Обычное на русскоязычных сайтах Европы: «Девочки, кто может помочь заказать в России…» далее следует нечто вроде «Кагоцела», «Арбидола» и прочих препаратов, метко прозванными «фуфломицины». Подобные просьбы нередки в Сербии и многих иных странах, где образовалась достаточно большая российская диаспора. В Сербии это еще поддерживается давней любовью к «братьям русам» и уверенностью, что «братушки» плохого не производят.
На другом полюсе — люди в России, страдающими серьезными хроническими заболеваниями, которые правдами и неправдами стараются получить импортные препараты. Они уверены, что любые российские препараты, даже выпускаемые по патенту, относятся к тем самым «фуфломицинам» или близки к ним.
Признаюсь, я предвзята: отношусь к людям второй группы. Потому что прекрасно помню, как мчалась на машине по Беларуси, пытаясь успеть до ближайшей аптеки на польской стороне раньше, чем отек Квинке меня прикончит: купленный в Москве препарат от аллергии, вроде бы полностью идентичный тому, которым я пользуюсь в Сербии, не действовал совсем. Как маме в Сербии снизили дозу препарата, который она принимала и в России, — и, о чудо, меньшая доза оказалась действеннее. А еще я помню, что мой препарат в Сербии стоил в восемь раз дешевле, а мамин — в три с половиной.
Это я к тому, что проблемы с лекарствами в России начались не сегодня: их качество вызывало сомнения еще с советских времен, когда Жванецкий шутил об аспирине, который почему-то хуже швейцарского: «Может, руки надо помыть». Однако именно сейчас проблема переходит, не побоюсь этого слова, в терминальную стадию.
Дорого и мало
Недавно член комитета Госдумы по бюджету и налогам Айрат Фаррахов предложил продавать таблетки поштучно — ради экономии. Лучше, считает он, выпускать таблетки в мешках или коробках, а аптеки пусть выдают, сколько надо.
Честное слово, язык не поворачивается смеяться над предложением депутата. Потому что я знаю, сколько денег уходит у моего приятеля с заболеванием сердца на лекарства. Собственно, вся пенсия и уходит, и если бы он не продолжал работать — пожалуй, умер бы с голоду раньше, чем от сердечного приступа. Потому что не раз и не два участвовала в сборах на лекарства для серьезно заболевших знакомых и знакомых знакомых — и речь не всегда о раке или редком (орфанном) заболевании.
Чтобы не быть голословной: вот один из моих препаратов от аллергии — «Аллегра». Упаковка стоит в онлайн-аптеке 877 рублей, в упаковке 10 таблеток, нужно принимать минимум 1 таблетку в день, следовательно, на месяц — 2631 рубль. А вот препарат от болезни Паркинсона «Мадопар», 100 таблеток в упаковке, хватает на месяц с небольшим — 5500 рублей. Представьте себе пожилого человека, у которого, кроме Паркинсона, как правило, еще куча иных болячек — хватит ли ему пенсии? Конечно, есть льготный отпуск лекарств, но тут своя боль: постоянно ходить к врачу за рецептом, потом ловить лекарство в аптеке (как правило, определенной)…
Импортные лекарства все чаще и чаще пропадают — временно или навсегда. Например, лекарства от диабета, от эпилепсии и массы иных серьезных заболеваний. Минзрав, как правило, отвечает, что в России есть аналоги – отечественные. Проблема в том, что многие хронические заболевания, как те же диабет или эпилепсия, требуют перебора разных препаратов для наибольшего эффекта лечения. У каждого организм реагирует по-разному, болезнь течет по-своему, могут быть и слабый отклик, и сильная побочная реакция — не только на действующее вещество, но и на вспомогательные: наполнители, связующие, красители…
А логика Минзрава проста: если действующее вещество предназначено для этой болезни, то и лечитесь им!
Принять свое
В очередной раз этот вопрос, который Минзрав и лоббисты российских фармкомпаний называют «засильем импорта», поднимался на Восточном экономическом форуме. Там вице-президент фармкомпании «Генериум» Дмитрий Кудлай заявил, что зачастую препараты, произведенные в недружественных странах, занимают большую долю рынка, чем российские, хотя назначаются по одним и тем же показаниям. А первый замминистра здравоохранения Виктор Фисенко пообещал в ответ «предпринимать все, чтобы наши ресурсы оставались у нас в стране».
Господина Кудлая не устраивает, что препарат его компании «Глуразим» заказывают реже, чем ирландский «Вприв». Оба препарата от редкой болезни Гоше, но действующее вещество у них разное. По мнению господина Кудлая, это не имеет значения — и Минздрав с ним согласен.
Цена вопроса высока: предельная отпускная цена «Глуразима» (препарат продается только по госзакупкам) — 59 698.06 без НДС. Плохо действует? Можете купить «Вприв» в аптеке за 76 315 рублей — если найдете. Болезнь Гоше, как сказано, редкая, страдает ею один человек на полмиллиона. В первом полугодии 2025 года госучреждения потратили на закупки «Вприва» почти 1,2 млрд рублей, за семь месяцев 2025 года продажи «Глуразима» составили 1,06 млрд рублей — то есть, если запретить ирландский препарат, выручка «Генериума» от продаж своего препарата более чем удвоится.
Собственно, можно уже не говорить в сослагательном наклонении: в России вступило в действие правило «второй лишний» для госзакупок лекарств. Если в списке участников тендера есть хоть один отечественный производитель, западные к конкурсу не допускаются. С 1 января 2025 года правило действует при закупках жизненно важных лекарств (список ЖВНЛП), с 1 января 2026 года — для стратегически значимых препаратов. Стратегически значимые — это все, что правительство признает таковыми. То есть все, что выгодно производить отечественной фарминдустрии.
Цена вопроса
Деньги — это и есть движущая сила отеческой заботы об отечественных препаратах, простите за каламбур. Давайте вернемся к «Гларузиму» и «Вприву». Если к закупочной цене первого прибавить НДС (пока — 20%), то получим цену в 71 637 с копейками. То есть, ирландский «Вприв», продающийся в аптеке по 76 315, со всеми накрутками посредников, самой аптеки и НДС, в закупке явно стоит дешевле отечественного аналога. Это если не говорить ни о различии в действующем веществе (которое, как мы помним, действует на всех по-разному), ни о качестве. Очевидно, что регионы, закупающие лекарства по списку ЖВНЛП, отдадут предпочтение более дешевому. Очевидно, что отечественным представителям фарминдустрии легче пролоббировать «национальные интересы», нежели снизить цену.
И вот уже в регионах ропщут: дорого, бюджетов не хватает. В Свердловской области вообще предложили снять с регионов обузу в виде закупки препаратов, если они импортные, — пусть их закупают благотворительные организации. А региональным бюджетам предлагают перейти на отечественное. Потому что, как высокопарно выразился на совещании по этому поводу депутат Госдумы Александр Петров: «На каждой упаковке лекарств из недружественных стран — капля крови нашего солдата».
Высокий стиль и сила экспрессии депутата становятся понятны, если узнать, что депутат Петров еще и основатель завода «Медсинтез», выпускающего, в частности, генно-инженерный инсулин. Честно говоря, мне трудно оставаться бесстрастной, потому что мой знакомый диабетик после начала вот этого насильственного перехода на отечественный инсулин лишился ног: вначале одной, потом второй.
Но я постараюсь. Например, воздержусь от экспрессии, рассказывая вам вот эту историю.
В Краснодарском крае поликлиника проводила тендер на закупку шприцев. Одним из условий было наличие у шприца пластикового наконечника для иглы. Вы же видели эти наконечники? Простенький прозрачный пластиковый колпачок, очень удобный и очень полезный для защиты от случайного укола иглой. В условиях поликлиники или больницы тем более полезный для защиты персонала — да и в целях обеспечения стерильности для защиты пациентов.
Но это мы так думаем. А региональное управление Федеральной антимонопольной службы считает иначе. Потому что — вы не поверите! — отечественные производители шприцов не выпускают колпачки. А следовательно, решили антимонопольщики, поликлиника нарушила закон и ущемила отечественных производителей. Потому что «все медицинские шприцы, зарегистрированные в РФ, качественные, эффективные и безопасные. Нормативных требований использовать при проведении инъекций шприцы с защитным механизмом пока нет».
Поликлинику оштрафовали и велели не выпендриваться. Думаете, перегибы на местах? Ничего подобного — к этой позиции уже присоединились Оренбургское и Ленинградское управления ФАС. Скоро во всех регионах шприцы останутся без защитных колпачков, к гадалке не ходи. Так, для справки — в России идет настоящая эпидемия ВИЧ. Очень своевременное решение УФАС, не находите?
Но шприц еще можно принести свой. А вот что делать с тем, что Минпромторг предложил ограничить закупку импортных стентов и катетеров для госсектора? Стенты – то, что используется в экстренных операциях на сердце, когда в закупоренный сосуд вводится трубочка – и сердечная мышца начинает снова получать кислород. Часто стент спасает человека от смерти или тяжелой инвалидности. И не в экстренных тоже, но для неэкстренной можно самому хотя бы купить. Трубочка эта – очень высокотехнологическая: они сделаны из особых материалов, платины например, они саморасширяющиеся, на них нанесено лекарство и т. п.
С 1 июля 2026 года операцию с импортными стентами провести экстренно не получится. В плановом порядке, в частной клинике, а может, и в государственной удастся договориться – но надо будет найти на стент примерно 4 тыс. долларов.
А у кого нету или кого инфаркт хватил — молитесь, чтобы отечественные производители, ошалев от счастья, не забыли руки помыть.
Простой бизнес
Но может, правительство печется о развитии отечественной фармации? Ведь производство новых лекарств — это же дорого, нужны огромные инвестиции. Пусть пациенты пострадают — зато получим современную фарминдустрию. Как пел один певец: взгляд, конечно, варварский, но верный.
Увы, вынуждена разочаровать: даже если в России вообще запретят любые иностранные лекарства и иже с ними, никакого Pfizer или Novo Nordisk у нас не появится. И не только потому, что компании подобного уровня — это вершина айсберга, в основании которого масса небольших инновационных лабораторий во главе с видными учеными, разрабатывающие новые молекулы, которые потом и лягут в основании новых действующих веществ новых лекарств. И даже не потому, что инвестиции в этот бизнес обеспечивает огромная масса инвесторов всего мира, от бизнес-ангелов и бизнес-инкубаторов до рядовых покупателей акций биотеха.
А потому, что отечественным китам фарминдустрии ничего этого не надо, чтобы чувствовать себя хорошо.
Потому что отечественный производитель лекарств действует очень просто. Он закупает действующее вещество у компании из Индии, Китая, изредка — Германии. Действующее вещество, на которое у выпускавшей хорошее лекарство компании кончился патент. После чего выпускает дженерик – как бы то же самое лекарство, но немного другое. Или не немного.
В любом случае — вовсе не передовой препарат, если сказать мягко. Российский производитель добавляет вспомогательные вещества, формирует таблетки, капсулы или раствор, упаковывает (специальные упаковки типа спрея — тоже часто импортные) и продает. Все.
Хотя нет, не все: производители умудряются напортачить и здесь. То действующего вещества положат меньше, то технологию не соблюдут. То вообще — в аптеках появляются фальсификаты импортных препаратов.
По данным RNC Pharma, 80–85% российских препаратов изготавливаются из импортных действующих веществ. Остальное — те самые «фуфломицины», которые не признаются ни в одной стране мира (хотя за братскую Венесуэлу или КНДР я не поручусь). Цены, как уже упоминалось, выше зарубежных, прибыль — роскошная. И скажите на милость, что российской фарминдустрии проще: пустить эту прибыль на создание современной фармацевтики, с научными лабораториями, огромными рискованными инвестициями (вы еще найдите ученых в эти лаборатории) — или пролоббировать запрет импортных конкурентов?
Правда, временами случаются проблемы. Например, не поступит партия импортного действующего вещества — и из российских аптек пропадают совсем простые препараты. Как, например, пропадал антибиотик «Амоксиклав». Или старый онкологический препарат «Тамоксифен». И что с того? Всегда в наличии «Кагоцел», настойка чаги, экстракт подорожника — можно даже в капсулах. Лечись — не хочу. Даже шприцы есть. Правда, без колпачка.
