Подводя итоги феномена Пригожина, важно проследить, как из коммерческо-военизированного проекта «Вагнер» стал политическим. Деятельность Пригожина во многом выросла не только на детских завтраках, но и на пиаре, который позже перерос в политтехнологический десант в странах Африки и Южной Америки, а затем оброс и боевой силой. Сам по себе Пригожин был скорее политическим, чем военным проектом. Просто эта энергия не должна была перекинуться на Россию, так как задача несуществующей ЧВК всегда лежала вовне. Поворотным моментом стал допуск «Вагнера» в российские тюрьмы при личной агитации ее владельца, который из серого кардинала и фронтмена для реальных основателей ЧВК превратился в политика.
Проблема недостроенной государственности часто порождает вакуум на месте каких-то отсутствующих или утраченных институтов. «Вагнер» идеально заместил собой такое уникальное явление, как «красная армия», т. е. народное ополчение, которое, имея финансовую и амнистирующую (для зэков) подпитку, постепенно формировало еще и политический запрос на особый вид справедливости, смерть в обмен на свободу, нашедший свое отражение в лозунге ЧВК: «груз 200 — мы вместе». Кстати, Пригожин во много даже напоминал Троцкого, легендарного основателя красноармейской машины победы. Троцкий свою работу на посту наркомвоенмора построил своеобразно, на два с половиной года «переселившись» в поезд, непрерывно разъезжавший по фронтам и агитирующий всех вступать в ряды красноармейцев. Вертолет Пригожина кажется чем-то сродни «поезду Троцкого».
У Пригожина была своя медиаимперия, сотни телеграмм-каналов (судьба которых сейчас малопонятна: неясно, подберет ли их кто-то или они окажутся в руках своих админов, тем самым выведя на рынок десятки или сотни самостоятельных владельцев медиаактивов). Пригожин понемногу сам стал пиарщиком и политтехнологом, «политическим животным», остро чувствовавшим аудиторию и обладавшим хорошими актерскими качествами. Похоже, что он так вжился в этот образ правдоруба, что постепенно стал проецировать его на реальность, чувствуя некое моральное превосходство над «коллегами» из числа реальных элит, забронзовевших, косноязычных, серых, но при этом официальных, в отличии от него — уголовника-кондотьера. Так что «марш справедливости», который вагнеровцы так хотели довести до Рублевки, во многом мог быть и сатисфакцией самого Пригожина, непризнанного генерала серых зон.
Запрос на Пригожина формировался и «снизу» на земле.
Его формат радикальной справедливости оказался востребован некоторой частью населения как санкционированный образ контрэлитного политика.
В результате этого Пригожин быстро догнал Навального по рейтингам одобрения, став третьим политиком в стране (правда, с существенным отрывом от первого). Рождение такого лидера всегда имеет мультиплицирующий эффект, о новой фигуре начинает говорить сарафанное радио, рейтинги растут за счет присоединения не только сторонников, но и попутчиков, например из числа интеллигенции, идейно не близкой, но разделяющей стремление к радикальным переменам. В результате штыки ЧВК стали казаться не только орудием внешней экспансии, но и возможным политическим инструментом. Марш на Москву, разумеется, стал наглядной демонстрацией этих рисков.
Теперь Пригожина нет, его ЧВК постепенно абсорбируется официалами, но что будет с политическим багажом? Вероятные претенденты на перехват рейтингов либо нейтрализованы (к примеру, Стрелков), либо являются частью системы. Однако идущий трансфер власти может подтолкнуть часть элит к присвоению хотя бы части пригожинского багажа. К примеру, о продолжении медиадела Пригожина и его холдинга «Патриот» уже объявил «Царьград». Митинги в память о верхушке «Вагнера» сейчас идут по всей стране и собирают тысячи человек. Кто сегодня претендует на то, чтобы подобрать голоса этих людей? Пока неясно. Одно можно сказать точно: феномен Пригожина сильно разморозил внутреннюю политику в стране, контуры которой будут заново складываться перед 2026 годом.
Текст был опубликован в Телеграм-канале автора.
