципам, это добавляет тебе уверенности в себе.
Я литовец. Литовское государство образовалось в основном в ответ на расширение христианской империи в нашем регионе. Мы были последними язычниками в Европе и упустили свой шанс креститься без насильственного вторжения. И чрезвычайно интересно изучать, как в XIII и XIV веках все эти благородные люди в Западной Европе стремились отправиться в Северо-Восточную Европу только потому, что они чувствуют, что могут убить всех других людей, которые не являются частью иерархического христианского строя, господствующего в средневековом мышлении.
После Средних веков возникают новые формы империй. Одна из главных их черт — географическая удаленность колоний от метрополии. Этого не было в прежних формах империй, которые расширялись, присоединяя земли к основной территории.
И тут любопытно обратить внимание на современные колониальные и постколониальные исследования, которые, кстати, не называются «имперскими исследованиями» — это уже дает намек на то, что доминирует в этом мышлении. Но также в современном исследовательском дискурсе существует тенденция отождествлять с империями именно те политические образования, которые размещались в Европе и имели колонии на других континентах — в Австралии, Латинской Америке, Северной Америке, Африке, Азии. По этой странной логике все, что находится в Европе, не является колонией. Это чрезвычайно интересно, и, на мой взгляд, отчасти объясняет, почему Россия не считается империей и не изучается в колониальных и постколониальных исследованиях: просто потому что эти исследователи не считают присоединенные к России земли колониями.
Я выделяю три главных фактора, которые служат топливом для расширения имперской власти. Прежде всего, это, конечно, военная мощь. Когда ты вторгаешься на чужую территорию, даже если ты считаешь, что местные жители какие-то недочеловеки, идиоты, а не христиане, то вряд ли они скажут «добро пожаловать, делайте все, что хотите», — обычно они сопротивляются, и поэтому иметь более сильную военную мощь для империи чрезвычайно полезно.
Второй фактор — это экономическая мощь. Необязательно подчинять себе какую-то территорию силой, можно инвестировать в нее деньги или предоставить экономические возможности тем субъектам, которые вы намереваетесь колонизировать. В отличие от военной мощи, экономика может быть силой добра, а может быть силой зла. Третий фактор тоже не имеет однозначной окраски — это цивилизация. Империи могут принести на захваченные земли инновации, это может быть колесо, алфавит, правовая система или лучшее понимание здравоохранения.
Так что когда мы пытаемся проанализировать, что делают империи, мы всегда должны искать эти три действующие фактора, чтобы определить, насколько успешна империя в своих попытках расширения. Мне кажется, все эти три фактора на практике обычно действуют одновременно. Но я думаю, что чем больше цивилизационных или культурных нововведений вы можете предложить, тем меньше военной мощи вам понадобится. Сейчас, я думаю, для этого используется термин «мягкая сила». Я ни в коем случае не хочу оправдывать империи, но я хочу заметить, что это не всегда абсолютное зло.
Как же империи заканчиваются? В моем понимании есть три концептуальные возможности для того, чтобы империя перестала быть империей.
Первая — имплозия, когда составные части империи, включая метрополию, теряют волю и интерес быть вместе. Этому должны предшествовать серьезные структурные проблемы внутри самой империи. Классический пример — Австро-Венгерская империя. Конечно, были какие-то внешние силы, которые подталкивали ее к краху, но главные причины распада были внутренними. Можно сказать, что под это определение подходят и Османская империя, и даже царская Российская империя.
Вторая возможность для конца империи — ее добровольный и постепенный распад. Здесь есть два примера — Великобритания и Франция. Эти две империи начали свой распад в середине XX века, и продолжают распадаться до сих пор. Одна из обязанностей президента Франции — ездить каждые несколько лет в какую-нибудь бывшую колонию, чтобы поздравить их с обретением независимости. Это происходит регулярно, это занимает много времени, и, я думаю, это хороший способ распада империи. Потребовалось довольно мудрое политическое руководство, чтобы понять, что удержание колоний силой — это неустойчивая стратегия. Империи распадаются десятилетиями. Но это цивилизованный способ.
Третья концептуальная возможность — это недобровольная деимпериализация. Очевидным примером являются Германия и Япония после Второй мировой войны. Такое развитие событий обычно означает ввод иностранных вооруженных сил в столицу, что влечет за собой потерю суверенитета и военной мощи.
Но что делать, если мы хотим конца империи, какая может быть альтернатива? Одной из альтернатив является национальное государство — это то, что в основном происходило в XX веке. Другая альтернатива — федерация или то, что я назвал бы клубом государств, членство в котором, в отличие от империи, добровольное. В качестве такого клуба можно рассматривать Евросоюз. Третью альтернативу я считаю утопической, однако упомяну ее, поскольку коллеги рассматривают ее как один из вариантов — это объединение небольших местных сообществ, некая племенная организация совместного проживания.
Я не думаю, что современная Россия является империей, близкой к своему концу. Наоборот, я вижу обратное, я вижу расширение империи.
Я не вижу никаких внутренних предпосылок к распаду, точно так же как и не вижу никакого желания со стороны российских политических элит начать процесс этого добровольного распада. И, наконец, я не вижу непосредственной опасности для России быть оккупированной какой-либо иностранной державой, так что любой недобровольный распад империи в этом смысле невозможен — по крайней мере в данный момент так не выглядит.
Материал впервые был опубликован в издании Sapere Aude.
