Пока лидеры НАТО собирались в Вильнюсе на саммит, я был на ужине в округе Колумбия с высокопоставленным европейским дипломатом, который описал то, чем, по его мнению, будет стратегия саммита — попыткой сесть на шпагат. Он не ошибся.
Саммит дал Украине уверенность в том, что она присоединится к НАТО, «когда союзники согласятся и условия будут подходящими». Это не совсем бессмысленно: НАТО признало, что Украина больше не нуждается в «плане действий по членству» в качестве временной меры, что дела продвинулись далеко вперед.
Но хотя Украина во многих отношениях готова к НАТО, НАТО явно не готово к Украине.
Мысль о том, что Украина получит членство в НАТО в Вильнюсе, всегда была нелепой. Нет никакого реального способа впустить страну в альянс, пока она находится в состоянии войны. Но шпагат, в котором Украина находится как бы с НАТО, но не с НАТО, — это крайне неудобная и негибкая поза, и чем дольше НАТО пытается ее поддерживать, тем тяжелее будет в ней находиться.
Я уже говорил это раньше и скажу еще раз: администрация Байдена, на мой взгляд, справилась с войной в Украине настолько хорошо, насколько можно было ожидать. Я мог бы предпочесть, чтобы решения принимались в другом темпе. Но если я ошибаюсь, я выгляжу глупо. А если Байден ошибется, люди умрут.
Тем не менее бывают моменты, когда мое терпение на исходе, и когда кто-то в администрации (совсем недавно это сделал сам президент Байден) говорит что-то вроде «Путин уже проиграл» войну — меня это злит.
Я не согласен не только с тем, что война еще не окончена или что существует большая разница между поражением Путина и победой Украины. И да, я понимаю, что пытается сказать Байден: цели, поставленные Путиным 23 февраля 2022 года, недостижимы. В этом отношении он проиграл войну еще до ее начала. Но это почти не имеет отношения к делу.
Идея о том, что мы нанесли России стратегическое поражение, ложна, потому что Россия, которая потерпела стратегическое поражение, — это не та Россия, с которой Украина сейчас ведет войну.
Да, как указывают в администрации Байдена, Россия не смогла реализовать свои территориальные амбиции, стала менее преуспевающей и защищенной, столкнула Финляндию и Швецию с забора на сторону НАТО, и хотя Украина еще не в НАТО, зато НАТО уже очень даже в Украине. И если бы Россия была страной, в которой президент должен отчитываться, во сколько-нибудь реальном смысле, за заботу о национальных интересах, то все это имело бы значение. Но Россия — не такая страна.
В системе интересов Владимира Путина борьба в Украине является вспомогательной по отношению к борьбе внутри России — и на этом фронте идет гангстерская война. Несмотря на мятеж Евгения Пригожина, власть Путина внутри страны сейчас кажется более прочной, чем до февраля 2022 года. Уверенный в себе Путин, похоже, цементирует войну как фундамент, на котором будет основываться его правление.
Хотя нет хорошего способа точно определить, что обычные россияне думают о войне или насколько пылко они в нее верят, реальность такова, что Путин не столкнулся с согласованным народным сопротивлением. Ранняя волна протестов была быстро и убедительно рассеяна, как и другая, возникшая, когда Кремль объявил о «частичной мобилизации» осенью 2022 года. Она свелась в основном к пассивному сопротивлению, бегству из страны сотнями тысяч или отказу от военной службы за взятки.
По большей части Кремль был и рад позволить людям сопротивляться индивидуально, пока они не сопротивляются коллективно.
Для тех, кто осмелится открыто не согласиться с идеей, что Россия борется за свое существование, любое общение с коллегой, учителем, соседом или даже случайным незнакомцем чревато тюрьмой, лишением родительских прав или чем-то похуже.
Даже многие из тех, кто не разделяет путинскую империалистическую идеологию, по-прежнему считают, что, начав войну, их страна, вероятно, должна найти способ ее выиграть или, по крайней мере, не проиграть.
В результате когда большинство подданных Путина оглядываются вокруг, они видят пейзаж, лишенный оппозиции, но полный опасностей.
А как насчет всей этой истории с Пригожиным? На мой взгляд, по крайней мере, больше всего следует обратить внимание не на то, что Пригожин восстал, а на то, что к нему никто не присоединился, и режим устоял. Я думаю, что война оказала магическое воздействие на отношения Путина с элитами. Да, война и западные санкции в совокупности уничтожили более 100 миллиардов долларов из коллективного богатства бывших российских олигархов, но конфликт создал достаточно новых богатств. Из металла нужно делать танки и снаряды, нужно вербовать армии наемников, есть логистика снабжения фронта и обхода санкций — все это щедрые источники дохода для тех, кто сумел подсуетиться. А выделение доступа к этим доходам, да так, чтобы себя не забывать, — это именно та игра, которая и наделяет Путина властью.
Тем элитам, которые все еще не уверены, Путин предлагает такую же тихую гибкость, как и рядовым россиянам, хотя и в большем масштабе. Конечно, особняки в Лондоне исчезли, но есть Абу-Даби. Призывы богатых россиян репатриировать свое богатство остались без внимания и без исполнения.
Да, элиты стали беднее, но все они по-прежнему богаче и менее ответственны перед законом, чем были бы в любой другой юрисдикции или при любом другом правителе.
Таким образом, и в отношениях Кремля с элитой нет замены войне. Если осознать, что основные цели Путина внутри страны, а не за границей, становится немного яснее, почему он продолжает сражаться, даже когда с точки зрения национальных интересов кажется, что война проиграна.
Перевод публикации в блоге автора.
