«Молодая гвардия» на службе путинизма, или «Русская партия» как источник идеологии Кремля

Нужные слова и идеологемы нашлись — и вот уже появился указ президента со списком «традиционных духовно-нравственных ценностей», а затем и изложение официальных подходов к российской истории и идеального, санкционированного сверху и отцензурированного, мировоззрения россиян в «единых» учебниках для школ и вузов (история для 11-го класса, «Основы российской государственности» для первокурсников всех профилей).

Новый вариант доминирующего и навязываемого сверху мировоззрения представляет собой переработанную и адаптированную к современной реальности «русскую идею», уходящую корнями в XIX и XX века — теорию официальной народности графа Уваров, учение славянофилов, сталинскую имперскую идеологию. Утверждению в политической реальности зрелой модели авторитаризма с элементами тоталитарных практик соответствует и национал-империалистическая идеология, составленная из обрывков старых русских идеологем и утверждающая себя в качестве единственного образца одобряемого сверху типа мышления.

То есть определенному виду политического режима соответствует и определенная модель объяснения реальности.

Изобретение, производство и внедрение систематизированной и де-факто государственной идеологии становится отдельной «индустрией», в которую вовлечены школы и вузы, телевидение, пресса и интернет, учителя и преподаватели университетов, министерство просвещения и министерство науки и высшего образования, Русская православная церковь и Министерство культуры. «Смысловые» ведомства становятся серьезным подспорьем силовым органам (или наоборот). Монополия государства власти на насилие дополняется монополией на формулирование, производство и внедрение идеологии.

Одним из исторических истоков мировоззренченского дискурса сегодняшней власти — пусть она об этом и не подозревает — была идеология русских националистов 1960-1970-х.

...и маршалы великие его

Номер 12 журнала «Молодая гвардия» за 1968 год. Трогательная, вполне шестидесятническая мирная картинка на обложке: на фоне то ли уходящей, то прибывающей электрички бодрая молодая пара, закинув лыжи на плечи, отправляется на прогулку в лес. Видно, что вся платформа полна таких же оптимистических молодых людей. Ничто не предвещает угрюмого и надрывного национал-патриотического дискурса. Однако именно в этом номере были опубликованы стихи Феликса Чуева, ставшие знаменитыми: «Пусть, кто войдет, почувствует зависимость // от Родины, от русского всего. // Там посредине — наш Генералиссимус // и маршалы великие его».

Поэт и писатель «патриотического» направления описал в этом стихотворении музей своей мечты. Не то чтобы его мечты реализовались, потому что даже в нынешние времена Сталина в официальном дискурсе не больше, чем в конце 1960-х, когда при «бархатной ресталинизации» генералиссимуса вводили в общественное сознание все-таки очень аккуратными и малыми дозами, но Музей Победы на Поклонной горе воткнул букву Z в свой логотип — он теперь Муzей Победы. И есть в музее такая программа — Zаветам Vерны. Это коверканье исторической правды и смыслового ряда столь же цинично, как и использование образа Сталина для оправдания своей исключительности и права диктовать другим нациям, как им жить.

Симптоматично, что это музей не войны, а именно Победы — то есть в фокусе мемориализации не жертвы, а некие триумфально шествовавшие победители. Само музейное пространство — дорогое, современное, вполне привлекательное для жителей и гостей столицы, приспособленное для того, чтобы внедрять в сознание посетителей, особенно из младшего поколения, мысль о преемственности нынешней «спецоперации» по отношению к Великой Отечественной. Это важнейший элемент сегодняшней идеологии и пропаганды.

В сущности, новым идеологам, изобретателям «ДНК России» и курса «Основы российской государственности» и придумывать ничего не надо — настолько емкой является поэтическая формула Чуева. И настолько обширным наследие идеологов русской исключительности былых времен.

Под знаменем марксизма

Обладатели этого самого «ДНК», намекающего на особый, даже в генетическом смысле, путь России, едва ли в поисках оправдания идеологемы «государство-цивилизация» и идеи «русского мира» (кстати, тогда уж писать его надо было бы в старой орфографии — «мip») обращаются к наследию славянофилов, поборников «русской идеи» или националистического движения («Русской партии») в годы поздней советской власти. Но интуитивно они почти буквально повторяют тезисы и аргументацию своих предшественников. Хотя бы из той же «Молодой гвардии» конца 1960-х, чей националистический уклон показался даже надзирающему за идеологической чистотой Центральному комитету чрезмерным: соблюдая баланс, Старая площадь раздавала всем сестрам по серьгам.

Из «Молодой гвардии» за мощнейший залп националистической публицистики в назидание другим мягко перевели в журнал «Вокруг света» главного редактора Анатолия Никонова. Серьезные разговоры в ЦК КПСС, в том числе в кабинете Михаила Суслова, ждали чересчур усердного в своем ортодоксальном сталинизме главного редактора «Октября» Всеволода Кочетова (роман «Чего же ты хочешь?» вызвал дикий скандал, который включал в себя и оторопь либеральной интеллигенции, которой не следовало бы давать повод для фрустрации и уж тем более ядовитой иронии).

Александра Твардовского уже никуда не вызывали, а просто методом последовательной травли редакции завершили затянувшийся период существования главного источника подцензурного либерализма — «Нового мира». Никто не наказал Анатолия Сафронова, главного редактора «Огонька», беспроблемно сочетавшего в своих взглядах на мир и русский национализм, и ретроградный сталинизм, когда в 1969-м он опубликовал «письмо 11-ти» писателей-националистов против «Нового мира». Пусть в позиции неформальной «Русской партии» националистический уклон выбивался из канона марксизма-ленинизма, органически «истеблишментарная правая» (так определил это течение историк Александр Янов) была гораздо ближе кремлевским и лубянским вождям, чем любые либеральные и «космополитические» веяния.

В разговоре со мной в начале 1990-х близкий сотрудник Твардовского в «Новом мире» Юрий Буртин исчерпывающе объяснил суть событий второй половины 1960-х: «Главный противник „Нового мира“ виделся в то время в виде откровенного сталинистского реставраторства… Чем дальше шло мирное время, тем слабее становилась главная опора системы — официальный марксизм. Ее надо было не заменить, а дополнить, достроить. Такой дополнительной опорой становилась государственно-патриотическая идеология, представителями которой как раз и были „Молодая гвардия“, а потом и „Наш современник“. Сильно в обиду их никогда не давали… „Новый мир“ был выразителем антитоталитаристской линии, „Молодая гвардия“ стала одной из форм охранительства, удержания системы, придания ей дополнительной убедительности». (Юрий Буртин. Полнота и фатальность истории. Интервью журналиста Андрея Колесникова. «Время и мы», 1990, № 11, с. 185.)

И надо признать, перевес в тиражах и в распространении у формально прикрытого ширмой марксизма русского национализма был значительным. (Впрочем, марксистской ортодоксией прикрывался и либерализм.) Тиражи националистических изданий, хотя журналы и газеты этого направления время от времени одергивали из ЦК, не ограничивались. Подписка же на «Новый мир» была запрещена в ряде регионов и в армии — тираж едва переваливал за 200 тысяч экземпляров. Тираж «Молодой гвардии» был немногим больше. Но у «Русской партии» в запасе были некоторые региональные толстые журналы, почти трехмиллионный «Огонек», газеты «Советская Россия» и «Литературная Россия», «Роман-газета», журналы «Москва», «Наш современник», «Советский Союз» (с «автоматчиком партии» Николаем Грибачевым во главе); в разные периоды — поддержка, а то и фактическое неформальное руководство в лице, например, Сергея Павлова, первого секретаря ЦК ВЛКСМ; Юрия Мелентьева, выходца из издательства «Молодая гвардия», заведующего сектором печати ЦК ВЛКСМ (комсомол был убежищем национал-патриотов), замзава отдела культуры ЦК КПСС, министра культуры РСФСР; Дмитрия Полянского, члена Политбюро; Бориса Стукалина, председателя Комитета по печати, заведующего отделом пропаганды ЦК.

Мещанин во крестьянстве

С 1967 года журнал «Молодая гвардия» последовательно публиковал серию статей, в которых, хотя и в запальчивом и хаотическом виде, была представлена идеология русского национализма и национал-империализма. Корни нынешней государственной идеологии, находящейся в стадии систематизации, растут в том числе и оттуда.

Хотя чего нет в сегодняшнем идеологическом официальном дискурсе (за редкими исключениями), так это антисемитизма. Впрочем, разница между тогдашними «космополитами» и «сионистами» и сегодняшними «национал-предателями» и «иностранными агентами» невелика — все они идут против «традиционных российских духовно-нравственных ценностей» и подрывают «суверенитет» страны, представляя агентов заговора Запада против России. Сегодня им необязательно быть евреями по национальности.

Классикой жанра по праву считаются статьи публицистов и писателей Михала Лобанова и Виктора Чалмаева. Преемственность между тогдашними идеологемами и сегодняшними просматривается, например, в высказываниях самого Чалмаева, который дожил до почтенного возраста и успел назвать Украину «недогосударством».

Статью Лобанова, опубликованную в апрельской книжке «Молодой гвардии» за 1968 год, можно считать программной. Называлась она «Просвещенное мещанство»: в самом названии обозначен объект критики, противник «Русской партии», носитель главной опасности для того, что потом назовут широким словосочетанием «русский мир» — современный городской образованный человек. Представитель того слоя, нарождавшегося среднего класса и потенциального носителя буржуазных потребительских ценностей, который Александр Солженицын чуть позже назовет «образованщиной» — естественно, от слова «образование». В сущности, если говорить о конкретно-историческом контексте, статьи оказались реакцией националистов на объективные процессы, происходившие в советском обществе, где еще в начале 1960-х численность городского населения превысила численность сельских жителей. И несмотря на изоляцию Советского Союза, в него проникали образцы западной элитарной, политической, потребительской и массовой культуры.

В некотором смысле советский проект, благодаря оттепели и изменению структуры экономики, постепенно объективным образом втягивался в нарождавшуюся глобализацию. Не случайно именно в конце 1960-х и в США, и европейских странах, например, в ФРГ, и в СССР задумались о прагматизации отношений двух систем, что в результате обернулось — ко взаимной пользе — разрядкой, детантом.

Эти тренды естественным образом спровоцировали активную негативную реакцию как сталинистов (журнал «Октябрь»), так и «Русской партии» (это зонтичное понятие охватывает журналы, газеты; Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры; диссидентскую, несистемную, ветвь националистов, но и сторонников национализма на разных этажах власти, включая, например, Минкульт РСФСР, аппарат ЦК ВЛКСМ и ЦК КПСС). Отчасти «почвенники» от имени общинного, близкого к природе и земле сознания и образа жизни русского крестьянства (иногда выдуманного, иногда реального, в том числе отраженного в «деревенской прозе») выступали против наступления городской, все унифицирующей, «бездушной» цивилизации, которая в значительной степени ассоциировалась с Западом. А у кого-то из националистов, кто сознательно оказывался вне системы — и с марксистской властью.

Это было известное уже в течение многих десятилетий не только в России, но и во многих странах мира, переживавших модернизацию, урбанизацию и демографический переход, противостояние общинного сознания (Gemeinschaft) и общественного (Gesellschaft). Но в России конфликт отягощался тяжелым историческим наследием деспотизма, имперским сознанием, неприятием «инородцев», либеральных ценностей и его носителей, которых «Русская партия» неизменно относила к евреям. 

Антиамериканизм духа

В статьях Лобанова и Чалмаева позиция «почвенников» приобретала не то чтобы системный вид, но отдельные пассажи действительно выражали сущность великодержавной шовинистической идеологии, не без оснований претендовавшей на сращивание с официальной версией марксизма-ленинизма. (Что соответствовало или не соответствовало ей, определяли всякий раз ad hoc ответственные за формирование идеологии лица, в том числе ее верховный жрец Михаил Суслов.)

Враг русского патриота — мещанин, думающий только о мирском. Такой человек не способен к любви к Родине. По Лобанову, начавшему статью с жесткой и симптоматичной отповеди Булату Окуджаве (враг сразу четко маркирован образцом имени и фамилии, носителем ненавистной либеральной культуры), это выглядело так: «У мещанства мини-язык, мини-мысль, мини-чувство — все мини. И Родина для них — мини. И дружба народов (книксен в адрес официальной марксистско-ленинской доктрины. — А. К.) — тоже. Только разлагатели национального духа народов могут не желать этой дружбы».

Далее: «Нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия. Это равносильно параличу для творческого гения народа… Рано или поздно смертельно столкнутся между собой эти две непримиримые силы: нравственная самобытность и американизм духа».

Нетрудно заметить, что и сегодняшние идеологи, и те, кто окормляют нацию речами о сути «спецоперации» и гибридной войны Запада против России, почти буквально воспроизводят последний из процитированных тезисов Лобанова. И не случайно источником беды объявлялся «американизм» — что более чем полвека тому назад, что сейчас все зло для национал-империалистов (позволю себе ввести в оборот этот термин) идет именно из-за океана.

На серию «молодогвардейских» статей из противоположного лагеря ответил «Новый мир» статьей Александра Дементьева, формально еще в 1966-м насильственно удаленного из замов Твардовского, но остававшегося для главного редактора очень важным помощником и советчиком. Статья вышла в третьем номере за 1969 год (из-за цензурных задержек книжка ушла подписчикам в июне). Название — «О традициях и народности» — не выбивалось из ряда литературной публицистики тех лет. Дементьев умел осторожно и осмотрительно выступить с отполированных марксистско-ленинских позиций (за что получил множество отнюдь не лестных характеристик от Солженицына в книге «Бодался теленок с дубом») — и здесь он, призвав на помощь официальный советский дискурс, бросил умелый взгляд на хаотическую писанину национал-патриотов.

А в редакции давно понимали, с кем имеют дело — в декабре 1968-го заместитель Твардовского Алексей Кондратович записал в дневнике: «У нас шовинизм под вывеской советского патриотизма стал официальной идеологией. Не шовинист — космополит — враг». (Алексей Кондратович. Новомирский дневник. 1967-1970. М., Советский писатель, 1991, с. 337.)

Здесь уместны пространные цитаты из Александра Дементьева, поскольку они демонстрируют не столько технику литературного критика-марксиста, сколько предъявляют отобранные автором ключевые тезисы «Русской партии», в полной мере работающие и сейчас, в текущей версии доминирующей идеологии: «В статьях нашего критика Россия и Запад в прошлом и настоящем противопоставлены друг другу не менее резко, чем в публицистике славянофилов и почвенников. Россия, как тысячелетний организм, сохранила свою духовную красоту и под татарским игом, и под натиском буржуазной морали, чистогана, бездушия, рационализма; Запад же стал „благоустроенным муравейником“, где царит новое варварство, мещанство, дешевая проституированная культура, власть сытости, куска, комфорта, где душа стала синонимом желудка. „Ведь есть же в сердце России, — пишет В. Чалмаев, — тот заветный ключ, родник, который незаметно, но непрерывно рождает кристально-чистый, светоносный поток идей, чувств, так необходимых в ХХ веке, когда Запад уже задыхался от бездушия, избытка ненависти, рационализма мещан, культа толпы, террора безнравственного общественного мнения, созидаемого продажной прессой“».

И далее: «В. Чалмаев говорит о России и Западе скорее языком славянофильского мессианства, чем языком наших современников (это важнейшее замечание Дементьева, актуальное в 2023 году в не меньшей степени, чем в 1969-м. — А. К.). <…> В статьях В. Чалмаева понятия «Россия» и «Запад» носят внеисторический и асоциальный характер. Он знает лишь вечную, тысячелетнюю и единую Россию и «мелководную Европу», «бездушную Америку», «аккуратную Данию» и т. п. В России, по его мнению, даже капиталисты являлись носителями «общерусского неприятия капитализма» и «общенационального протеста» против буржуазного благоденствия, на Западе же даже трудовой народ превратился в «толпу», живущую утробными интересам и погруженную в болото мещанства. «Капитал, — пишет В. Чалмаев, — неумолимо превращает народ как духовный организм в арифметическую сумму стандартных лиц, в толпу одиночек, помышляющих только о простеньких бытовых потребностях».

Отсюда уже один шаг до национального высокомерия и кичливости, до идеи национальной исключительности и превосходства русской нации над всеми другими, до идеологии, которая несовместима с пролетарским интернационализмом». (Дементьев, А. О традициях и народности. «Новый мир», 1969, № 3.)

«Автоматчики партии» ответили «Новому миру» в «Огоньке» манифестом за подписью одиннадцати писателей-«почвенников» под названием «Против чего выступает «Новый мир»». (Против чего выступает «Новый мир»? «Огонек», 1969, № 30.)

Тут уже было все серьезно — линия журнала Твардовского была названа «космополитической». Кондратович записал в дневнике: «Вот и космополитизм воскрес. Здрасьте, давно не виделись… Все. Обвинительное обвинение готово. По образцам известным. Век живи — век жди — повторений.

А далеко мы отходим — к Сталину».

В своих рабочих дневниках Александр Твардовский называет манифест национал-империалистов «фашиствующим», «мужиковствующим». Главный редактор предполагает, что руководящий и направляющий ЦК отнесется к инциденту «по признаку срединности», то есть попытается уязвить и пожурить обе стороны. Так оно и случилось — с той поправкой, что в результате было уничтожено именно либеральное, а не шовинистическое гнездо. Почти трехмиллионный «Огонек» против журнала, «доступного лишь верхушечной интеллигенции», пишет Твардовский, — хорошая реклама толстому журналу. А «осторожный, диванный» Дементьев вдруг стал популярнейшим именем «для художественной интеллигенции мира». (Александр Твардовский. Новомирский дневник. Том второй 1967-1970, М., ПРОЗАиК., 2009, с. 354.)

Это была настоящая война.

Анатолий Софронов возглавлял «Огонек» уже 16 лет, но до той поры чрезмерной или открытой русофилией журнал не отличался — разве что на его страницах под бесцветными оптимистическими очерками мелькали фамилии видных или начинающих авторов из неформальной националистической «партии»: главный редактор просто давал им возможность подзаработать. А здесь он совершил политический камингаут, вспомнив былое — карьеру после войны он строил на борьбе с «космополитами». (Софронов на партийном собрании писателей Москвы 12 февраля 1949 года: «Безродные космополиты насаждали в нашей печати идеологию буржуазного Запада, раболепие перед иностранщиной, отравляли здоровую атмосферу советского искусства гнилым запахом буржуазного ура-космополитизма, эстетства и барского снобизма».)

На этой стадии в конфликт был вынужден вмешаться будущий архитектор перестройки и сочувствовавший в то время «Новому миру» Александр Яковлев, и. о. заведующего отделом пропаганды ЦК. Он как раз пошел по пути упомянутой «срединности». Разумеется, конфликт купировал лично главный идеолог партии Михаил Суслов: разрешение «Новому миру» на ответ дали с большим скрипом, и оно проскочило в уже сверстанном номере журнала буквально чудом.

«Новый мир» был разгромлен в начале 1970 года. Как и разрушенным оказалось здоровье Твардовского. Но даже тогда не могли угомониться «патриоты». Один из самых махровых шовинистов и антисемитов из их команды Сергей Семанов в августовском номере «Молодой гвардии» за тот же 1970 год уязвлял уже разгромленный противоположный лагерь и спекулировал на идее единства народа и государства (она тоже обрела вторую жизнь в сегодняшних обстоятельствах).

Фрагменты из его статьи можно почти без купюр и с небольшими заменами терминов помещать в речи руководителей сегодняшней России: «Конечно, кое-кто хотел бы нарушить это органическое единство нашего народа с нашим социалистическим государством. Ну что ж, известно, откуда звучат эти вкрадчивые „голоса“. Темные силы мира настойчиво пытаются любыми способами ослабить наше государство, посеять рознь и вражду среди советских народов. Вот почему монолитность нашего многонационального Отечества и дружбу наших народов надобно хранить и оберегать как зеницу ока». (Сергей Семанов. О ценностях относительных и вечных. Молодая гвардия, 1970, № 8.) Без казенных апелляций к дружбе народов национал-империалисты, несмотря уже состоявшуюся победу над либералами, все равно не могли обойтись.

В самом конце 1970 года ЦК подвел черту под дискуссией — в недрах его идеологических подразделений с подачи и при участии Александра Яковлева, направившего в секретариат ЦК письма граждан, возмущенных сталинистским креном шовинистической печати, была подготовлена статья за нарочито нейтральной подписью В. Иванов, что лишь подчеркивало установочный характер многословного и полного цитат из классиков текста. В статье для равновесия был нанесен удар и по либеральному лагеру — опять же на примере статьи Дементьева, но досталось, причем в гораздо более жестких выражениях, и Чалмаеву, и Семанову. (В. Иванов. Социализм и культурное наследие. Коммунист, 1970, № 17.)

Go to Canada, go!

Тем не менее, остановить «почвенников», сохранивших позиции в официозных медиа и официальных структурах при наличии высоких покровителей на разных этажах и в разных подъездах власти, было невозможно. Их одернули, но не тронули всерьез. Подчинили и отчасти поставили на службу своим целям — национал-империалисты были полезны в борьбе с остатками либеральной фронды. Как полезной была их доктрина, предполагавшая, по определению историка Александра Янова, «перенесение борьбы с „социализма“ и „капитализма“ в сферу противостояния духа: русского и буржуазного, воплощенного в „американизме“», а также «противопоставление русского народа „дипломированной массе“, „космополитическому“ мещанству» и в то же время «признание советской власти потенциально русской по духу». (А. Янов. Русская идея и 2000-й год. «Нева», 1990, № 10, с. 160.) Сталинизм в этих кругах превосходным образом уживался с национализмом и «черносотенством». Эта связка была очевидна для многих современников тогдашних событий, которые маркировали национал-сталинистов словом «черносотенцы». (Николай Митрохин. Русская партия. Движение русских националистов в СССР 1953-1985. М., «Новое литературное обозрение», 2003, с. 339.)

По словам Александра Яковлева, пытавшегося изнутри системы хотя бы как-то способствовать сохранению идеологического баланса, «аппарат партии постепенно терял контроль над духовной жизнью общества. Он метался — то громил, то уговаривал, то подкупал». И тогда уже сам Александр Николаевич, вынужденно занимавший «срединную» позицию в 1969-м и в 1970-м, в личном качестве, но с использованием своего высокого аппаратного положения, в 1972 году выступил против «Русской партии» — под своей фамилией, без согласования с начальством и не в «Правде» или «Коммунисте», а в «Литературной газете». (А. Яковлев. Против антиисторизма. «Литературная газета», 1972, 15 ноября.)

В то время Яковлев работал в неутвержденном качестве руководителем отдела пропаганды (все четыре года на этой позиции в статусе и. о.). Публикация статьи была заведомо опасным делом: Александр Николаевич показал текст лишь более или менее либерально настроенным сотрудникам ЦК, включая помощника Брежнева Андрея Александрова-Агентова, главреда «Комсомолки» Бориса Панкина, но и секретаря ЦК Петра Демичева. Последний не возражал против содержания статьи, однако сомневался насчет возможности публикации. Многоопытный главред «Литературки», этого «Гайд-парка при социализме», Александр Чаковский, публикуя статью, предположил, что автора после публикации уволят. Яковлев писал в своих мемуарах: «Моя статья, как и статья Дементьева (и статья в „Коммунисте“. — А. К.), была выдержана в стиле марксистской фразеологии. Я обильно ссылался на Маркса и Ленина, и все ради одной идеи — предупредить общество о нарастающей опасности великодержавного шовинизма, агрессивного местного национализма и антисемитизма… Вот тогда я и заработал кличку „русофоба“». (Александр Яковлев. Сумерки. М., «Материк», 2005, с. 341.)

Вот характерные фрагменты из этой статьи: «В книге М. Лобанова мы сталкиваемся с давно набившими оскомину рассуждениями „о загадке России“, о „тяжелом кресте национального самосознания“, о „тайне народа, его безмолвной мудрости“, „зове природной цельности“ и в противовес этому — о „разлагателях национального духа“. В рассуждениях этих нет и грана конкретно-исторического анализа. Нет понимания элементарного — того, что „национальное чувство“, „национальный дух“ декабристов и Николая I, Чернышевского и Каткова, Плеханова и Победоносцева несовместимы, что в классовом обществе нет и не может быть единого для всех „национального самосознания“».

Яковлев позволил себе иронию: «А пока один тоскует по храмам и крестам, другой заливается плачем по лошадям, третий голосит по петухам».

Попытка баланса: «Говоря о решительном неприятии юродствования по поводу „мужицких истоков“, мы столь же категорически осуждаем космополитическое небрежение народными традициями. Наш спор со сторонниками социальной патриархальщины не означает нигилистического отношения к культурному наследию народов».

Еще один аккуратный балансирующий пассаж: «Итак, две крайности. Если в одном случае научно-технический прогресс абсолютизируется, рассматривается с внеклассовых, „всечеловеческих“ позиций, а руководящим классом общества объявляется интеллигенция, то во втором и научно-техническая революция, и интеллигенция независимо от их социальной природы предаются анафеме. При кажущейся полярности позиций, отмеченных глобальным космополитизмом в первом случае и национальной узостью — во втором, их роднит равно метафизический подход к сложным явлениям и тенденциям».

И снова атака на «Русскую партию»: «Мотивы „неопочвенничества“ не так уж безобидны, как может показаться при поверхностном размышлении. Если внимательно вглядеться в нашу жизнь, проанализировать динамику социально-экономических и нравственно-психологических сдвигов в обществе, то неизбежным будет вывод: общественное развитие отнюдь не стерло и не могло стереть четких граней, разделяющих национальное и националистическое, патриотическое и шовинистическое».

Факт публикации, скорее, удивил высшее руководство, чем вызвал возмущение. По крайней мере, так казалось поначалу, когда Яковлев имел беседы с высшими руководителями, включая Брежнева, который пожурил подчиненного за то, что не согласовал статью с ним, но сообщил, что санкций не будет. Однако осадок остался. Вопрос каким-то образом был вынесен на Политбюро, активную роль в отставке Яковлева сыграл Полянский, покровитель национал-патриотов. Суслов промолчал, Демичев сделал вид, что статью не читал.

Александр Яковлев был назначен послом в Канаду, где и провел в ссылке в «золотой клетке» последующие 10 лет.